Глава 30

Руки Куина задрожали, когда он подцепил пальцем край конверта. Преодолев небольшое сопротивление, он, почему–то, не удивился, что его брат позаботился о том, чтобы письмо было должным образом запечатано. Лукас такой щепетильный.

Был щепетильным.

Медленно открыв конверт, Куин достал... лист бумаги формата А4. Страница была сложена втрое, и исписана была только с одной стороны… и сначала его взгляд сосредоточился только на почерке. Ручкой «Бик», той же, что использовалась для надписи «Брат мой», и что лежала на прикроватной тумбочке; сам почерк был красивым, плавным, легко читаемым, каждая буква была идеально выведена.

– У него был такой замечательный почерк, – тихо произнес Куин, проведя большим пальцем по одному из абзацев. – И посмотри на эти прямые строчки. Вряд ли он использовал линейку. Наверное, просто...

Делал это правильно, как его учили.

Прежде чем приступить к чтению, Куин подумал, что его брат был достоин лучшего, чем простая офисная бумага. У Лукаса должны быть свои личные бланки с тиснением наверху, отображающим его имя и адре. Может, с семейной эмблемой в качестве заглавия, нарисованной пером и тушью.

Куин навел взгляд на приветствие с мыслью о том, чтобы прочитать письмо вслух, но у него свело горло. Вместо этого он наклонился вперед и сдвинул лист бумаги так, чтобы тот оказался между ним и Блэем.

Дорогой мой Брат,

Во–первых, позволь попросить прощения. Ты всегда был намного храбрее меня, и я верю, что то, что должно произойти, еще раз доказывает эту несомненную истину. Мне жаль, что я оказался недостаточно силен, чтобы продолжить свой путь, с которого мне не сойти, но я устал. Я до самых костей устал от боли и страданий, а также от необратимой деградации моего тела. Я жутко утомлен там, где ты бы упорно продолжал бороться. Я слаб… и самое большое сожаление об этой слабости состоит в том, что в моих действиях ты можешь искать и чувствовать какую–то личную вину. Позволь мне успокоить твою совесть. Это не имеет к тебе никакого отношения.

Во–вторых, прошу у тебя об одолжении. Я понимаю, что это прозвучит как принуждение. Если ты читаешь это письмо, значит, меня больше нет, и тебе очень больно. Совершенно несправедливо с моей стороны просить что–либо у тебя в твоем нынешнем состоянии, но, тем не менее, я это делаю. Пожалуйста, поезжай в наш семейный дом и поднимись в мою бывшую спальню. Под моим бюро есть незакрепленная половица. Под ней находится тайна, которую я храню уже много лет. Бывали времена, когда я хотел огласить то, что держал в себе, но, в конце концов, оказался слишком труслив. Думаю, у меня еще была надежда, что я излечусь достаточно, чтобы суметь защитить свои интересы. Увы, этого не произошло. Ты же будешь знать, что с этим делать.

Наконец, я хочу, чтобы ты поверил мне, когда я говорю, что наши родители выбрали не того сына для семейной гордости. Я – неудачник. Ты – образец для подражания. Ты должен гордиться всем, чего достиг, и я очень хотел бы, чтобы наши отец и мамэн видели тебя сейчас. Ты доказал, что они были неправы, абсолютно неправы. Ты – Брат. Ты – отец. Ты – партнер замечательного мужчины. Ты – все, что только можно желать от сына или брата.

Судьба распорядилась так, что Стражи Чести, те, которых я заслужил, пришли за мной. Я заслужил лессеров и их ненавистного хозяина, и они убивали меня множество раз. Оглядываясь назад, я думаю, что мое возрождение раз за разом подстегивало их интерес. Однако этой ночью я намерен закончить то, что они начали. Я по горло сыт воскрешениями и мечтаю о бездне. Довольно качелей между жизнью и смертью.

Я люблю тебя. Я молюсь, чтобы ты поверил мне, когда я скажу, что это мой выбор и только мой. Возможно, ты злишься на меня, может, ты убит горем. Я не желаю тебе ни того, ни другого. Я так устал. Я хочу спать.

С моей самой искренней любовью и нежностью,

Лукас.

Куин закрыл глаза. Потом перечитал все снова. И в третий раз. Последний раз он даже не видел слов. Он просто слышал голос брата в своей голове, которого ему так не хватало, что сердце в груди пропустило удар.

– Ты ... – Он глубоко вздохнул. – Ты закончил?

Рядом с ним кивнул Блэй.

– Я хочу убрать его. – Когда его супруг снова кивнул, Куин осторожно сложил страницу и сунул обратно в конверт. – Как жаль, что мы не смогли его возродить. Жаль... что нашей любви было недостаточно.

И ему очень хотелось поговорить о той ночи, когда он пришел домой, в дом их родителей, и узнал, что его специально отослали прочь, потому что Лукас переживал переходный период. В ту ночь, он снял самодельный пояс и привязал его к душевой насадке. В ту ночь... когда Блэй успел вовремя.

– Ты спас меня, – пробормотал он. – В ту ночь. В душе.

Остальные подробности можно было опустить. Они оба знали, о каком вечере шла речь: конечно же, когда он посмотрел на Блэя, его возлюбленный смотрел перед собой в никуда. Несомненно, парень вспоминал, как ему пришлось выломать дверь ванной и вытащить оттуда Куина.

– Я так рад, что ты позвонил мне, – хрипло сказал Блэй.

– Это не я. Это ты мне позвонил.

– Я?

– Кажется, ты чувствовал. – Куин положил руку на колено Блэя. – Ты всегда чувствовал.

Блэй быстро заморгал, и Куин потянулся к своему парню, и затем они откинулись на кровать, положив головы на одну огромную подушку, их тела были так близко, лодыжка к лодыжке, бедро к бедру. Письмо и конверт остались на груди Куина, над его сердцем.

– Ужасно, что мой брат испытывал такую боль, – произнес он. – И я хотел бы...

Блэй на автомате повернулся на бок, устраиваясь на сгибе его руки.

– Ты хотел бы остановить его той ночью?

Куин положил руку на письмо.

– Хотел бы я сказать ему, что все наладиться. Что я был там, где он. Безнадежный, беспомощный. А сейчас, посмотрите на меня. Я не предсказал бы, как сложится моя жизнь… я точно не надеялся даже на половину всего хорошего, что случилось со мной. Может, то же самое ждало и его, причем не за горами. Может, если бы он продержался чуть дольше.

– Мы этого никогда не узнаем, – грустно сказал Блэй. – И он тоже.

– Я хотел бы верить, что он попал в Забвение.

– Это всего лишь байка… история, что «самоубийцы не попадают в Забвение». Это всего лишь легенда.

Куин нахмурился, глядя в потолок.

– Правда? Но она появилась неспроста.

– Твой брат был достойным мужчиной. Это было бы несправедливо.

Когда жизнь вообще была справедливой, подумал Куин.

Он повернул голову. Блэй смотрел вдаль, его веки смежены, рот слегка приоткрыт, волосы растрепались с одной стороны от того, что он взбил их пальцами. Его щека, порезанная брезентом во время шторма, полностью зажила, на гладкой коже не осталось ни единой царапины.

Куин вспоминал ситуацию в гараже, он с банданой в руке, в панике думает о каталке, а Блэй отводит его руку от своей пустяковой травмы... и почувствовал поразительное тепло в груди.

Волна любви пронизывала тело, наполняя его изнутри, сжигая холодное онемение, что морозило его, даже когда он двигался, дышал и притворялся живым.

С благоговением он наклонился и целомудренно поцеловал лоб своего мужа.

– Я очень рад, что ты здесь со мной.

Блэй лежал рядом со своим любимым, испытывая благодарность за многое. Во–первых, за то, что они с Куином лежали сейчас вместе, в их спальне, на их кровати… и не просто бок о бок, разделенные пуховым одеялом. И за то, что ему позволили прочитать послание. Он хотел, чтобы ему дали разделить горе близкого, чтобы он мог хоть немного помочь, даже если эта помощь заключалась в том, чтобы быть свидетелем этой боли… так и вышло.

С учетом того, как началась ночь, произошло чудо.

И все же он чувствовал себя хреново. Он дважды прочитал послание про себя, и в глаза ему бросались совсем не обнадеживающие вещи, не надежда на мир посреди хаоса, что грянул за решением Лукаса. Это была расплата.

В словах, в его решении было заложено понимание долгосрочной перспективы того, что Лукас пережил и где он был в тот момент… предчувствие будущего без капли облегчения. По большей части, изо дня в день одно и то же… без сомнения, еще одно бремя поверх прочих.

Было это правдой или нет, но Блэй решил, что их с Лукасом разговор, несомненно, оказал влияние. Или, по крайней мере, он подтолкнул Лукаса с того выступа, на котором стоял мужчина, рассматривая глубокую долину своей жизни, что развернулась перед ним.

Боже, если бы он мог просто вернуться в прошлое и промолчать. Может, это ничего бы не изменило, но, по крайней мере, он избавился бы от тошнотворного ощущения внизу живота.

– …рад, что ты здесь со мной.

Блэй заставил себя снова сосредоточиться. И когда он это сделал, то почувствовал, как губы Куина с невероятной нежностью прижались к его лбу. Когда парень расслабился, их взгляды встретились.

Может, ты и не считаешь меня ответственным, подумал Блэй. Но я не смогу простить себя за это.

– Я никогда не пожелал бы подобной участи твоему брату, – произнес он с грустью. – Ты знаешь, я плохо знал Лукаса. Моя семья в социальном плане отличалась от твоей…

– Ты имеешь в виду, моих родителей. Я тоже был им не ровня.

Блэй покачал головой.

– Ты лучше их всех.

– А ты субъективен.

– Вовсе нет. – Блэй провел кончиками пальцев по конверту на груди Куина. – Что касается Лукаса, я считаю, что он был продуктом своего окружения, но он не был полностью испорчен. Многие в Глимере прогнили. Но не он.

– Он не позволил Стражам Чести убить меня в ту ночь. Он был с ними, и он заставил их прекратить избиение. Иначе я бы умер прямо там, посреди дороги.

Блэй нахмурился.

– Твоя семья отправила его в составе... ну конечно, еще бы. Он был их первенцем.

– Так что его участие в этом мероприятии было лучшим способом сохранить лицо, после того, как они изгнали меня из дома и исключили из рода. Это лишний раз доказывало серьезность их намерений. – Куин нахмурился. – И ты знаешь, одна мысль не выходит у меня из головы. О той черной мантии, в которой был Лукас. Я не знал, что у него есть подобная, и что он ее носит. Но каким–то образом он ее заполучил… думаю, что он носил ее из–за чувства вины за свое участие в Страже Чести.