Изменить стиль страницы

— Нет, мне нужно будет вернуться. Завтра в школу.

— Хорошо. Тогда поехали.

Он отворачивается, и в этот момент Мишель с широченной улыбкой на лице поднимает два больших пальца вверх. Я знаю, что она его одобряет.

Когда мы садимся в машину, он спрашивает:

— Твоя соседка всегда такая странная?

— Она просто лишилась дара речи.

— Почему это?

— Неважно. — Мужчины такие бестолковые. — Так, возвращаясь к нам. Как мы все это сделаем?

— Вегас. На этих выходных.

— Вегас? Какого черта?!

— Да. А почему бы и нет?

— Ты говоришь о церкви с Элвисом и всем сопутствующим?

Из него вырывается взрыв смеха.

— Я глубоко уверен, что у них найдется еще много других мест для женитьбы, помимо церкви Элвиса.

— Ох.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты и правда не думала, что это единственное место в Вегасе?

— Я никогда там не была, поэтому откуда мне знать? — говорю я в свою защиту.

Он продолжает безостановочно смеяться. По-моему, я даже увидела слезы в уголках его глаз.

— Прекрати! Ты смеешься надо мной. — Это, конечно, забавно, но я не могу позволить ему знать об этом.

— Что ж, блин, Печенька, Вегас огромный. Там не ходят Элвисы и не женят людей направо и налево. Это погубило бы их свадебный бизнес.

— Неважно.

— Ты злишься.

— Вовсе не злюсь. — Моя нижняя губа практически падает на пол машины.

— Нет, злишься.

— Нет, не злюсь, но начну, если будешь меня доставать.

Он посмеивается все время дороги до дома.

— Я думала, мы поедем в дом твоих родителей.

— Поедем часам к шести. Нам нужно все обсудить.

— Верно. Итак, эти выходные. Вегас, значит?

— Да, давай уедем в среду и вернемся в субботу.

— А что насчет Дня Благодарения и Инглиш?

— Дело в том, что адвокат Эбби потребовал встречу с Инглиш в этот день.

— Как понимаю, Эбби — это мама Инглиш.

— Да. Поэтому мама с папой повезут в среду Инглиш в Диснейленд. И вернутся они только в субботу вечером. Можем сказать ей потом. Мой юрист отправит ей письмо, мол, извините, но ее нет. Но это глупо, потому что встреча — не решение суда. Ее адвокат просто написал моему о просьбе встретиться.

— И почему она захотела встретиться именно в День Благодарения? В этом нет никакого смысла.

— То же самое сказал и мой адвокат. Но она собирается добиться опеки через суд. Это лишь начало.

— Понятно. Мне стоит рассказать обо всем в школе по возвращению?

— Это только твое решение. Как посчитаешь нужным — так и будет.

— Бек, а если ее мать узнает? Я имею в виду, мы уедем и поженимся. Не подумают ли они, что мы сделали это только из-за Инглиш?

— Вероятно так, но у них нет никаких доказательств. Пока мы ведем себя перед ними, как влюбленная парочка, пока ты любишь Инглиш, что правда, это не имеет никакого значения.

То, что он сказал, вполне разумно, но я все равно боюсь до чертиков. Что, если меня попросят выступить в качестве свидетеля и мне придется сказать правду?

— Что с лицом? — спрашивает он. Я рассказываю ему о своих переживаниях.

— Не стоит волноваться. Мой адвокат не позволит им увлечь тебя в процесс без твоего согласия. Вот и все.

Так все и разрешается: Бек заказывает билеты на самолет и делает бронь в отеле. Поскольку он часто путешествует, ему удается все быстро уладить. Я сомневалась, говорить ли ему о том, что я никогда не летала.

— Сколько по времени продлится полет? — спрашиваю я.

— Около четырех с половиной часов.

— Так долго?

— Ну, Вегас находится не настолько далеко, в отличии от Западного побережья.

— Знаю, просто… Ладно, я никогда не летала и немного нервничаю.

Он вскидывает голову и прожигает меня взглядом.

— Ты никогда не летала?

— Нет, никогда.

— Да как такое вообще возможно?

Это не очень приятная для меня тема.

— Просто так получилось.

— Есть ли еще что-нибудь, что мне стоит знать?

— На самом деле нет.

Его голос ласковый и хриплый.

— Послушай, Печенька, ты делаешь большое дело для меня и Инглиш. Ты можешь рассказать мне, о чем угодно, и это останется в этой комнате. Обещаю.

— Это не такое уж и большое дело. Мой отец не летал, потому что боялся самолётов, поэтому все наши путешествия ограничивались машиной. Вот. — На самом деле это далеко не все, просто сейчас этого вполне достаточно.

— Ты уверена?

— А почему нет? — Он не верит, но у него нет выбора. Сейчас я не готова обсуждать это. И кто знает, буду ли когда-нибудь?

— Ну не знаю. Потому что тебе некомфортно в моем присутствии. Ты не позволяешь мне увидеть свой внутренний мир. Я понимаю это. Но надеюсь, когда-нибудь ты все же сделаешь это, потому что, думаю, я доказал тебе, что могу быть хорошим другом.

Мы стоим в нескольких дюймах друг напротив друга, и единственное, чего мне хочется, это поцеловать его. Тяжело думать о чем-то другом, пока он так близко ко мне. Но он лишь добавляет огня, когда произносит:

— Итак, сколько у тебя вещей?

— Все из моей спальни, и кое-что на кухне.

В своей грубой манере, к которой я уже должна была привыкнуть, он отвечает:

— Нет никакой нужды брать все это. Оставь своей соседке.

— Нет.

— Нет?

— Именно так я и сказала.

— Печенька, ты же видела кухню. Там есть все необходимое.

— Бек, эти вещи достались мне от мамы. Я не собираюсь расставаться с ними.

— Ладно. Мы заберем их, когда сможем. Твоей соседке нужно помочь их переставить?

— Я спрошу у нее, — резко отвечаю я.

— Не стоит показывать свои коготки, — журит он.

— Тогда не доводи меня.

После долгого пристального взгляда, он кивает.

— Как насчет этого? Почему бы тебе не собрать один или три чемодана, с которыми ты будешь жить у нас до Рождества, а после мы сможем перевезти все остальное?

— Звучит отлично. Спасибо. — Я мило улыбаюсь.

— Рад, что мы договорились. Теперь ты готова поговорить с моими родителями?

— Разумеется.

А потом он напоминает мне:

— Не забудь. Не говорим ничего Инглиш, пока не вернемся.

Я соглашаюсь с ним, и мы возвращаемся в машину. Надеюсь, Инглиш действительно обрадуется, как он и думает.