Глава 4

ТЕРЕКС

Я хмуро смотрю на самку в моих руках. Несколько часов назад она проиграла свою битву со сном и теперь, измученная, спит в моих объятиях.

«Как и следовало бы».

Эти собственнические чувства странны для меня. Я не понимаю, что в этой самке так сильно меня привлекает. Конечно, она красива своими пышными формами, длинными волосами и выразительными глазами. Но она, кажется, совсем мне не доверяет.

Я вижу, что она желает меня, но кажется, не особо этому рада. Мне не приходилось раньше с таким сталкиваться, и я очень хочу, чтобы она рассказала мне все свои секреты.

Этой самке сделали больно. Это легко понять по затравленному выражению ее глаз. Я осторожно притягиваю ее ближе, и она тихонько, очаровательно всхрапывает. Я не знаю, откуда взялись эти странные самки, но теперь они наши. Мы найдем их подруг, и они присоединятся к нашему племени.

Любое племя, которое допустило, чтобы их самки подверглись такой опасности, что были захвачены вуальди, не заслуживает их. Мой король будет рад присоединению этих новых самок к нашему племени.

Наконец вдалеке я вижу наш лагерь, и Асроз издает радостный рык. Я хмуро смотрю на него, когда самочка — Элли — шевелится в моих руках.

— Так это не кошмарный сон, — бормочет она. — Зашибись.

— Мы прибываем в наш лагерь, — говорю я ей. Она кивает, но мы все молчим, пока не добираемся до окраины нашего лагеря и не попадаем в поле зрения часовых.

— Терекс? — окликает один из них потрясенным голосом, и я не виню его. Мы ушли, чтобы убить вуальди, а вернулись со странными миниатюрными самками.

— Сообщите королю, что я должен поговорить с ним, — говорю я, и он кивает, распахивая ворота.

В то время как наше племя кочует каждый сезон, наша продолжающаяся борьба против вуальди означает, что нам нужно улучшить нашу оборону. Теперь у нас больше охранников вокруг нашего лагеря и часовых, охраняющих наших мишуа день и ночь.

Мы подъезжаем к большому загону, где пасутся мишуа, а затем помогаем самкам спуститься на землю, прежде чем слуги заберут наших мишуа, чтобы накормить и почистить.

Часовой возвращается, чуть не спотыкаясь о свои ноги, и смотрит широко раскрытыми глазами на самок.

— Ракиз готов принять тебя.

Я киваю и веду самок через лагерь. Они так устали, что едва могут идти, и я наклоняюсь, шепча Элли на ухо:

— Хочешь, я тебя понесу?

Она смотрит на меня круглыми глазами.

— Э-э, я в порядке, спасибо.

Самки молча оглядывают лагерь. Большинство семей в это время вечера в своих кради, хотя те, кто не в кради, шепчутся между собой, наблюдая, как мы идем к королевскому ташиву.

В то время как большинство наших людей поселились в больших, просторных кради, Ракизу требуется дополнительное пространство для встреч со своими советниками и переговоров с другими племенами. Его ташив теплый и гостеприимный, и я вздыхаю, впервые радуясь возвращению в наш лагерь. Мы входим в зону для встреч, где нас ждет Ракиз, и я слышу, как Элли резко вздыхает, делая шаг ко мне.

Есть причина, по которой Ракиз — наш король. Хотя он не часто сражается, он все еще остается браксийским воином, которому никто не осмелится бросить вызов.

Он оглядывает группу самок, и хотя никто, кто не знает его хорошо, не увидит удивления на его лице, я могу сказать, что он потрясен тем, что видит.

— Мы нашли этих самок в сопровождении с вуальди, — говорю я ему. — Они понятия не имели, в какой опасности находились.

Ракиз хмурится. Все знают, насколько опасны вуальди. Я тоже не понимаю, как такое произошло, и мне интересно услышать объяснение самок.

— Как получилось, что вы оказались в такой ситуации? — спрашивает Ракиз.

Неудивительно, что слово взяла самка, которая в одиночку ехала на мишуа. Она, кажется, неофициальный лидер самок, и она оценивающе смотрит на Ракиза, что это считалось бы вызовом, если бы она была мужчиной.

— Нас похитили с нашей родной планеты, — говорит она. — Потом нас продали на другой планете и погрузили на корабль. Тот корабль потерпел крушение на этой планете, и появились вуальди. Они убили оставшихся пришельцев, которые похитили нас, и пообещали нам еду и воду, если мы пойдем с ними в их племя.

Ракиз рычит и бросает на меня быстрый взгляд. Я киваю, тоже ошеломленный. В этой истории нет никакого смысла. И все же нет никаких сомнений в том, что эти самки говорят на другом языке, одеты по-другому и готовы доверять вуальди — то, что ни одна самка на этой планете никогда бы не сделала.

— Нам нужна ваша помощь, — продолжает Невада, и Ракиз снова обращает на нее внимание.

— С нами были и другие женщины. Три из них были захвачены вуальди прямо у нас под носом. Мы не знаем, что случилось с четвертой, но она была серьезно ранена. Мы хотели найти их сами, но ваши люди заверили нас, что, если мы придем сюда, вы пошлете своих людей на их поиски.

Ракиз изучающее смотрит на самку, и я делаю то же самое. Она, кажется, ничуть не смущена его молчанием и просто смотрит на него, выпрямив спину и сцепив руки за спиной.

Ракиз кивает, его глаза неотрывно смотрят на Неваду.

— Конечно, мы поможем вам найти ваших подруг. На рассвете я отправлю на их поиски группу воинов.

Плечи Невады немного расслабляются от облегчения, и на ее лице тоже немного спало напряжение.

— Я пойду с ними.

— Ты этого не сделаешь.

Они смотрят друг на друга, воздух снова искрит от напряжения.

— Послушай, — тихо говорит она, — Меня учили не оставлять ни одного мужчину или женщину. Я помогу найти их.

Ракиз встает, и я вздыхаю. Эти самки отличаются от всех, кого мы знаем, и мой король изучает Неваду, как если бы она была интересной букашкой. Он позволяет своему взгляду скользнуть вниз по ее телу, и она напрягается, поднимая подбородок выше. Взгляд Ракиза останавливается на ее колене, из которого сочится кровь.

Он переводит взгляд на меня, и я киваю. Я прослежу, чтобы всех этих самок доставили прямо к целителям.

— Мы обсудим это утром, — говорит Ракиз, и я поднимаю бровь. Врать — это не похоже на него. Он принял решение, но, очевидно, хочет, чтобы самки поели и отдохнули, не разводя споров.

Невада кивает, и Ракиз переводит взгляд на одну из своих прислужниц.

— Арана, пожалуйста, позаботься о том, чтобы у этих самок была возможность принять ванну, обеспечь их одеждой и едой. А также их надо где-то расместить на ночь.

Я почти рычу, когда он произносит последнюю фразу. Моя самочка будет спать со мной. Она просто еще не знает этого.

ЭЛЛИ

Король вызывает страх. Конечно, и Терекс страшит, но он также может быть нежным, с улыбкой, которая побуждает вас улыбнуться в ответ. Ракиз просто излучает угрозу. Я не знаю, как Невада так разговаривала с ним, но подозреваю, что у нее есть желание умереть.

Когда Ракиз упоминает про еду и сон, мне почти хочется плакать от облегчения. В королевской хижине тепло, и я легко могу свернуться калачиком на полу рядом с кострищем в углу комнаты. Терекс жестом приглашает нас следовать за ним, и мы выходим из хижины и идем по дорожке вдоль больших палаток, которые он называет кради. Он останавливается перед одним из них, и оттуда тут же высовывается голова.

— Я слышала, что ты идешь, — говорит старуха. — Я подготовилась. Заходи.

В кради находятся три женщины, и тут пахнет цветами и травами. В центре горит огонь, создавая уют и тепло, в то время как дым выходит через небольшое отверстие, вырезанное в верхней части кради. Мои глаза тут же закрываются тяжелыми веками, и Терекс протягивает руку, хватая меня за плечо, когда я спотыкаюсь.

Женщина, которая приветствовала нас, жестом приглашает всех сесть на коврики у огня.

— Я Мони, — говорит она, — а это Талу и Фенри.

Мы представляемся, Мони поворачивается ко мне, а Талу и Фенри тихо переговариваются с остальными.

Зеленые глаза Мони изучают мою импровизированную перевязь.

— Нам нужно снять это, дитя, — говорит она, и от сочувствия в ее голосе я сглатываю комок в горле.

Терекс садится позади меня и осторожно развязывает перевязь, аккуратно снимая ее, пока я держу руку под углом девяносто градусов.

Мони бросает взгляд на Терекса, и тот подходит ближе с ножом в руке. Мое сердце почти останавливается, но он просто использует его, чтобы разрезать рукав моей пижамы, разрезая материал, пока он не падает, обнажая мой многострадальный локоть.

Рука вся в синяках и опухла, и я до сих пор не могу пошевелить ей, чтоб при этом не испытать ужасающую боль.

Мони берет мою руку, молча изучая в течение долгого времени. Она делает знак одной из женщин, и та передает ей миску с чем-то похожим на зеленую кашицу. Я вздрагиваю, когда она наносит ее мне на локоть, вскрикивая, когда я причиняю себе боль этим движением. Терекс придвигается еще ближе, кладя свою огромную руку на мою, где я сжимаю свое запястье.

— Осторожно, Элли, — шепчет он, и, даже когда я борюсь со слезами от боли, мое сердце екает от того, как он произносит мое имя.

Что бы ни было в зеленой пасте, оно начинает печь, и я снова кричу. Я хочу выдернуть руку и стереть пасту, но знаю, что любое движение только усугубит боль.

— Успокойся, дитя, — говорит Мони. — Ты не сможешь исцелиться без боли. Возможно, это то, что ты не сразу осознаешь, м?

Она на мгновение заглядывает мне в глаза, и мне кажется, что она смотрит прямо в мою душу. Я вздрагиваю, и это чувство проходит, жжение начинает ослабевать, мой локоть словно онемел под пастой.

Мони снова осматривает его, удовлетворенно напевая от того, что видит. Затем она тянется за куском чистой материи, умело складывая его в гораздо лучшую перевязь, чем та, что была у меня. Она прикрепляет ее на место, и я снова могу ясно мыслить, не отвлекаясь на боль.

— Спасибо, — говорю я, и она просто улыбается и кивает мне.

— Подумай о том, что я сказала.

Мони протягивает Терексу немного мази, чтобы он намазал мне ноги, как только я их вымою, а потом я смотрю, как приводят в порядок остальных. У Вивиан был глубокий порез на спине, о котором она никому не сказала, а колено Невады распухло вдвое больше обычного. У Алексис вывихнута лодыжка, но к тому времени, как мы покидаем кради целительницы, все мы чувствуем себя намного лучше, чем когда впервые вошли сюда.