Изменить стиль страницы

Глава 3

ХАЛЛА

Ранним утром читать почему-то особенно приятно. Я сижу во внутреннем дворике храма богини Риекки с томиком молитв в руках. Откровенно говоря, от молитвенника в книге только обложка, а внутри — поэмы о любви. Чтение для удовольствия, особенно такое провокационное, запрещено в храме богини мира. Но иногда сюда заезжают торговцы, и мне удается тайком купить одну-две книги.

Это единственное удовольствие, которое я себе позволяю. Святая обитель, приютившая меня, живет по строгим правилам. Моя жизнь ничем не отличается от размеренной жизни служителей храма. Келья серая без окон. Волосы я убираю в косы на принятый здесь манер. Мое платье — серый бесформенный балахон. Я не ем мяса, питаясь лишь хлебом и выращенными в огороде овощами. Работаю на благо храма и каждую ночь в час молитв великой богине пою вместе с другими жрицами.

Прошло так много лет, что, наверняка, никто и не вспомнит, что когда-то я, пусть и совсем недолго, но была королевой. В далеком прошлом носила роскошные одеяния и проводила дни, представляя, как буду править своим королевством.

Никому бы и в голову не пришло, что я особа королевских кровей, за руку и сердце которой боролись достойнейшие представители аристократии Ишрема и соседних стран. Теперь я всеми забытая и покинутая старая дева. И умру, так и не познав любви, в одиночестве в окружении серых стен, серых же одежд и жизней.

Так что запретная книга не такой уж и страшный грех, а единственное спасение в океане серости.

На очередной странице замечаю рисунок. Постыдный. Греховный. Я спешно захлопываю книгу и тревожно оглядываюсь по сторонам, но двор как и прежде пуст. Если, конечно, не брать во внимание прыгающих по веткам и весело щебечущих птиц. Воздух благоухает дивными ароматами зеленеющих садов, экзотических растений и душистых трав. На мое счастье, я здесь совсем одна. Прикусив губу, украдкой открываю книгу и внимательно изучаю рисунок.

На странице изображен мужчина с длинной косой. Он стоит на коленях под пышными юбками женщины, уткнувшись в развилку между ее бедер. Мужчина непристойно высунул язык и словно ласкает им самые сокровенные места женщины. Какое-то безумие. Я переворачиваю книгу, решив, что, возможно, смотрю на картинку под неправильным углом. В свое время фрейлины многое мне рассказывали о том, что происходит между мужчиной и женщиной после свадьбы. О том, что я буду обязана подчиняться плотским желаниям моего мужа. О том, какой должна быть королевская невеста.

Но ни о чем подобном я никогда не слышала.

Уверена, меня бы обязательно просветили на этот счет.

— Ваше Величество?

Я захлопываю книгу, мои щеки пылают.

— Я просто молюсь.

— Конечно. Простите, что прерываю вас. — Жрица кланяется мне так низко, что ее серо-стальные косы повисают в воздухе. — К вам посетители.

Взволнованная и сильно смущенная от того, что застали врасплох, я спешно поднимаюсь на ноги, прижимая книгу к груди.

— Вы же знаете на каких условиях меня оставили в обители. Любые встречи под запретом.

Если я ослушаюсь, если хоть посмотрю в сторону трона, смерти не избежать. Мне это хорошо известно. Умирать нет никакого желания, поэтому и живу я тихо, неприметно и до безумия одиноко. Все, что мне остается, — лишь участь никому не нужной старой девы. Жрицы богини мира прекрасно об этом знают, но иногда кто-нибудь забывает. Но себе я такого позволить не смею.

— Кто бы ни пришел ради встречи со мной, я не могу его принять. Принцессы Халлы больше нет. Пожалуйста, передайте визитерам мои слова.

Жрица колеблется.

— Я… я не могу, Ваше Величество.

Она в волнении заламывает руки, а на бесстрастном лице появляется выражение крайней обеспокоенности.

По спине пробегает холодная дрожь.

Я, кажется, поняла в чем дело. Знаю, почему она не может отослать моих гостей прочь.

Вот и настал тот день, которого я с ужасом ждала шестнадцать лет. Знала, что когда-нибудь это обязательно произойдет. О наследнике королевской крови невозможно просто забыть. Я прекрасно понимала, что, ступив в святую обитель, уже никогда ее не покину. И однажды кто-нибудь вспомнит, что принцесса Ишрема жива, и задумает убить меня. Я слышала о беспорядках в столице и молилась, чтобы мое имя нигде не всплыло. Знаю, что люди страдают под гнетом циклопов, но старательно вытравляю все мысли и чувства по этому поводу из головы и сердца. Вмешаться равносильно тому, что я сама попрошу своих врагов убить меня где-нибудь в подворотне.

Впервые оказавшись в храме Риекки, несмотря на заверения в моей полной безопасности, я не находила себе места от беспокойства. Ничего не ела, пока кто-нибудь другой не попробует еду первым. Никуда не ходила одна. За каждым поворотом мне чудились убийцы. Но прошел год, а за ним пять, десять, и я, наконец, почувствовала себя в безопасности. Беспокойство исчезло, а вместе с ним мои молодость и красота. Ощущение нависшей надо мной угрозы смерти испарилось без следа.

Но сейчас подзабытое чувство ужаса нахлынуло с новой силой, и меня замутило.

Неимоверных усилий стоило держать себя в руках и внешне оставаться невозмутимой. Я знала, что этот день настанет. Меня бы просто не оставили в покое. И все же сейчас, когда моя смерть стоит у порога… я не хочу умирать. Я должна встретить ее с честью и достоинством, как и подобает царствующей особе… но я не готова.

Я безумно хочу жить, даже если все мое существование складывается из тишины и одиночества среди последователей Риекки.

Но права выбора у меня нет уже давным-давно. Я крепко сжимаю книгу и гордо поднимаю подбородок.

— Проведите их ко мне и, пожалуйста, уходите. Прошу вас, скажите всем, чтобы держались подальше отсюда, пока мои посетители не покинут храм.

Если цель их визита отправить меня в царство богов, я не хочу, чтобы кто-нибудь из жриц пострадал из-за меня. Служители Рикки всегда были добры ко мне, не хочу подставлять их под удар.

Жрица кивает и спешно уходит. Она не смотрит мне в глаза, возможно, чувствуя вину, но я знаю, что поступаю правильно. Что ж, вот и настал тот час, которого я с ужасом ждала так долго.

Стоит ли снова сесть на скамейку, чтобы скрыть дрожь в ногах, или остаться стоять? Решаю, что садиться не стоит, нужно гордо смотреть в лицо опасности, крепко стоя на ногах. Интересно, как выглядит мой убийца? Будет ли смерть от его руки быстрой и безболезненной? Буду молиться, чтобы он не использовал яд или пытки. Сомневаюсь, что достаточно сильна, чтобы выдержать долгую и мучительную смерть.

Но, к сожалению, меня вряд ли кто спросит.

Так тихо вокруг, лишь где-то вдалеке щебечут птицы. Но вдруг я слышу приближающийся звук шагов, за ним и шорох одежд, скрип кожаных сапог, шелест тяжелых плащей и звон металлических пряжек. Звуки становятся громче, желудок сжимается от страха, но я стараюсь держать себя в руках и не выказывать, обуревающих эмоций.

Будет крайне унизительно расстаться с содержимым желудка прямо на глазах своих убийц.

В поле зрения попадают четверо мужчин, и меня бьет нервная дрожь. Я пристально их разглядываю, стараясь запомнить лица, но неизменно взгляд стремится к одному из них. Мужчина стоит чуть впереди, одетый в белоснежный меховой плащ, у него длинные черные волосы, выбритые с одной стороны и ниспадающие с другой, повязка на глазу закрывает половину лица. Он загорел и чисто выбрит. Под плащом нет никакой одежды, кроме грубых кожаных штанов и сапог с металлическими пряжками. На поясе закреплены мечи, а у каждого из его спутников за спиной висит по паре скрещенных между собой копий.

Воины-циклопы.

— Приветствую, — говорю я как можно более холодным тоном. — Чем обязана подобной чести?

К моему удивлению, высокий, красивый мужчина, от которого невозможно отвести взгляд, вдруг широко улыбается, идя в мою сторону. Взволнованная его непонятной реакцией, я все же стараюсь сохранять спокойствие. А воин подходит все ближе. Мужчина великолепен. Его улыбка просто ослепляет и заставляет мое сердце стучать быстрее. Я не должна так волноваться при виде красивого мужчины. Он собирается меня убить. Так что следовало бы уделить больше внимания мечам на его поясе, а не красоте улыбки.

Очевидно, долгое одиночество помутило мой рассудок.

Я изо всех сил стараюсь отвести от мужчины взгляд, сосредоточиться на чем-нибудь другом, а не пятился на литые мышцы варвара. Внимательно рассматриваю его белый меховой плащ. Я где-то читала, что лишь достойнейшим позволено носить белый мех. Такие войны пользуются всеобщим уважением и обладают определенной властью. Очевидно, что из всей четверки незнакомцев главный именно он.

— Принцесса Халла. Вижу, годы были к тебе добры, — говорит мужчина, приближаясь ко мне. Он не тянется за своими мечами, но это только пока.

Неужели он говорит правду? Здесь нет зеркал, ибо служители Риекки считают тщеславие страшным грехом. Воин ведет себя так, словно мы знакомы, но я его не узнаю. Я изучаю его лицо, красивые высокие скулы, бронзовую кожу, мускулистое тело и снова краснею. Я не знаю ни одного циклопа, и, если уж на то пошло, ни одного мужчины, и почти уверена, что такого мужчину я бы точно запомнила.

Он к тому же еще и молод. Моложе меня однозначно, а я живу в храме уже больше шестнадцати лет.

— Вы ставите меня в неловкое положение, сэр. Я вас совсем не узнаю.

Он улыбается еще шире. Белоснежная улыбка сильно выделяется на его суровом лице.

— Я так и предполагал. Я немного изменился с нашей последней встречи. — Он поднимает руку, указывая на свою голову. — Стал немного выше ростом.

Изменился? Выше ростом? И тут на меня нахлынули воспоминания. Я пристально смотрю на воина, силясь разглядеть маленького, спокойного мальчика в этом красивом, властном мужчине.

— Матиор?

— Ты все-таки вспомнила.