22:39

Вампира нельзя убить ни в каком традиционном смысле этого слова, потому что для всех намерений и целей мы уже мертвы. Это может показаться тебе немного неприятным, но сам факт быть нежитью имеет определенные преимущества.

У нас больше нет работающего пищеварительного тракта, поэтому мы не можем голодать от недостатка пищи. Даже если нам придется долгое время обходиться без крови, единственный побочный эффект этого — это медленная утечка энергии до точки, приближающейся к чему-то сродни зимней спячке, пока кровь снова не станет доступной, после чего запас энергии быстро восстанавливается. Нам не нужно дышать, хотя я все еще делаю это по привычке. Нам не нужны ни сон, ни физические упражнения, ни даже лекарства, потому что мы не можем заболеть. Мы не выделяем никаких отходов жизнедеятельности, потому что кровь — это идеальная пища. Наша плоть, хотя внешне и идентична плоти живого человека, почти непроницаема.

Я говорю «почти», потому что пуля, выпущенная из пистолета, летит со скоростью примерно 6,604 метра в секунду, и даже кирпичная стена не сможет ее отклонить. И хотя внешне я, возможно, более чем мимолетно напоминаю кирпичную стену, у меня нет способности отклонять пули.

Ты выстрелила мне в грудь, прямо в сердце.

Уместно, не так ли?

Я отшатнулся с проклятием, ты вырвалась с криком ужаса, мы оба потрясенно уставились на идеальное круглое отверстие, пробитое пулей в лацкане моего костюма. Из отверстия поднималась тонкая струйка дыма. В воздухе висел едкий запах пороха.

Потом я поднял на тебя глаза и смиренно сказал:

— Прошу прощения. В следующий раз, когда я тебя поцелую, я честно предупрежу о своем намерении.

Ты смотрела на меня с открытым ртом. Твой взгляд упал на стену позади меня, твои глаза расширились при виде пули, застрявшей в гипсокартоне, паутины трещин, окружавших ее. Ты покраснела самым очаровательным оттенком красного, от бровей до самой груди, и спросила, к слову сказать, с большим апломбом:

— Кто вы?

Не кто, а что.

Так я тебе и сказал. Потом я расстегнул рубашку и показал тебе свою грудь и дыру, которая уже начала закрываться.

А потом ты выстрелила в меня снова.

Что ж, ты пыталась. Ты промахнулась, потому что я заметил, как ты смотрела на меня с такой яростью, как твой палец начал сжимать спусковой крючок, и я отпрыгнул, прежде чем пуля нашла свою цель.

Я забыл упомянуть о нашей скорости. Вампир может двигаться со скоростью, намного превышающей ту, которую способен уловить человеческий глаз, а большинство способно будет различить только размытое пятно, полосу движения в периферийном зрении, после бесследно исчезающую. Мы также можем летать, хотя я не рекомендую это делать в таком городе, как Нью-Йорк, — слишком много вещей, за которые можно зацепиться. Поезжай в деревню и попробуй. Тебе должно понравится; это по-настоящему бодрящий опыт. Гравитация сильно переоценивается.

Поэтому я отпрыгнул в сторону, но боком к тебе, так что ты снова оказалась в моих объятиях. Я вырвал у тебя пистолет и отбросил его в сторону, а ты все это время таращилась на меня с самым милым сочетанием ярости и замешательства.

Ты все еще не боялась меня. Я нашел твое бесстрашие совершенно бесподобным.

В коридоре за дверью послышались шаги. Я знал, что у меня осталось всего несколько мгновений до того, как появятся другие, привлеченные звуком выстрелов.

Глядя вглубь твоих серых, как буря, глаз, я прошептал:

— Ты забудешь меня до тех пор, пока мы не встретимся с тобой вновь. Забудь мое лицо, забудь мое имя, забудь все, что здесь произошло. Когда тебя спросят, ты вспомнишь только, что был незваный гость, но он не причинил тебе вреда, и ты не сможешь вспомнить его лицо. Но когда в следующий раз наши взгляды пересекутся, ты вспомнишь все, включая этот самый момент.

Я склонил голову к твоей. Следуя своему предыдущему обещанию предупредить тебя, я прошептал:

— А сейчас я собираюсь поцеловать тебя.

И тут до меня дошло. И, возможно, только шок удержал тебя от того, чтобы оттолкнуть меня… Возможно, удивление удержало тебя на месте, когда ты могла бы попытаться убежать или закричать. Ты этого не сделала. К моему великому изумлению и удовольствию, ты раскрыла губы, позволив моему языку проникнуть в твой рот и издала низкий утробный звук.

Потом дверь в твою гримерку распахнулась, а я растворился в воздухе.