Глава 23

Пока Куин штурмовал парадную лестницу, Блэй стоял у ее основания, и смотрел, как его мужчина взбирается по ступеням. Он хотел пойти за ним, но было совершенно ясно, что его присутствие нежелательно. Его оттолкнули.

И он не знал, что делать.

Поэтому он повернулся к Лэсситеру, который все еще лежал на полу в фойе и истекал серебром. Присутствующие собрались вокруг ангела, в том числе Ви, у которого было медицинское образование, но все расступились, когда Блэй подошел к ним и опустился на корточки.

– Он не имел в виду ничего из того, что сказал, – сказал он, помогая ангелу сесть. – Правда, так и есть. Н представляю, зачем он это наговорил.

– Поможешь подняться на ноги? – спросил Лэсситер, вытирая лицо предплечьем.

Блэй застонал от веса мужчины. Словно гравитация особенным образом относилась к ангелу, его тело было тяжелее, чем предполагали даже его огромные мускулы, кости были словно вылиты из чистого золота, не меньше.

– Мне не нужна медицинская помощь, – Лэсситер покачал головой, когда Ви выступил вперед. – Немного солнечного света, и я буду в порядке.

– По крайней мере, давай тебя умоем, – вмешался Блэй. – Сюда.

Блэй взял ангела под руку и повел за лестницу. Спрятанная под ступенями уборная напоминала шкатулку с драгоценностями, с редкими каменными вставками и мерцающими хрустальными светильниками, все такое пышное и прекрасное. Кстати о каратах. Раковина была из чистого золота, равно как и филигранные краны и крошечные лампы с шелковыми абажурами ручной работы, которые больше походили на праздничные свечи для царских покоев.

Подтолкнув Лэсситера на покрытую шелком скамейку, Блэй схватил полотенце для рук с монограммой. Намочив угол, он подумал, что хорошо, что кровь Лэсситера серебряного цвета. Тонкая махровая ткань была бледно–серого оттенка.

Красная кровь все бы испортила.

– Мне очень жаль, – сказал он, наклоняясь к разбитому лицу ангела.

Лэсситер зашипел при контакте раны и ткани. Затем откашлялся.

– Тебе не за что извиняться.

– Просто он все еще... – Блэй моргнул, и перед глазами встало лицо Лукаса на снегу. – Мне очень жаль. За все.

– Как и мне.

Снова к раковине. Потекла теплая вода. Он промыл полотенце для рук.

Вернувшись к лицу ангела, Блэй на этот раз сосредоточился на брови. Когда Лэсситер выругался и отпрянул, Блэй пробормотал извинения. Казалось, сегодня – это его заглавная песня.

Примерно через десять минут большая часть серебряной крови исчезла, снова показалось классически красивое лицо Лэсситера... но не надолго. Все стало опухать, появились синяки, не черно–синие, но казалось, что–то мерцает под поверхностью кожи.

Блэй отступил назад и облокотился на стойку с раковиной, скрестив на груди руки. Сосредоточив взгляд на своих ногах, он хмурился, рассматривая мокасины от «Бэлли». На нем же были ботинки, когда они с Тором занимались елкой. Когда он успел сменить их эту такую хлипкую обувь?

Еще и отправился в них на поиски Лукаса.

– Я испортил свои туфли, – рассеянно сказал он, поднимая ногу и осматривая мокрую кожу. – Забавно, я даже не заметил холода.

На этой ноте он наклонился и снял лофер. Потом носок. То, что он увидел, его не порадовало. Пальцы ног были белого цвета, такого, который он не захочет видеть больше никогда… один в один с цветом застывшего лица Лукаса – матового, как мрамор.

Избегая видения, Блэй уставился на ногу. Будет чертовски больно, когда она отогреется, но он с нетерпением ждал физическую боль. Ее воспринимать легче, чем душевную.

– Давай, я помогу.

Лэсситер протянул руку и положил ладонь под ступню Блэя. В отличие от устрашающей энергии, что вырывалась от проклятия Вишеса, от него исходило теплое сияние, которое окутывало и оживляло: в течение следующей минуты или около того Блэй наблюдал, как цвет возвращается к его плоти, а кожа обретает теплый, здоровый оттенок.

– Дай мне вторую.

Блэй сбросил вторую туфлю, стянул носок и протянул ее влево.

– Совсем не больно. Это чудо.

– Так и задумано.

Пока магия воздействовала на вторую ногу, Блэй вдруг понял, что ангел не был одет в один из его фирменных сумасшедших нарядов. Он был во всем черном, его обычно распущенные белокурые и черные волосы были заплетены в косу и не мешали. Для мужчины, который предпочитал ходить в легинсах из спандекса а–ля Дэвид Ли Рот, сдержанность была шокирующей.

Ничто больше не будет нормальным. В этом Блэй был совершенно уверен.

– Можно вопрос? – выпалил он.

– Спрашивай что угодно.

Прошло некоторое время, прежде чем Блэй смог сформулировать вопрос.

– Чем я могу ему помочь?

Ладно, наверное, несправедливо спрашивать об этом у ангела, учитывая столь жестокое избиение. Но были ли у кого–то сегодня разумные мысли?

– Ты знаешь ответ, – произнёс Лэсситер.

– Нет, вовсе нет.

Ангел наклонился и поднял туфли. Влажность пропала, как только он прикоснулся к ним, отступая от кончиков и переместившись к пяткам. К сожалению, на тонкой коже остались пятна, от которых теперь было невозможно избавиться.

– Да, – сказал Лэсситер, – Ты знаешь, что делать.

После того, как туфли перешли из рук в руки, ангел ушел, и он казался невероятно одиноким, несмотря на свою силу и влияние. Или возможно... благодаря им.

Блэй же, напротив, остался на месте, глядя на то, что было у него на ногах. Над головой включилось отопление, теплый сухой воздух гладил его по волосам.

– Я не могу оставаться здесь всю ночь, – сказал он вслух.

Учитывая все обстоятельства, первым делом, нужно было снова обуться. Однако его носки оставались влажными, поскольку Лэсситер не обратил на них внимания, поэтому Блэй скомкал их и сжал в руке. Затем он сунул ноги в обувь – теперь лоферы сидели плотнее.

В фойе он обнаружил, что все разбежались от случившейся драмы. Повернувшись к парадной лестнице, Блэй представил, что мог сейчас делать Куин наверху. Он знал, где сейчас парень. Он с близнецами…

Блэй нахмурился и оглядел подножие лестницы.

Спустя долю секунды он рванул с места.

Ангел был прав. Он знал, что ему нужно сделать.

Куин нашел то, что искал, в игровой. Когда он распахнул дверь, Лейла подняла взгляд с пола, где она сидела с детьми, и застыла, когда их взгляды встретились.

– О, Куин.

Она дернулась, словно порываясь встать и обнять его, но когда он резко отступил, она опустила глаза и наклонила голову.

– Я в порядке, – услышал он свой голос, помахав рукой Лирик, которая расплылась в лучезарной улыбке, а затем и Рэмпу, трясущему погремушкой в его сторону. – Я просто хочу побыть с ними недолго, хорошо? Только я и они.

Лейла кивнула и неловко поднялась на ноги.

– Конечно. Я… ох, сообщение пришло. От Тора, так что... Я соболезную…

– Все нормально.

Она отпрянула… а затем попыталась скрыть свою реакцию. Но он не мог ничем ей помочь. Он даже с собой ничего не мог поделать… это его «нормально» было всего лишь дверью, что отгораживала его от ее сочувствия, ее беспокойства, бремени той боли, которую Лейла чувствовала, столкнувшись с трагедией, которая в действительности затронула только его.

– Я могу что–нибудь для тебя сделать? – спросила она.

– Просто дай мне немного времени с ними.

Избранная подтянула джинсы повыше на бедра. Затем откинула свои светлые волосы назад, пока ее взгляд блуждал по игровой комнате… и Куин был благодарен, что она держала свои мысли при себе. Он не хотел показаться грубым, но он был зол… и, как раненое животное, опасно нестабилен.

– Дай мне знать, когда я снова понадоблюсь, – сказала она. Затем качнула головой. – Собственно, я собиралась их накормить минут через сорок пять. Если только ты сам не захочешь это сделать?

– Хорошо. В смысле, сорок пять минут, просто отлично. Как надо.

– Хорошо.

Повисла пауза, а затем Лейла подошла к двери. Пока она не решалась ее открыть, он прокашлялся.

– Я не стану совершать необдуманных поступков, – хрипло сказал он. – Не бойся. На сегодня с меня хватит мертвых родственников.

Она закрыла глаза.

– О, Куин. Мне так жаль…

– Забудь, – он потер глаза не потому, что нервничал, а потому, что не мог перестать видеть лицо брата. – Я всю жизнь это делаю. Смотрю на мертвых родственников всю свою чертову жизнь.

Лейла глубоко вздохнула.

– Я хочу, чтобы ты кое–что знал…

– Просто вернись через сорок пять минут…

– Я водила их к нему в ночь перед бурей.

Куин моргнул.

– Что? Подожди, что ты сказала?

– Лирик и Рэмпа. Два дня назад я водила их к Лукасу. – Ее глаза наполнились слезами. – Мы навещали его время от времени. Ты понимаешь, о чем я... Я просто… ему так нравилось на них смотреть. Они сидели на его кровати, и Лукас играл с ними, он улыбался им. Казалось, они делали его счастливым.

Рэмп бросил погремушку, перевернулся на живот и быстро пополз по полу, изо всех сил стремясь к большому красному надувному мячу в углу. У этого парня была грация тяжелого танка, скорость мотивированной черепахи и сосредоточенность шахматиста, который вот–вот должен вылететь из турнира.

– Спасибо, – мягко сказал Куин. – Я рад, что он увидел их перед смертью.

– Я буду скучать по Лукасу. Он был очень чуткой душой. Мы говорили о книгах и…

Куин поднял руку.

– Мне очень жаль, Лейла. Я не хочу показаться грубым. Но я не могу о нем говорить. Я вообще сейчас словно не на этой планете. И просто пытаюсь обрести землю под ногами. – Он переступил с ноги на ногу в своих мокрых кроссовках. – Потому что я ее не чувствую, а разговоры о моем брате только усугубляют это ощущение.

– Хорошо. Просто знай, здесь в доме много тех, с кем ты можешь поговорить.

Дверь за ней захлопнулась, и Куин посмотрел в прекрасные светло–зеленые глаза Лирик... и молился о том, чтобы его брат попал в Забвенье. И, конечно же, даже если слухи о самоубийцах были правдивы, для Лукаса наверняка сделали исключение за все, что он выстрадал.

Ведь так?

Лирик протянула руки, и теперь настала очередь Куина подхватывать на руки – что он и сделал, подняв свою дочь, прижимая к самому сердцу. В ответ она издала песню из воркования и лепета. Обычно она была тихим ребенком, но в таких ситуациях, когда они оставались вдвоем, и ее брат отвлекался на очередную важную миссию, малышка раскрывалась с другой стороны. Как будто она терпеливо ждала своей очереди, и поэтому у нее всегда оставались невысказанные эмоции и мнения.