Изменить стиль страницы

Без пятнадцати шесть открывается входная дверь, и на кухню входит Либби. Скорее всего, она пришла в замешательство от того, что ужин ещё не готов и стол не накрыт. Она выглядывает из двери в гостиную.

— Где она?

Мэгс не оборачивается.

— Опаздывает.

В этот момент к дому подъезжает пикап Ханта. Мы выходим на кухню и наблюдаем, как мама выбирается с пассажирского сиденья.

— Где твоя машина? — накидывается на маму Либби, как только она открывает сетчатую дверь.

— На парковке у Данфорда. Хант считает, что стартер барахлит.

Мама кладёт свою потёртую кожаную сумку на столешницу и упирается руками в поясницу, которая болит у неё с тех пор, как они попали с папой в аварию на мотоцикле ещё до нашего рождения. Мама побывала в больнице, а мотоцикл отправился в салон Гэри, где, наверное, до сих пор ржавеет среди колымаг. Сейчас трудно представить двадцатилетнюю маму, крепко прижимающуюся к папе на крутом повороте. Когда мама возвращается с работы, она всегда выглядит обессиленной и бледной, как будто это не она, а её старая фотография, которая выцвела на солнце.

Я слышу, как на улице заводится машина.

— Он уезжает? Даже не пригласила его на ужин?

Мама открывает рот, а я говорю:

— Сейчас позову. — Под дождём сбегаю по ступеням и размахиваю руками в воздухе. — Эй!

Хант пытается отказаться, но я этого не позволяю: затаскиваю его в дом и ставлю к столу ещё один стул. На голову Ханта надета пыльная оранжевая кепка фирмы Husqvarna. Он снимает и сжимает её в руках, наблюдая за мамой. От дождя у него тёмные пятна на рубашке с коротким рукавом, капельки воды поблёскивают на его волосатых руках.

— Придётся немного подождать. Надеюсь, ты не возражаешь. — Мама вытирает руки о свои джинсы и выглядит как никогда растерянной. — Не уверена, что у нас есть...

— Сейчас и посмотрим. — Мэгс открывает холодильник. — Кукурузные початки? Дарси, иди возьми несколько. Нелл, сделай бургеры. Они у тебя хорошо получаются.

В этом году кукуруза выросла небольшой, и когда я снимаю с неё шелуху, вытаскиваю из початка несколько древесных жуков. Никто этого не заметит в отваренном виде. Мы с девчонками разделяем обязанности, пока Либби заваривает кофе и кидает в него кубики льда не сводя глаз с Ханта сквозь пар.

Бывало, что мама готовила Ханту еду у нас дома, но сегодня он впервые остался у нас на ужин. Кажется, что ему немного некомфортно сидеть за столом со сложенными на виниловую сервировочную салфетку руками. Может быть, это из-за того, что стул слишком низок для него. Я включаю радио, и начинаются новости, но вспомнив про Рианону, сразу выключаю приёмник. Не хочу, чтобы о ней говорили за столом.

Мясо шипит на сковороде. Мама наполняет кружку для себя и Ханта и прочищает горло.

— Наверное, нужно позвонить Гэри.

Хант согласно кивает.

— Чтобы избежать толкотни.

Мама смеётся, ведь все знают, что обычно Гэри просиживает около своего офиса на стуле с тростниковой сидушкой, потягивая из бутылки содовую, и болтает со своим механиком. И благодаря способности Ханта смешить маму, её щеки розовеют, и выражение лица приобретает счастливый вид.

— Пока не починят Субару, вы будете ездить вместе? — Губы Либби растягиваются в холодной улыбке. — Удобно.

Я ставлю на стол кетчуп и горчицу с такой силой, что салфетница подпрыгивает. Либби спрашивает у Ханта:

— Ты когда-нибудь подсчитывал, сколько стоит покрасить дом?

— Да, — он замолкает на мгновение. — Слишком много. Лучше я сам покрашу.

— Когда?

— Если хочешь, могу на следующей неделе.

— Хочу.

Её губы язвительно выгибаются в подобии улыбки. Я представляю, как ударяю её кулаком по лицу так сильно, что она откидывается назад на стуле, а её очки падают в маслёнку. Непонятно, где бы она жила, если бы не Хант и мама. Либби может позволить себе снимать трейлер с двумя спальнями на аптечную зарплату только с денежной помощью мамы и урезкой арендной платы от Ханта. На секунду наши глаза встречаются, и мне кажется, что Хант прочитал мои мысли, потому что он держит кружку на уровне своих губ, скрывая их таким образом.

— Либ, торопиться-то некуда, — мама хмурится, и между её бровями снова появляется складка в форме буквы V. — Это всего лишь краска. Он начнёт ремонт, когда посчитает необходимым. — Она отворачивается от Либби, когда Мэгс ставит на стол еду. — Вас отпустили сегодня пораньше?

Мы киваем. Нелл говорит:

— Приехали полицейские, — заметив наш с Мэгс взгляд, она широко распахивает глаза. — Ну... да, приезжали.

— Что они хотели?

Нелл бросает взгляд на нас и выпаливает:

— Они разговаривали с Вордвелами. Миссис Вордвел сказала: «О, Господи». — Она поджимает губы, но остальную фразу выплевывает, как кислую конфету. — Они и в лесу ещё ходили.

В этот момент можно даже услышать, как падает крупинка соли. Мама поворачивается ко мне.

— С тобой говорили?

Я была единственной из сборщиков голубики, кого допрашивали дважды, потому что не поверили с первого раза. Я отрицательно качаю головой.

— Может, они всё-таки её нашли. — Либби намазывает сливочное масло на кукурузу. — Или животные что-то раскопали.

— Вряд ли копы и поисковая группа не нашли бы её так близко к месту, где заметили следы огня. — Хант берёт кетчуп. — В газете писали, что больше не было никаких улик.

Кажется, что просто кто-то хотел скрыть от дороги свет костра, разведя его между камнями. Там нашли закопчённую литровую бутылку и парочку помятых пивных банок. А также большую сумку-почтальонку Рианоны, которая была болотного цвета до того, как попала в костёр. На ней были прицеплены несколько саркастичных значков. На одном из них до сих пор можно различить парочку соединённых вишен с надписью «Съешь меня».

Кусты голубики вокруг камней, подхватившие языки пламени, тлели под мелким дождём ранним утром. Вордвелы могли потерять половину урожая, если бы не пошёл дождь. Я сама это видела, работая бок о бок с остальными на поле на следующий день после исчезновения Рианоны. Наверное, её мама говорила и с Вордвелами, потому что как только Боб увидел ту самую сумку в пепле, сразу же позвонил в полицию.

— Нелли Роуз, я ничего не знаю. — Либби качает головой, а Нелл задирает подбородок. — Я же говорила, что не хочу, чтобы ты снова работала там. Паршивая это работа — проводить время с бродягами.

— Она этого не делает, — заступается Мэгс. — Она работает, а потом сразу же идёт домой.

Возможно, я не очень хотела работать на полях в этом году, но Нелл хотела. Для неё сбор голубики является единственным способом заработать собственные деньги, так как Либби заставляет её всё время посвящать учёбе. Ну, ещё и театру. Нелл страстно увлекается театром, так что нужно и для него отводить время. На её глаза наворачиваются слёзы, и Нелл часто моргает.

— Какая разница. Все прекрасно знают, что Фосс загуляла с один из мигрантов и довела себя до смерти. И однажды её найдут в реке Пенобскот, как и того парня, спрыгнувшего с моста прошлой зимой. — Обычно из реки достают по одной части тела за раз.

Мне не нравится испуганный взгляд на лице Нелл, который говорит: «Не запрещай мне туда ходить», и я решаю за неё заступиться.

— Это бессмысленно. Зачем Рианоне заводить интрижку с каким-то мигрантом? Она такой не была. И самому мигранту незачем разводить костер посреди поля. Для этого у них есть место у бараков.

— Может быть, он не хотел, чтобы остальные узнали о его делишках с шестнадцатилетней девчонкой. Есть законы, которые это запрещают. Малолетки не должны пить алкоголь и ругаться матом. — Либби бросает на меня холодный взгляд. — Хотя некоторых это не останавливает, да?

Мои ладони медленно сжимаются в кулаки. Мэгс и Нелл не поднимают взгляда от своих тарелок.

Хант прокашливается:

— Вот таким, — он откусывает, — и должен быть бургер.