— Отец, — сказала она в качестве приветствия.
— Не против, если я зайду? — спросил он.
Она отошла, показывая, что ему следует сесть на кровать, поскольку она сама занимала единственный стул:
— Уже стал спрашивать, можешь ли войти в комнату… осторожнее, а то мы можем и забыть, кто тут главный, — прокомментировала она.
Тирион зыркнул на неё, раздражённый насмешливостью её тона, но улыбка в её взгляде была подлинной. Сделав глубокий вдох, он заставил себя расслабиться:
— Это для нас новый мир, — объяснил он. — Я всё ещё ожидаю повиновения, когда требую его, но в остальном я считаю, что нам следует стремиться к более цивилизованной атмосфере. — Изучая комнату взглядом, он добавил: — Я вижу, у тебя есть стол. У большинства других хорошо если кровать в комнате есть.
Эмма кивнула:
— Энтони сделал его для меня, пока я была на попечении у целителей Ши'Хар. Он немного грубоватый, но мне нравится.
— Это что? — спросил он, указывая на лист пергамента на столе.
— Письмо моим родителям. Хочешь почитать?
Он покачал головой:
— Нет, я пришёл спросить тебя о другом.
Она села на маленький стул у стола:
— Я в твоём распоряжении, Отец.
— Во время твоей битвы на арене ты сделала нечто, удивившее меня, — начал он. — Жидкость, которую ты сделала — что это?
Эмма вздохнула:
— Мой отец, как ты знаешь, производил мыло, поэтому я выросла вокруг едких веществ, — сказала она, начав прикидываться дурочкой.
Тирион взъярился:
— Не лги мне, Эмма. То, что ты сделала, возможно — для мага, который понимает внутреннюю работу материального мира, а мы с тобой таким знанием не обладаем. Нет, ты сделала нечто иное. Я не чувствовал работу твоего эйсара, и твои противники тоже не почувствовали.
Её плечи поникли:
— Ты решишь, что я сошла с ума.
— Я и сам уже не вполне вменяем, Эмма, так что просто расскажи.
— Иногда я слышу что-то вроде голосов. Сперва я не обращала внимания, но потом начали происходить всякие вещи…
— Ты слышишь великое биение под нами? — спросил он, широко улыбаясь.
— Как гигантский барабан, — сказала она, кивая. — Я слышу его не всё время, но когда я обращаю к нему своё внимание, он всегда там.
— А небо?
— Стараюсь не слушать, — ответила Эмма, закрывая глаза. — От голоса ветра мне начинает казаться, будто я теряю рассудок.
— А как насчёт этого? — пристально спросил он, подавшись вперёд, и постучав по столу перед ней.
На её лице застыло вопросительное выражение:
— Он же такой маленький. Я и не думала, что… о. У него всё же есть голос, не правда ли?
— Тоненький, — сказал Тирион. — У всего он есть, насколько я знаю. Некоторые из них услышать труднее других.
— Значит, я не сумасшедшая, — сказала она с ясно слышимым облегчением.
— Просто будь осторожна, не показывай эту способность в присутствии Ши'Хар, — предостерёг он её. — Они её не понимают. Возможно, она является для них чем-то новым, а неизвестность всегда внушает страх.
— Это то же, что ты использовал, когда мы только приехали сюда, так ведь? Когда устроил бурю…
— Обо мне они теперь уже знают, но я не хочу, чтобы они знали о тебе, — сказал он ей. — Остальные ещё не в курсе?
— Только Раян. Он увидел это, когда мы общались, разум к разуму, — ответила она. — Мне ведь не следовало использовать это в бою, так?
Тирион пожал плечами:
— Что сделано, то сделано. Ты сработала тонко — я не думаю, что кто-то ещё заметил твой необычный метод.
— Лэйла сказала, что ты впал в неистовство после окончания боя…
Тирион вздрогнул:
— Я сглупил. Позволил эмоциям возобладать над здравым смыслом, и ветер… ну, ты наверняка имеешь некоторое представление о том, какой он.
— Как ты остановился? — спросила Эмма.
— Лираллианта притянула меня обратно во вменяемое состояние, кстати, об этом — я хочу, чтобы ты держалась поближе к Раяну, — сказал он, добавляя в голос властного тона.
Эмма кивнула:
— Думаешь, он сможет сделать для меня то же самое, если со мной случится что-то подобное?
— Только он об этом знает. Поговори с ним, и позаботься о том, чтобы он понял, что может случиться.
— Поговорю, — сказала она, послушно кивая. — Почему ты был так зол?
— Я вспыльчивый, — сказал он ей. — Возможно, ты заметила.
— Но ты же расстроился потому, что мы были ранены, разве нет?
— Не допускай ошибку, считая меня мягкосердечным, Эмма, — предостерёг он её. — Даже злые люди могут любить своих детей.
— Я знаю, — согласилась она. — Но я также ощущаю некоторые из тех же чувств. Когда я лежала там, наблюдая, как те звери рвали Раяна, моё сердце наполнилось чёрным отчаянием. Несмотря на все твои усилия до того дня, именно в тот момент я научилась ненавидеть по-настоящему. Ты не одинок, Отец.
— Одинок?
— Я тоже их ненавижу, — ответила она. — Мы все ненавидим, в некоторой степени. — Эмма встала со своего стула, и подошла к нему. Она аккуратно обняла его руками.
Тирион напрягся, но не обнял её в ответ:
— Я этого не заслуживаю, Дочка. Однажды ты можешь оказаться мёртвой — очередным инструментом, сломанным, чтобы насытить мою жажду мести.
— Обними меня, — настаивала она.
Наконец уступив, он обхватил её руками, хотя всё ещё чувствовал себя обманщиком.
— Нашу жажду мести, Отец, — поправила она. — Если дойдёт до этого, я не буду чувствовать себя обманутой. Потрать мою жизнь мудро, и моими последними словами будут слова благодарности.
Он оттолкнул её, не в силах вынести вину, которая нарастала в его сердце от её слов:
— Звучит как что-то, что сказала бы Бриджид.
Эмма согласилась:
— Если бы у неё был правильно подвешен язык, она бы и сказала, наверное. Тебе придётся тщательно за ней наблюдать. Она готова расстаться с жизнью в обмен на малейшую толику мести.
— Она напоминает мне меня самого.
Эмма покачала головой:
— Нет, она ещё более безрассудная. Если у тебя когда-нибудь появится шанс отомстить, и тебе придётся тратить наши жизни, чтобы этой мести добиться, сбереги её напоследок.
Тирион нахмурился. Ему не нравилось, куда зашёл их разговор, но он не мог оспаривать истинность её слов:
— Почему?
— Потому что она ненавидит их больше, чем все мы. Если кому-то и следует увидеть их кончину, так это ей.