Всё сопровождается чёртовой неопределённостью.

Впервые в жизни мне хочется получить инструкцию-руководство.

Я, Дэни О'Мэлли, хотела бы получить правило — о ужас! Я бы хотела знать чёткое правило в духе: через два года, или через пять лет, или через десять лет я буду полностью бессмертной в обеих формах.

Я хмурюсь. Может, я и не хотела бы это знать, потому что тогда у меня может возникнуть искушение быть поосторожнее в данный период времени, что может всерьёз заморочить мне голову.

Я раздражённо вздыхаю. Жизнь была намного проще, когда мне было нечего терять и не для чего жить, кроме самого кайфа жизни. Затем я начала любить людей и заботиться о всяких штуках, например, выживу я или умру, и мои базовые принципы начали сжиматься и искажаться. Раньше я думала, что взрослая жизнь — отстой. Теперь я в этом убедилась. Я скучаю по тем дням, когда я просто шарахалась, выпятив своё маленькое пузико, мня о себе бог весть что и совершенно не ведая печали.

Да, ну не по всему из тех дней я скучаю. Только по своему настроению.

Учитывая мою текущую ситуацию, до меня доходит, что я могу регрессировать, брать мрачный пример с Иерихона Бэрронса.

Но некоторые вещи меня жёстко провоцируют. Я рыжая. Подверженность триггерам идёт в комплекте с цветом волос. Мы огненный народ. Временами я отношу «подверженность триггерам» в категорию «абсолютно нормальная, великолепная реакция на жизнь». Вовсе не что-то в духе ПТСР.

Тем не менее. Есть одна вещь, которая до сих пор меня провоцирует. Даже после стольких лет.

Я со стоном прислоняюсь к стене, аккуратно разминая ноги. Всё болит. Я столько раз врезалась в периметр, что моё тело превратилось в один сплошной синяк.

Я одинокая. Голая. Без меча. Он остался в Честере. Это заставляет меня чувствовать себя более обнажённой, чем физическая нагота. В зависимости от того, кто меня похитил, нагота может вызвать у противника-мужчины краткий ступор мозга. Я воспользуюсь любым преимуществом.

Как и несколько лет назад, у меня есть только я.

В одно мгновение я была в постели с Риоданом, в следующее всё потемнело, а потом я очнулась здесь. И вокруг до сих пор чернота. Поначалу сложно было убедить себя в том, что я бодрствую, потому что такая чернота — это слепота. Нет ни капли света, ни единой слегка не-чёрной точки. Это полная зрительная депривация.

Должно быть, я была без сознания, но понятия не имею, чем меня накачали, или зачем, или кто меня похитил. Кто-то меня обхитрил. Это оскорбляет меня на митохондриальном уровне, превращает клетки моего организма в ощетинившихся тасманских дьяволов, которые пружинисто переступают с лапы на лапу, готовясь к схватке.

Я не имею ни малейшего чёртова понятия, где я.

Но один факт столь же твёрд, несгибаем, нерушим, неизбежен, как и очень толстые решётки, о которые я продолжаю биться.

Кто-то похитил меня.

От Риодана. Изнутри Честера.

Обхитрил меня как ребёнка. А не как свирепого Охотника/супергероя.

Меня окружают металлические решётки.

Снизу и сверху толстые, несгибаемые-даже-моей-суперсилой плиты.

Мне не нужно освещение, чтобы знать, где я.

Я в клетке.

Я поняла это в тот же момент, когда очнулась. Проживи достаточно долго за решётками, и ты будешь не понаслышке знаком с тончайшими нюансами заточения; с тем, как движение воздуха разбивается равномерно расположенными интервалами. Это едва заметное отличие, но такие вещи становятся всем твоим миром, когда нечего больше ощущать.

Кроме голода.

Само собой, мои похитители меня накормят.

Им придётся заплатить адскую цену, когда я отсюда выберусь. А я отсюда выберусь.

Я гадаю... те, кто сделали это со мной... знают ли они моё прошлое, или их выбор места заточения оказался лишь удачным совпадением?

Если это удачное совпадение, я буду более милосердна.

Когда буду их убивать.

Глава 23

Когда-то я был таким, какой ты сейчас³¹

Круус

— МакКайла Лейн знает, что вы живы, — сказал Маздан, просеявшись в спальные покои Крууса.

Круус повернулся от огня, пылавшего в очаге.

— Я сказал тебе не просеиваться в мои покои. Если я не вызывал, пользуйся дверью.

— Я посчитал, что эти новости критично важны.

Так и есть. К тому же, нежелательны. Он смотрел в огонь, совершенствуя детали своих следующих шагов, которые до сего момента включали то, когда и как он покажется Мак — действие, которое он предвкушал долгое время.

— Как такое возможно? — Лирика никогда бы не рискнула вызвать его гнев после того, что он пригрозил сделать в таком случае. Вспыльчивая, но милая как вечное дитя, она жаждала угодить ему. Он был всем её миром. Он об этом позаботился.

— Я не знаю.

— Почему ты решил, что она в курсе?

— Она сидела на диване, когда я подошёл к ней сзади, чтобы посмотреть, что она пишет.

— Сидела на диване где? — потребовал Круус.

— В Честере.

Глаза Крууса полыхнули.

— Ты опять отправился в Честер, не получив от меня непосредственных приказов делать это?

— Если вы хотите, чтобы я притворялся им достаточно уверенно, чтобы убедить даже её, я должен знать её самые глубинные мысли.

— Я неясно выразился? Если я не отдавал тебе приказ, ты не действуешь, — прорычал Круус.

— Значит ли это, что я порабощён, — сказал Маздан, не используя ни капли вопросительной интонации.

Круус смотрел на него несколько долгих секунд, затем медленно рассмеялся.

— Ах, Маздан, ты меня удивляешь.

— Вы сомневаетесь в моей верности, мой господин.

— Я сомневаюсь во всех.

— Это означает, что вам некому доверять; печальное положение дел.

— Доверие — это ожидание того, что другая персона будет поступать в соответствии со своими прежними действиями. Такое редко случается. Ты чувствуешь себя порабощённым?

Маздан притих на мгновение, затем сказал:

— Я существую лишь для того, чтобы служить вашим целям. Разве это не порабощение? Как это отличается от историй, которые вы рассказывали о прежнем короле?

— Это лишь на краткий промежуток времени. Пока мы не достигнем наших целей.

— Ваших целей.

— Мои цели установят твоё место в мире. Имей терпение, Маздан.

— «Терпение» — это всего лишь синоним для «Я скажу тебе, когда». Опять-таки, чем это отличается от историй о прежнем короле, которые вы мне поведали? Он говорил «только до тех пор, пока моя возлюбленная не станет бессмертной и полностью фейри»? И как долго это заняло? О, погодите, этого так и не случилось.

— В отличие от меня прежний король не стремился к свободе Двора Теней. Он не прикладывал усилий, чтобы поднять вас на битву. Он преследовал личную и эгоистичную цель.

— Желание женщины лежит в сердце вещей, и тогда, и сейчас.

— Небольшая часть общего плана.

— Ваше желание обладать ею слабее, чем ваше желание нашей свободы?

— Ты никогда прежде не сомневался во мне. Что-то изменилось?

— Я видел, что лежит наверху, и полон интриги и нетерпения жить. Можно подумать, что мотив определяет результаты.

Круус резко вдохнул.

— Ты не входишь в мои сны! — это был не вопрос, а внезапное подозрение. Недавно он подумал об этих самых словах. Его принц мог входить во сны, которые формировали мысли и действия спящего. Чрезвычайно опасная способность, если он решит злоупотребить ею.

— Создатель страшится, что он создал нечто неуправляемое?

— Ты бросаешь мне вызов?

— Я говорю, что причина, по которой вы кого-то подавляете, не имеет значения. Они всё равно подавляемы и жаждут свободы. Мы прождали годы.

— Ты ничего не знаешь о годах! — прорычал Круус. — Позволь поведать тебе, каково это — прожить десятки тысяч, нет, сотни тысяч лет, веря, отдавая преданность, ожидая, всегда ожидая того одного дня, который никогда не наступит. Что такое три-четыре года для тебя? Да ты ничего не знаешь о страданиях!

— Возможно, я ничего не знаю о таких продолжительных периодах времени, но я знаю, что вы становитесь похожим на него. На того, кого вы презираете. Мне не разрешается делать что-либо по собственной инициативе. Я существую лишь для того, чтобы исполнять ваши приказы. Если моя жизнь будет такой, скажите мне. Не обещайте мне свободу лишь для того, чтобы ограничивать её в мельчайших деталях. Я всегда служу вам. Но у меня есть свои мечты. Как и у моих собратьев.

Долгое молчание между ними затянулось. Круус изучал черты лица Маздана, гадая, вдруг он непреднамеренно захватил слишком много высокомерия, независимости и решительности оригинала. Неужели он, как и прототип, был слишком диким и не поддавался укрощению, слишком свободным, чтобы его можно было сломать? Отстаивает права своих собратьев, совсем как он, Круус, делал много лет назад. Неужели он создал себе соперника?

В словах Маздана была правда. Двор Теней был новорождённым, и до сих пор им хватало роскошного подземного мира, который он создал для них. Он не стреножил их ненасытным голодом. Они были способны получать удовольствие среди своего вида. Но тысячелетия назад три или четыре года заключения тоже показались бы Круусу безжалостно долгими. И всё же время так медленно ползло, так растягивалось, что он привык к его течению. Вера в его короля угасла. Его ярость нарастала.

Неужели он делал то же самое со своим принцем?

— Какой свободы ты желаешь? — спросил он.

— Свободы доверия.

— Ах, всего лишь величайшей свободы из всех, — фыркнул Круус. — Проси уж сразу весь мир, чего ты?

— Вы сотворили меня. Вы знаете меня лучше всех. Вы создали меня таким, чтобы я желал весь мир. Вы планировали это, и всё же теперь отрицаете. Вы сотворили жажду, которую запрещаете утолять, дали власть ходить по миру, где возможно всё, и всё же просите меня жить там, где невозможно ничего. Только то, что вы решаете дозволить мне. Станьте моим другом или сделайте меня своим врагом. Разрушьте меня, если придётся. Я стану жить лишь доверенным и свободным. Вы хотите женщину. Я доставлю её вам с сердцем, пылающим желанием и любовью. Но только если вы доверите мне (тому, кто бродит в самом глубоком, самом богатом, самом магическом из миров) узнать её, изучить её, понять, в чём она нуждается. Вы дали мне великую силу. Позвольте мне ею воспользоваться.