15 декабря 1887 года

Сегодня состоялось оглашение завещания. Все происходило совсем не так как после смерти леди Ханны. Тогда оставались только Эдвард, его светлость и мистер Эрнест, семейный адвокат. Сейчас мистер Эрнест сообщил всем слугам его светлости, что они должны присутствовать при оглашении. Эдвард был не в восторге, он сам сказал мне об этом, потому что это личное дело, как он выразился.

Все утро он не мог усидеть на месте и в волнении ходил взад и вперед по гостиной, ожидая, когда придет время. Брат его светлости прибыл рано, и они прошли в кабинет, где провели следующий час, разговаривая вполголоса. Кухарка нервничала и так сильно теребила передник, что Гарольд велел ей пойти и надеть новый, потому что она его сильно помяла. Дважды я видела, как она шептала что-то на ухо Гарольду, а потом смотрела в мою сторону. Уверена, они в курсе моего непозволительного романа с Эдвардом, а если и нет, то скоро узнают, потому что Эдвард сказал мне вчера вечером, когда мы были вместе в его постели, что он объявит о нашей помолвке после оглашения завещания. Я очень нервничаю из-за этого, потому что знаю, что никогда не буду достаточно хороша для него. Я сказала ему, что не могу предложить ему ничего, кроме своей любви, и он ответил, что это все, что он когда-либо хотел от меня.

Вчера вечером он достал маленький подарок, завернутый в очень красивую бумагу. Я покраснела и сказала, что не хочу, чтобы он мне что-нибудь покупал, но он рассмеялся и настоял, чтобы я открыла подарок. Я развернула его и ахнула, увидев крошечную коробочку, потому что внутри оказалось золотое с бриллиантами кольцо леди Ханны, которое она всегда носила на безымянном пальце. Оно ярко сверкало в свете свечей, и я почувствовала, как по щекам потекли слезы. Эдвард вынул кольцо из коробочки, нежно взял меня за руку и надел на палец, улыбнувшись: оно сидело идеально. Я сказала, что никогда не смогу принять его, но Эдвард заглушил мои протесты страстным поцелуем. Он сказал, что его мать не хотела бы, чтобы кто-то еще в мире носил его, а потом попросил меня стать его женой. Мне кажется, что я плыву по воздуху. Я буду хозяйкой этого дома. Мои мечты о том, чтобы наполнить дом любовью и смехом детей, могут в скором времени осуществиться. Я сказала Эдварду, что надену кольцо только после завтрашнего чтения, и он согласился, что лучше подождать до тех пор.

Я вошла в библиотеку, где все уже ждали. Никто не кашлял, было так тихо. Эдвард вошел последним и занял свое место в передней части комнаты. Мистер Эрнест пошелестел бумагами, откашлялся и начал читать. То, что он говорил дальше, стало таким потрясением, что я чуть не упала в обморок, и Гарольду пришлось усадить меня на стул. Дом, земля и деньги должны быть разделены поровну между Эдвардом и мной. Кухарка ахнула так громко, что эхо разнеслось по комнате. Я настолько удивилась, что едва сдерживала желание спрятать лицо от стыда. Все глаза были устремлены на меня, и мне ничего так не хотелось, как выбежать из комнаты, спрятаться в своей крошечной спальне и закрыть за собой дверь.

Хуже всех был Эдвард. Он повернулся, чтобы посмотреть на меня, и его глаза показались мне самыми черными, какие я когда-либо видела. В них плескались водовороты гнева и ненависти, но потом он улыбнулся и поздравил меня. Он подошел, взял меня за руку и сказал всем, что сегодня действительно день Элис Хьюз, потому что мы собирались объявить о свадьбе, надел мне на палец бриллиантовое кольцо своей матери и поцеловал в губы на глазах у всех. Я пришла в ужас, потому что сейчас было не время и не место. Мои щеки запылали, комната поплыла, ноги подкосились, и тогда Эдвард подхватил меня на руки и понес в гостиную, велев всем оставить нас в покое. Я не открывала глаз, потому что понятия не имела, что ему сказать. Как это случилось? Как я из дочери экономки превратилась в хозяйку дома? Эдвард шепнул мне на ухо, что я не должна волноваться, и он обо всем позаботится. Его губы коснулись моей щеки, и он оставил меня в покое, а сам вернулся, чтобы рассказать всем о предстоящих изменениях.

1 августа 1888 года

В доме все стало совсем по-другому. Я была так занята, что совсем забыла о своем дневнике, и только когда искала что-то в своей спальне на чердаке, нашла его и легла на кровать, чтобы перечитать. Я принесла его в спальню и заперла в тумбочке у кровати, чтобы продолжать писать, когда у меня будет время. Так много всего произошло со времени моей последней записи. Мы с Эдвардом поженились в апреле, через год после того, как впервые занялись любовью. Это была небольшая церемония, потому что единственная семья, которая у меня есть, — это семья моих бывших сослуживцев.

За год я пережила столько смертей и трагедий, что порой это бывает невыносимо. Люди говорят, что смерть забирает троих, и я боюсь, что они не ошибаются. Сначала была моя мать, потом леди Ханна, а потом его светлость. Слава богу, что есть Эдвард. Хотя он проводит больше времени в Лондоне в медицинской школе, чем здесь, я знаю, что однажды он станет великим врачом. Он сказал, что сейчас работает над так называемым приемным покоем в больнице, куда бедные, несчастные люди могут прийти, чтобы получить лечение от любых болезней и недугов, даже если у них нет денег, чтобы заплатить. Во время нашего последнего телефонного разговора он сказал, что у него ежедневно открываются глаза и что он никогда не встречал столько пьющих женщин, которые продают свое тело мужчинам по цене дешевого джина.

Я мечтаю, чтобы он вернулся домой, когда закончит учебу, и мы сможем открыть в городе заведение для лечения всех бедных людей, которым не так повезло, как нам. Эдвард обещал вскоре отвезти меня в Лондон, чтобы я познакомилась с его друзьями-врачами и осмотрела больницу, в которой он так много работает.

У кухарки появилась новая помощница, потому что Милли бесследно исчезла, когда Эдвард в последний раз был дома. Она не оставила записки и не дала понять, что хочет уйти, так что это стало для всех нас большим потрясением. Милли была в доме, когда мы пожелали друг другу спокойной ночи, а утром мы обнаружили, что она пропала. Это очень странно, но кухарка непреклонно уверенна, что в этом деле замешан молодой человек, и считает, что Милли могла сбежать. Я надеюсь на это, потому что это кажется гораздо более романтичным шагом, чем мой страх, что с ней случилось что-то ужасное.

Эдвард продолжает настаивать на том, чтобы мы взяли новую экономку, но я много раз говорила ему, что в этом нет необходимости и что я вполне способна управлять этим домом, не полагаясь на постороннюю помощь. Мне наверно стоит сказать ему, что просто не хочу, чтобы кто-то заменил мою мать, но, похоже, сейчас не самое подходящее время.

После нашей свадьбы Альфи ушел в армию. Я знаю, что для него это было слишком, и что он не мог видеть Эдварда моим мужем. Как бы я хотела, чтобы он жил сейчас здесь, потому что я так скучаю по нему, а Эдвард редко появляется дома, чтобы составить мне компанию.

В последний раз, когда Эдвард приезжал домой, он пребывал не в лучшем настроении; был очень тихим и довольно угрюмым. Он вернулся в Лондон в ужасном настроении, и я не имею ни малейшего представления, почему. Понимаю, он столько пережил за такое короткое время и очень скучает по родителям. Его любовные ласки были настолько грубыми и непохожими на него, что он оставил мне синяки на запястьях и следы укусов на груди, что было очень болезненно. На следующеё утро после того, как он увидел следы, которые оставил, он извинился, плача и умоляя меня о прощении. Я простила его, потому что не хочу на него сердиться. Я так его люблю.

28 августа 1888 года

Эдвард уехал в Лондон сегодня после ужасной ссоры. Он вернулся домой два дня назад, чтобы сделать мне сюрприз. Он принес мне самый красивый букет белых лилий, моих любимых цветов, и жемчужное ожерелье с изящной бриллиантовой застежкой. Отнес меня в постель, где мы провели два дня, занимаясь любовью и разговаривая. Он был в таком хорошем настроении, что я подумала, что сейчас самое время упомянуть о моей тоске по ребенку; я не думала ни о чем, кроме его последнего визита домой, и ждала подходящего момента, чтобы сказать ему.

Но он взорвался от ярости, когда я упомянула о ребенке. Швырнул вазу в стену и сорвал одну из любимых картин леди Ханны. Затем выскочил из гостиной и спустился в подвал. Гарольд сказал мне, что он взял с собой графин виски и стакан. Я хотела пойти к нему, но решила оставить в покое, пока он не успокоится. Я думала, что он будет рад стать отцом. Как я могла так ошибиться? Куда подевался мой очаровательный Эдвард? Вместо него снова появился черноглазый, подлый и обидчивый Эдвард двухлетней давности.

Когда он, наконец, вернулся ко мне, то был настолько пьян, что едва мог говорить. Его кулаки не сильно пострадали, хотя он сильно ударил меня по лицу, настолько, что у меня заплыл глаз, и я убежала и провела ночь в своей старой спальне, молясь, чтобы он не пришел искать меня.

Он не пришел поговорить со мной перед отъездом, но я надеюсь, что, когда он вернется в Лондон и подумает о своем ужасном поведении, он напишет и извинится за свою вспышку. Конечно, он должен понимать, что, если мы станем родителями, это сделает нашу жизнь полной.

1 сентября 1888 года

Завтракая в столовой, я прочитала в «Таймс» об ужасном убийстве, которое произошло в той части Лондона, которая называется Уайтчепел. Было найдено тело женщины по имени Полли Николс с перерезанным от уха до уха горлом. Там говорилось, что у женщины также имелись ужасные раны на животе, а когда её нашли, на горле у неё был чистый белый носовой платок. Я так рада, что живу в таком красивом, уединенном доме, окруженном нашим собственным лесом и довольно далеко от ближайшего города. Здесь, слава богу, ничего подобного не происходит.