Изменить стиль страницы

ГЛАВА 21 Празднование

Мы сидим на террасе Грешника и празднуем победу, разговариваем, напитки льются рекой. Джина, Уинн и я отдыхаем на свежем воздухе у чистейшего голубого бассейна, а Сент с парнями обсуждают игру у бара. Вскоре Тахо начинает жаловаться на своего тупого управляющего хедж-фондом и на то, что его капитал уменьшился почти в два раза.

— Ну правда, — кричит Джина со своего места, — приглашаю тебя поработать как-нибудь в моем шикарном универмаге. Махнемся! Даже при половине твоего богатства я смогу целый день бродить там и делать покупки. — Затем язвительно добавляет: — Ты все равно никуда не годишься. Ощущение, что ты до сих пор в детском саду.

— Я окончил Принстон, — возражает он.

— Тогда у тебя не возникнет проблем с поиском работы, если твои нефтяные скважины иссякнут.

— К тому времени, как это случится, ты уже будешь дряхлой старухой, — уверяет Тахо.

— Боже, мужчины, — хмурится Джина, когда снова поворачивается к нам. — Мы королевы, когда им нужно присунуть. Но как только их организм насытиться сексом, мы превращаемся в ничто. — Она качает головой. — Женщинам нужна причина, чтобы заниматься сексом, мужчинам — место.

— Между ног, — бормочет Уинн.

Я разражаюсь смехом, но Джина продолжала хмуриться и говорит нам двоим:

— Клянусь, сиськи — это, наверное, единственное, с чем может справиться такой парень, как Тахо. Да и то их две, а это для него слишком большое число.

— Эм, а почему бы тебе не проверить? — Уинн дерзко подталкивает ее локтем.

Я замечаю, что Малкольм наблюдает за мной, пока его друзья продолжают говорить с ним, и яростное жжение вновь начинает разрастаться в моей груди. Сент — это импульс. Движение. Он человек, который всегда стремиться вперед, желая большего. Куда он нас приведет? Где он видит нас?

— Ах ты, чертов хитрый пес! — Тахо кричит в сторону Сента. — Перестань пялиться на свой сочный маленький бифштекс, как будто не слюнявил ее весь день!

— За моих воспитанных друзей, умеющих держаться в приличном обществе. — Сент поднимает свой бокал, салютируя мне. Уголки его губ приподнимаются, и улыбка касается глаз.

Тахо бросает на меня взгляд, в котором смешиваются восхищение и раздражение.

— Отвечаю, ты для него как самый любимый яд, женщина.

— А мы отвечаем, — Джина указывает на Уинн, — что он ее любимый крэк!

Пока наши друзья смеются, мне становится жарко под взглядом Малкольма. Он смотрит не улыбаясь и не смеясь, просто обжигая меня своими зелеными глазами на точеном лице.

Каллен прочищает горло, когда замечает наше молчаливое общение.

— И как, Сент, нравится тебе твой новый поводок?

Тахо хихикает.

— Заткнись на хуй, — рычит Малкольм.

От такого тона, вероятно, писаются элитные бизнесмены в зале заседаний. Но, будучи друзьями с детства, Тахо и Каллен просто смеются сильнее.

— Что тут смешного? — спрашивает Джина, как будто не расслышала.

Тахо подходит и отвечает ей с легким южным акцентом; его глубокий голос звучит лениво и, должна признать, это чертовски сексуально.

— Мы скорбим о потере нашего дорогого брата из-за самой могущественной силы на этой земле.

— И что это за сила такая? — с любопытством интересуется Джина, кокетливо наклоняясь к нему.

Тахо что-то шепчет ей на ухо.

Я слышу резкий звук удара кожи о кожу, понимая, что Джина игриво шлепнула Тахо по руке.

Парни ржут, все, кроме Малкольма, который не смеется, но его идеальные губы формируют совершенную ухмылку.

— Простите, дамы, — извиняется Тахо. — Но вы сами спросили.

— Мы и так знаем, что мужчины думают только о сексе, — хмыкает Джина. Ее фирменный реализм, то, что другие называют сарказмом, отяжелеет ее слова.

— Почему ты так говоришь? — спрашивает Тахо, посерьезнев.

— Мужчины любят не так, как женщины. Для них все по-другому.

— Ну, я возражаю, — не соглашается Тахо. — Я люблю свою мать, — гордо заканчивает он.

Джина хихикает.

— Это другое. Мы тоже любим наших мам. Кстати, мама Рейчел очень хочет познакомиться с Сентом.

Потом Каллен говорит что-то насчет завтрашней прогулки на яхте, и Джина с Уинн начинают спорить о купальниках и прогнозе погоды. Сент медленно пробирается через террасу и усаживается рядом со мной. Приобнимет мою спину и смотрит на меня сверху вниз.

— Твоя мать хочет познакомиться со мной? — уточняет он.

Я жую внутреннюю сторону щеки.

— Все хотят с тобой познакомиться, — уклончиво отвечаю я. И когда он просто продолжает на меня смотреть, я признаю: — Она спрашивала.

— Тогда я встречусь с ней, — шепчет он.

— Серьезная штука, — присвистывает Тахо, присаживаясь рядом. — Только не тащи ее к своему отцу, Сент. Если только ты не хочешь, чтобы она тебя бросила.

Я перевожу взгляд на Малкольма, но он спокоен, как обычно, хотя я вся напряглась при упоминании Ноэля Сента.

— А почему? — спрашивает Джина.

— Его отец — настоящий мерзавец! — объявляет Тахо.

— Он терпеть не мог даже когда мы просто заходили к нему домой, — сердито ворчит Каллен.

Я слабо улыбаюсь Малкольму, и хотя он отвечает мне улыбкой, Сент быстро переводит Тахо на тему его портфолио, закончив разговор. Вот так просто.

Он дет команду, и все следуют его указаниям.

Я знаю, что отец Сента — осел. Почти все, кто с ним встречался, называют его ослом. Прямолинейный, грубый, самонадеянный. Я читала в интернете бесчисленное количество раз, как он пытается сделать вид, что он намного могущественнее и величественнее сына. Сент ясно дал понять, что не хочет, чтобы я даже находилась на одной улице с этим ублюдком. А тут еще и мысль о том, что Ноэль Сент теперь появится в «Эдж» — месте, которое я так люблю и ради которого пожертвовала многим — приятных эмоций не доставляет.

Через пять минут Отис поднимается в пентхаус. Сент с минуту общается с ним у лифта, потом возвращается к ребятам.

— Ливингстон?

Я перестаю болтать с девочками и поворачиваюсь, заметив, как Сент комкает кусок ткани в руке.

— Я тебе кое-что принес, — говорит он. Затем подбрасывает ткань в воздух, и она мягко приземляется на мои колени.

— Что это? — Я с любопытством расправляю хлопчатобумажную ткань и смотрю на футболку «Кабс» маленького размера с автографами каждого игрока, который был сегодня вечером.

— Быть того не может! Ты не мог! — Я поднимаю на него взгляд, комкаю футболку и швыряю обратно, как будто она горит.

Срань господня!

Твою ж мать!

Он легко ловит майку, потом хмурится и смотрит на нее.

— Еще как мог. — Нахмурившись еще сильнее, даже когда его глаза начинают светиться чистым весельем, он подходит и вкладывает футболку мне в руки. — Это твое.

Когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку, я с ликованием визжу:

— Оформлю в стекло!

***

Так как мои подруги начали лапать мой подарок, я прячу его в шкафу Сента рядом с его идеальной дизайнерской одеждой, заняв почетную вешалку прямо посередине. Вернувшись в гостиную, узнаю, что девочки собираются уходить. Друзья Малкольма все еще полны сил и, кажется, готовы на подвиги, как будто уже не два часа ночи.

Я не знаю, что мне делать.

Эта штука с ночевками — новая территория для меня.

Для... нас.

— Сент? — Я вытягиваю его из компании. — Думаю, мне лучше уйти с Джиной, — говорю я ему.

Он секунду смотрит на девочек, потом с легкой улыбкой смотрит на меня.

— Я думаю, тебе лучше остаться.

— Я... — Боже, я покраснела? — У меня нет свежей одежды. О моей футболке забудь, это уже коллекционная вещь.

— Без проблем. Тогда Клод или Отис подвезут твоих подруг до дома, твоя соседка соберет тебе вещи, и парни привезут их сюда.

Он ждет ответа, и по энергетике, которую он излучает, могу сказать, что он очень хочет быть со мной сегодня вечером.

— Я не против, — говорит Джина, пожимая плечами. — Я с радостью прокачусь на машине Сента, — ухмыляется она.

Грех наблюдает за мной своими зелеными глазами. Он ждет, выглядя при этом очаровательно и... неотразимо. О боже.

Не слишком ли все быстро происходит?

Нет.

Или... да.

Может быть.

— Рейчел. — Малкольм подходит ближе, и я вижу, что он разделяет мои сомнения, что нам нужно двигаться медленно. Его голос низкий, когда его губы касаются моего уха. — Ты хочешь уйти не больше, чем этого хочу я.

— Ты опять просишь меня переночевать у тебя? — Я отстранилась на дюйм, чтобы заглянуть ему в лицо. — Твои друзья все еще здесь…

— Ты хочешь в мою постель сильнее, чем свою. Я хочу того же.

Боже, как же глубоко я увязла. Так глубоко, что мне немного страшно, но с ним я становлюсь настолько безрассудной, что желаю увязнуть еще глубже.

— Хорошо, — говорю я, слегка улыбаясь ему.

— Хорошо? — Его глаза светятся. Он приподнимает мой подбородок и крепко целует в губы.

У него такой теплый, такой совершенный рот, что я улыбаюсь и говорю тихо, только чтобы он услышал:

— Я буду в твоей постели.

— Тебе не долго придется ждать, — он обращается только ко мне, слегка касаясь губами мочки моего уха.

***

Я направляюсь в его комнату. Сначала проверяю свой подарок, затем опускаюсь на «свою» половину кровати и на минуту задумываюсь о сегодняшнем дне.

Когда Сент улыбался, я подумала, что этот дурачок попал в мою вену и впрыснул мне чистое счастье.

Я думаю о себе и о нем, о спорте и о том, как разгорелась его страсть, о том, как мы, люди, сходим с ума от того, что любим.

Что напомнило мне...

Мне нужно начать новую статью. Стараясь не заснуть и дождаться его, я достаю свой мобильный телефон, делаю заметки и записываю идеи в электронном письме самой себе.

Я пишу о том, от чего мы сходим с ума. Одержимости. Какие наши любимые спортивные команды. «Кабс» могут проигрывать тысячу раз, а мы все равно любим их. Они могут облажаться, но мы все еще в них верим.

Я записываю множество идей, рассеянно слушая мужской смех из гостиной, каким-то образом улавливая именно смех Малкольма. Я обожаю его глубокий смех, который находит отклик моем сердце. Он никогда не бывает слишком громким или неприятным. Еще одна навязчивая идея.

Улыбаясь, я перечитываю письмо с идеями, отправляю его себе и пишу маме, которая, как правило, в выходные дни рисует до позднего вечера.