Ну, или она так думала.

Пока он не пришёл.

Снова.

Её имя — Зара.

Его имя — символ, слишком сложный для восприятия её разума.

Она была возлюбленной целительницей расы, готовой умереть, чтобы другие могли жить.

Он был полубезумным богом-королём, который слишком часто пренебрегал теми, кто находился на его попечении.

Но в этот раз он пришёл другим.

В этот раз король Невидимых пришёл к ней как смертный мужчина.

— Меня это не устраивает, — рявкнула я, расхаживая туда-сюда перед газовым камином в гостиной «Книг и Сувениров Бэрронса». — Ты не можешь просто отрезать меня на этом моменте. Мне надо знать, как всё закончилось.

— Концы, начала, — сидевший на честерфильде Парень с Мечтательными Глазами пожал плечами, — одно и то же. Я предпочитаю середины. Второй акт неизбежно гарантирует, что вселенная оказывается божественно похерена.

Я раздражённо ткнула пальцем в его сторону.

— И это ещё одна из тех загадочных и бесполезных фраз, которыми ты бросался в меня с самого дня нашей встречи. Концы и начала — это не одно и то же.

«Хотя, — молча признаю я, — середины историй действительно печально славятся своими хреновыми ситуациями».

— Для тех, кто видит на большое расстояние, они одинаковы. Созидание разрушает. Разрушение созидает.

— Я не вижу на большое расстояние, — процедила я, расхаживая по одному из любимых ковров Бэрронса с таким рвением, что удивительно, как это я не выдрала из него клочки. — Я хочу знать чёртов конец. Каждую деталь. Что сделал король после того, как ты взял у меня третий дар? После того, как я сделала его смертным, и ты забрал его к Заре без меня? Что он сказал? Как отреагировала Зара? Что случилось? Они поцеловались?

— Ты такая же дьявольски раздражающая, как та писательница, мисс Монинг. Ты вечно хочешь знать больше.

— Я понятия не имею, кто такая мисс Монинг, и мне всё равно. Просто перескажи мне конец. А ещё лучше, возьми меня туда. Я хочу всё сама увидеть, — я не могла просеяться в мир Зары. Как только ПМГ оставил меня одну в книжном магазине, я сразу же попробовала и потерпела неудачу. В моей памяти навеки выгравировался последний образ короля Невидимых как смертного мужчины. Высокий, элегантный, глаза мерцают колоссальным интеллектом, бескрайней осознанностью и вечностью печали; он источал ту же чарующую и аддиктивную хищность, что и Иерихон Бэрронс.

— Родной мир Зары отныне и навеки вне досягаемости путешественников. Навсегда под запретом, по велению моего господина, особенно для всех королев фейри. Он изгнал меня перед тем, как захлопнулась дверь.

— Хочешь сказать, что даже ты не знаешь конец? — в ужасе воскликнула я.

— Конечно, знаю.

— Ну, ты не можешь оставить меня в неопределенности. Я заинтригована. Ты сказал, что дверь закрылась. Какая дверь? Это был дом Зары? Король остался внутри?

Он сверкнул лёгкой улыбкой.

— Я не обязан тебе никаким долгом, красавица.

Я нахмурилась в ответ.

— Ты обязан мне огромным долгом. Единственная причина, по которой ты свободен — это потому что я сделала короля Невидимых смертным. Он никогда не сможет призвать тебя и снова сделать частью себя. Благодаря мне, ты имеешь автономную жизнь и свою судьбу. Всё, что я хочу взамен всей твоей жизни как свободного человека — это всего лишь небольшое завершение чёртовой истории.

Сложив пальцы домиком, ПМГ изучал меня звёздными глазами, которые слишком тревожно напоминали мне отрешённый и наполненный галактиками взгляд короля.

— Ах, твоя способность видеть на большое расстояние не совсем сбита, — пробормотал он.

— Однажды ты станешь претендентом на силу короля, если её когда-либо будут передавать.

— Тема и мотив. Не люди назначают это миру своими историями, а сама материя вселенной. Время от времени один из вас мельком видит закономерность. Ваш Танцор был из таких. Вы называете таких людей гениями.

— Мне надо знать финал.

— Нужда — это опасная вещь.

— Жизнь вообще штука опасная.

— Ах, красавица, — сказал он. — Это ты опасная штука.

Я прищурилась и сказала очень тихо.

— Так и есть. Особенно когда мне не дают узнать финал. Я твоя королева. Я требую знать, что случилось с Зарой и её королём.

— Циклы. Вечно повторяются. Чем больше вещи меняются, тем больше они остаются прежними. Тебе лишь нужно посмотреть на вас с Бэрронсом, чтобы догадаться, как всё заканчивается. Если, конечно, что-либо когда-либо по-настоящему заканчивается, что в высшей степени спорно, — Парень с Мечтательными Глазами изобразил лёгкий насмешливый поклон и исчез.

Внезапно я тоже исчезла.

Вновь появившись, я тут же поняла, что я в Белом Особняке. Я уже была в данной комнате прежде — своеобразный огромный театр, но теперь эта комната стала бледной версией самой себя. Возвышенная платформа, на которой актеры исполняли свои драмы, была уже не золочёной и богато украшенной сценой, а сделанной из простого дерева. Алые шторы и ковры поблёкли и износились. Мерцающие люстры превратились в тусклые деревянные канделябры, некогда бархатные сиденья теперь сделались деревянными стульями из реек.

Белый Особняк был домом души Зары и короля, их любовь придавала ему форму. Без этой любви он стал всего лишь домом. С выключенным светом и холодным воздухом, лишённый страсти, лишённый их вечного присутствия.

Я двинулась вперёд и присела на один из шатких стульев в первом ряду. ПМГ никогда и ничего не делал просто так.

Мгновение спустя с потолка опустился старомодный экран проектора, развернувшийся и заполнивший собой сцену. Позади себя я услышала треск ожившего старого проектора, а воздух заполнился ароматом масляного попкорна. Я посмотрела вниз и обнаружила в своей руке упаковку мятных конфеток.

ПМГ — это реально нечто.

Фильм начал воспроизводиться, сначала белый экран с чёрной рамкой, затем появилась милая хижина на очаровательной поляне. В мире Зары была ночь, и за окнами её хижины плясали отсветы пламени.

— Полагаю, есть какая-то причина, по которой я здесь? — сухо произнёс Бэрронс позади меня.

Я запрокинула голову, улыбнулась ему и похлопала по сиденью рядом со мной.

— ПМГ перенёс тебя?

Он склонил голову набок.

— Это что, кино-вечеринка в Белом Особняке?

То, что он будет участвовать, если я попрошу — это свидетельство его любви. Он будет красить мне ногти, подстригать мои слишком длинные волосы, накладывать шины на мои поломанные кости и последует за мной на край вселенной. И я сделаю то же самое для него.

— Тише, кино начинается. Я сделала короля смертным. Он отправился к Заре. Я хочу знать, чем всё закончится.

— Полагаю, есть какая-то причина, по которой я здесь? — повторил Бэрронс ещё более сухо.

— Разве ты не хочешь знать, что случится?

— Этот высокомерный мудак достаточно долго усложнял наши жизни. Он выбыл из игры, и я не желаю видеть его вновь.

Тем не менее, он опустился на шаткий стул, который опасно застонал под его весом.

И мгновение спустя, когда в моей правой руке появилось ведёрко горячего масляного попкорна, я взяла руку Бэрронса в свою левую ладонь и откинулась на спинку неудобного стула, уставившись на экран с широко раскрытыми глазами и громко стучащим от предвкушения сердцем.

Зара стояла, глядя на мужчину на её пороге, и не могла поверить своим глазам.

Он пришёл.

Снова.

Как он смеет?

— Оук! Смеет! — сердито пискнула Т'Мурра.

Тысячи упрёков полыхали в глазах Зары.

Тысячи угрызений совести горели в глазах короля.

Затем он повесил свою тёмноволосую голову и самую чуточку пошатнулся вперёд, и она, не сумев сдержаться, тоже самую чуточку подалась навстречу.

Мотылёк для его пламени.

Снова.

Всегда.

Но нет! Она не сгорит! Не истлеет до шелухи прежней женщины, не останется опустошённой, потерянной и сбитой с толку!

Король медленно двинулся вглубь хижины, словно приближаясь к дикому животному, которое он не хотел спугнуть.

«Мудро, — подумала она, прищурив глаза, — ибо у этого животного есть зубы. И оно готово пустить их в дело».

И всё же...

Её чёртово сердце помнило, и её сердце озарилось радостью от чуда вновь увидеть его.

Смертного.

Наконец-то высокомерное, властное, бессмертное существо дало ей то, чего она всегда хотела.

Нормальную обычную повседневность, маленькие радости жизни с ним.

Король остановился в полуметре перед ней.

Они долгое время молча смотрели друг на друга, и она знала, что его сердце услышало каждое из её бесчисленных обвинений. Это было очевидно в том, как он вздрагивал, хмурился, закрывал глаза и снова открывал их с тенью бескрайней печали.

И пока он слушал её обвинения, её сердце слушало колоссальность его самобичевания. Как это всегда бывало между ними, грани их сущностей сливались между собой, словно вернувшись домой.

— Извинения ничего бы не дали, Зара, — наконец сказал король, и она задрожала от хриплого тона его голоса, смягчённого любовью. — И всё же я предложил бы тебе тысячу извинений, а потом ещё тысячу. Любой акт раскаяния был бы пустым, ибо это заняло бы остаток моей смертной жизни плюс ещё целую вечность, чтобы загладить мои проступки перед тобой. И всё же...

Он замолчал так надолго, что она нетерпеливо рявкнула.

— И всё же что? Что, по-твоему, сейчас сыграет роль? Что ты наконец-то готов постареть и умереть со мной?

— Да, — просто ответил он. — Я умру за то, чтобы умереть с тобой. Я сгорю ради того, чтобы сгореть с тобой. Я сделаю что угодно, в любом месте, в любом времени, чтобы провести оставшиеся часы с тобой. Сейчас я говорю тебе то, что должен был сказать тогда. Покажи мне свой мир, Зара. Научи меня своим обычаям. Поделись со мной бесчисленными маленькими радостями, которые ты видишь. Смири, ошеломи и зачаруй меня красотой своего сердца, как ты сделала это в момент нашей первой встречи. Я дефектен. Но это дефектное существо не может и не желает существовать без тебя больше ни единого часа. Если мне придётся стать твоим рабочим на улице, позволь мне трудиться ради твоего блага. Если ты можешь принять лишь мою заботу о твоей повседневной жизни, но без интимной близости, так тому и быть. Но позволь мне жить рядом с тобой. Говори со мной. Позволь мне наблюдать, как ты танцуешь, совсем как когда-то под полночной луной, дикая и свободная. Разреши мне любить тебя, хотя бы из соседней хижины. И если ты в какой-то момент почувствуешь, что я причиняю тебе горе, боль или другую дурную эмоцию, тебе нужно лишь пробормотать несколько слов, чтобы сослать меня в самые дальние уголки вселенной, потому что я предпочту умереть в одиночестве, лишь бы не причинить тебе больше ни единой унции печали.