Глава 12

Я превзошла саму себя. К концу рабочей недели моё имя в списке переместилось на девятое место, отчего на лице миссис Вордвел появилась кривая улыбка. Чувствую я себя отлично — чёрт, да я просто летаю — хотя сегодня потянула спину и теперь не могу наклоняться. Но в этом нет ничего страшного, в воскресенье я отдохну и буду готова занять место человека на восьмой позиции. Однако время бежит, и нам остаётся собрать голубику только с западного поля — после этого рабочий сезон закончится. Затем мы с Нелл вернёмся в старую, богом забытую старшую школу, а она тот ещё отстой, да и все учителя давно потеряли интерес к работе. Я бы бросила учёбу, если бы Мэгс живьём не сняла с меня кожу. И уверена, что маме будет наплевать, если я буду работать полный рабочий день вместо учёбы.

Подъехав к дому, мы замечаем, что к нему приставлена лестница. С обшивочных досок вплоть до окон второго этажа соскребли старую жёлтую краску. Мэгс паркуется, и из-за угла дома выходит Хант в потрёпанной футболке и кепке. Он машет нам рукой и, подняв лестницу, уносит её за дом.

— Видимо, твоя мама действительно всю плешь ему проела, — Мэгс ухмыляется Нелл. — Он давно уже работает.

Я подхожу к убранной лестнице, массируя больную спину.

— Ты правда взял отгул?

Хант очищает доски от старого слоя краски, которую я помню с детства.

— Только полдня.

— И какого же цвета теперь будет дом?

— Ну, я думал о жёлтом.

Я усмехаюсь и наблюдаю за работой Ханта, ковыряя носком ошмётки краски в траве.

— Слушай, мы поедем к Годро за ужином. Может, хочешь что-нибудь?

— Я уже уеду, но всё равно спасибо.

— Ты пожалеешь. Там продаются лучшие жареные моллюски во всём городе.

— Я думал, что ты ешь только хлопья и пьёшь газировку.

— Нет, ещё я ем жареное.

Приняв душ, мы с Мэгс оставляем маме записку, поясняя, что купим ей ведёрко креветок, и направляемся к трейлеру за Нелл.

Жалко, что мы не часто сюда приходим, учитывая, что до него рукой подать. Мы с девчонками постоянно проводили время в трейлере в детстве, тогда у Либби были короткие волосы и добрые манеры. По крайней мере, я не припоминаю её другой. Однажды она разрешила нам поиграть с игрушкой, в которой можно было делать мороженое, — её подарили ещё маме и Либби, когда они были детьми. Из неё повсюду растекалась жидкая красная масса, но Либби только смеялась и не мешала нам разводить бардак.

Мэгс стучится и открывает дверь. Обстановка не изменилась: виниловый обеденный столик с табуретками на кухне, фотография малышки Нелл в рамке, размещённая на стене, и диван, покрытый простынёй, закрывающей прорехи, сделанные их старым котом Тигром.

— Нелли. — Либби выглядывает из кухни, даже не здороваясь с нами. Она помешана на рукавицах — вяжет их круглый год. Видимо, это её успокаивает. В итоге, у нас оказывается много ненужных пар, которые она отдаёт в благотворительный фонд «Одежда для детей» каждый декабрь.

Нелл машет нам из своей комнаты в глубине коридора, внутри которой полный переполох: косметика и кисти разбросаны перед зеркалом, полки забиты потрёпанными книгами по косметологии, а рядом с ними расположилась серия книг «Клуб нянь» и «Детишки из коробки». Над кроватью Нелл до сих пор прикреплены бело-розовые цветы, которые она сделала из тонкой бумаги в шестом классе. А на стене вокруг них она приклеила кучу фотографий Джеймса Дина в виде коллажа. Все они разных размеров, некоторые цветные, некоторые чёрно-белые: Джимми склоняется через мотоциклетный руль, прогуливается по городу в чёрном пальто, ухмыляясь с сигаретой во рту. Видимо, Либби решила, что будет лучше, если Нелл влюбится в мёртвого парня, ведь вероятность того, что он полезет к Нелл через окно ночью, нулевая.

Нелл застёгивает последние пуговицы на безрукавной кружевной рубашке и сутулится, растянув материал.

— Я купила её в секонд-хенде Twice Is Nice. Не думаете, что она тесная в груди?

— Нет, довольно милая. — Я тянусь к керамической тарелке, стоящей на её туалетном столике, и передаю Нелл жемчужные гвоздики, стараясь не дотронуться до подвески с масками, как до угря. — Вот эти. Однозначно.

Либби смотрит на нас сквозь очки, когда мы проходим мимо.

— Нелл. Возьми свой телефон. И надень свитер.

— Жарко же.

Я чувствую, как стучит сердце.

— Иди за свитером. — Она откладывает спицы. — Можешь взять мой кардиган с маленькими жемчужными пуговицами.

Лицо Нелл озаряется.

— Хорошо.

Она возвращается назад, а нам с Мэгс становится не по себе. Когда мне было восемь лет, мы делали мороженое на кухне, и я бы никогда не подумала, что однажды буду испытывать здесь такое неудобство.

Либби переводит взгляд на телевизор.

— Она должна быть дома к половине девятого.

Половина девятого? Серьёзно? Ультиматум девушке, которой исполняется девятнадцать в ноябре? Я представляю сладко спящую Либби, видящую самовлюблённые сны и даже не подозревающую, что её дочь полностью раздета, догола. Меня начинает подташнивать:

— Мы едем за ужином, сразу же вернёмся.

— Такое я уже слышала. Потом вы исчезнете втроём до полуночи.

Но этого никогда не было. По крайне мере, втроём мы такое никогда не проделывали. Мэгс вздыхает, говоря Либби взглядом: «Как же ты меня достала».

Как же хорошо сидеть в машине Мэгс с опущенными окнами и чувствовать себя свободной. Мы сигналим проезжающей мимо маме, её проржавевшая Субару снова сжигает бензин на дороге. Сквозь зеркало я наблюдаю, как она съезжает на подъездную дорожку и идёт к дому посмотреть на проделанную Хантом работу.

У Годро полнейшее сумасшествие — люди понимают, что скоро лето закончится. Ко Дню Труда окна выдачи заказов закроются, и рекламные щиты будут расписаны фразами «Спасибо за ещё один сезон!»

Открывается задняя дверь кафе, и я узнаю мигранта с полей в переднике, вытряхивающего мусор в бак. Должно быть, мистер Годро платит им незаконно за помощь на кухне. Ха, семейный бизнес значит.

— Закажешь мне, хорошо? — Я отдаю Мэгс десятку, чтобы она не выносила мне мозг.

Я сижу за пустым столиком, наблюдая, как мигранты завязывают мешки с мусором, и размышляю, как же ужасно собирать голубику целый день, а потом пахать здесь до закрытия. Вдруг рядом со мной кто-то садится.

Шэй. Я шокирована тем, что забыла, как он выглядит за пределами работы: его волосы влажные от недавно принятого душа, а приятная белая рубашка-поло намного лучше тех, что носят парни в будние дни. Ну это же Шэй. Он покупает кроссовки только нужной марки и постоянно пытается выжать максимальную скорость на своем мотоцикле «Кавасаки Ниндзя 300». Я цепенею под взглядом его львиных глаз.

— Мои поздравления.

Я хмурюсь.

— Что?

Он кладёт между нами брошюру. Узнав в ней брошюру Пляжного Фестиваля, всё моё приподнятое настроение вмиг пропадает. Миссис Хартвел, видимо, очень спешила с её публикацией.

На обложке напечатаны крючковатые надписи и фотографии с прошлогоднего фестиваля: корова Гернси, выигравшая голубую ленту на конкурсе домашнего скота, блюда с лобстерами и дети на карусели. По ладоням Шэя можно заметить, что он много работает.

— Я слышал про тебя, но до последнего не верил. — Он пролистывает брошюру, остановившись на двенадцатой станице.

Выражение моего лица не меняется, но чувство стыда как никогда горчит, стоит мне взглянуть на хмурую блондинку рядом с глупым вымышленным описанием — Дарси планирует путешествовать — как я жалею, что не ушла с конкурса красоты. Теперь все знают. И хуже всего, что знает Шэй.

Он пододвигается ближе ко мне. От него пахнет кремом для бритья и мятной жвачкой, которую он, скорее всего, выплюнул перед тем, как подойти ко мне. Шэй дразняще ведёт себя, как будто есть какая-то шутка, понятная только нам.

— Ну они понимают, с кем связались? О твоей репутации уже должны знать в округе Хэнкок. А около развалившейся дыры, в которой ты живёшь, нужно было давно повесить знак.

Шэй живет с отцом и его девушкой в малюсеньком модульном доме на Мерилл Авеню, перед которым стоят старомодные декоративные садовые шары. Так что я не понимаю, кем он себя возомнил. Складывают руки на груди и смотрю перед собой.

Шэй ненадолго замолкает.

— Почему я от тебя так ничего и не слышал? — Я изучаю взглядом пятна на тротуаре и краешек упаковки из-под кетчупа около ножки столика. — А? Я думал, ты позвонишь.

Обычно я бы ответила, что «Телефоны работают в обоих направлениях», но, кажется, что настоящая я спряталась куда-то подальше и видна только проблесками. Шэй протягивает руку, пытаясь проявить нежность, и поглаживает мои волосы. Я отстраняюсь от него. Шэй не двигается, устремив на меня пронзительный взгляд, как будто пытаясь увидеть меня насквозь. Желваки на его челюсти двигаются, он раздражённо хрипит и наклоняется к моему уху:

— Можешь забраться на сцену, надеть красивое платье и наговорить милых вещей, пытаясь понравиться людям. Но я буду там, зная, что поимел тебя. А для этого мне и стараться не пришлось. Также, как и многим парням. Никто не даст корону дрянной шлюхе, которая напивается так сильно каждые выходные, что не знает, на чьём заднем сиденье оказывается.

Слова повисают в воздухе. Изнутри меня начинает пробиваться огонь, наполняя все моё тело — я вспоминаю, кто я такая, поворачиваюсь к Шэю и говорю ему прямо в лицо:

— Я надеру тебе задницу в понедельник.

Шэй фыркает, откидываясь назад.

— Что?

— Ты меня слышал. Я могу собрать больше тебя, и я это докажу.

Он смеётся, но я не обращаю на него никакого внимания, ведь снова уверенно стою на ногах.

— Ты правда уверена, что станешь лучшим работником.

— Нет. Но буду им, когда обойду тебя.

Сквозь толпу к нам идёт Нелл, хмурясь до такой степени, что становится сама на себя не похожей. Она берёт меня за руку.

— Нам пора.

Продолжая смеяться, Шэй обращается к Нелл:

— Подожди-ка...

— Не говори с ней. — Нелл задерживает сосредоточенный взгляд на Шэе, как будто призывая его продолжить фразу. Он молчит и продолжает ухмыляться, но, видимо, ему интересней наблюдать за горяченькой девчонкой, затыкающей его рот.