ГЛАВА 25

Месяц спустя, жарким субботним июньским утром я зашла в "Бьянку" так, как будто я ей владела. Конечно, это было не так, но поскольку я встречалась с владельцем, у меня были некоторые преимущества. "Бьянка", "Лилу", и даже "Сарита" и "Квинс" были мне очень знакомы. Я до сих пор не имела представления о том, что я там ела, но именно там я проводила большую часть своего времени.

В это утро мне оставалось сделать несколько завершающих штрихов на настенной фреске. Она наконец-то была закончена.

Никто не поприветствовал меня, когда я тихо проскользнула в ресторан и направилась прямо к своей работе, которая заняла у меня так много времени.

С одного конца стены до другого растянулся дым — он был лёгким, тёмным и волнующим. Я гордилась тем, как мне удалось изобразить все его завитки, добавить глубины и вдохнуть в него скрытый смысл. Слева я изобразила пару женских глаз, наполовину скрытых под серо-чёрной пеленой. Они были холодными, расчётливыми и грустными от невысказанного горя. Они совершенно точно принадлежали женщине, но также они были практически выцветшими, едва видимыми на фоне остальной сцены.

Через полметра от них были другие глаза — они были голодные, полные отчаянного желания вписаться и быть замеченными. Ещё через полметра была третья пара глаз, а потом ещё и ещё. Все они рассказывали печальные истории, пробуждающие чувство не проходящей печали, и оставляли тебя с ощущением чего-то недостающего, так как всё остальное не было прорисовано. Далеко справа можно было заметить ещё две пары глаз. Они были ближе друг к другу, чем все остальные. Наконец-то, надежда. Наконец-то, завершение. Они были ярче, чем все остальные, они должны были находиться именно там, связанные какой-то невидимой силой. А по краям всё кружилось и вздымалось, и это была самая завораживающая часть фрески.

Эзра был немного шокирован, когда увидел, что я изобразила историю его отношений на стене ресторана. И смущён. Но я уверила его, что только он знает секрет картины, для всех остальных это было только искусство.

В конце концов, он признался, что не может перестать смотреть на неё. Фреска делала именно то, что он от неё хотел — заполняла нелепое пространство в его ресторане и врезалась в память.

И это было не всё. В итоге я была довольна тем, как получились его глаза, как мне удалось нарисовать их.

Они были глубокие и загадочные, но также тёплые и добрые. Брови получились такими как надо, а ресницы были густыми и яркими. Это были глаза, в которые можно было влюбиться, если смотреть на них слишком часто.

Это были глаза, в которые я влюбилась.

Я приготовила краски и кисть, чтобы добавить пару мазков в нескольких местах. Эзра вышел из кухни, бормоча что-то про дурацких шеф-поваров.

— Повезло? — спросила я его, заранее зная, о чём он думал.

— Долбаный нарцисс. Он готов согласиться на эту работу, только если его съёмочная группа переделает всё помещение на случай, если им надо будет снимать. Долбаные реалити-шоу, — прорычал он.

Он показал большим и указательным пальцем расстояние в пару сантиметров:

— Ещё вот столько и я готов дать объявление на сайте вакансий.

Я постаралась не засмеяться и не улыбнуться. Но его негодование было прелестным.

— Спокойно, малыш. Ты скоро найдёшь нужного человека.

Его внимание переключилось на фреску.

— Это великолепно, Молли. Каждый раз, когда я вхожу сюда, мне крышу сносит. Нанять тебя было отличным решением.

Конечно же, он всё присвоил себе.

— Ты такой умный, — сказала я с невозмутимым видом. — Ты такой гениальный.

Он сверкнул в мою сторону дьявольской улыбкой.

— Спасибо.

Он обнял меня рукой за плечи и прижал к груди. Мы долго стояли так, обнявшись и прижавшись друг к другу... держась друг за друга.

В последний месяц мы стали почти неразлучны. Это был самый прекрасный и божественный вызов за всю мою жизнь. Он был сложным мужчиной, и оказалось, что я, очевидно, сложная женщина. Но мы нуждались друг в друге. Наши неровные отношения заставляли меня влюбляться в него всё больше и больше. Потому что, по-видимому, глубину моих чувств к этому мужчине невозможно было измерить.

На следующее утро после того, как я провела ночь у него в квартире, он привёл меня в "626" и устроил им ад, как и обещал. Мне было не нужно, чтобы он брал на себя мои сражения, но, чёрт, как же это было здорово сражаться вместе с ним.

Его адвокат присоединился к нам.

Мы пошли сразу в офис к Мазафакеру и выдали ему всё. Оказалось, что, как я и предполагала, Такер-младший побежал к папочке, и они решили уволить меня. Не разобраться с сексуальными отклонениями Генри, а уволить меня.

Поэтому, я уволилась.

И хотя Генри в итоге был отправлен на исправительные работы и на реабилитацию из-за своего дурного сексуального поведения, Брент всё ещё собирал дело. Что включало в себя, конечно, моё заявление. А также признание Катерины Довз, которая, как оказалось, заступилась за меня после того, как я закатила сцену и выбежала из здания, сохранив свою честь. Ещё три женщины из офиса сделали свои заявления для дела. Их точно также завернули отдел кадров и Мистер Такер.

Я не знала, что будет с "626" из-за этого дела. Но меня это не заботило. Мне, конечно, было грустно из-за того, что так много людей может остаться без работы, но если они были умны, им следовало бежать с этого корабля раньше, чем с ним случится что-то ещё более плохое.

Как это сделала Эмили. Она ушла из "626" в тот же день, что и я. Мы решили открыть с ней консалтинговую фирму по продвижению в социальных сетях. К счастью, мы знали кое-каких богатых инвесторов, которые были заинтересованы в наших услугах.

Конечно, это был Эзра. И Киллиан с Верой тоже хотели работать с нами. Им до смерти были нужны наши услуги, когда они приблизились к тому, чтобы открывать "Соль". Плюс, Ванн тоже хотел нанять нас. Учитывая, что нашей фирме была всего пара недель, наш список клиентов был просто бомбическим.

Наши друзья были так же очень за нас счастливы. Когда я официально ушла из "626", мы встретились с Верой и Киллианом за обедом. Это было наше первое двойное свидание. И в нём было всё.

Вера больше всего болела за наши отношения, хотя я всё ещё обвиняла её предсвадебную эйфорию в такой бурной реакции.

Но никто не был так возбуждён, как Уайетт. Это могло показаться милым, но на самом деле его радость была мотивирована эгоистичными мотивами. Похоже, когда Эзра был в постоянных отношениях, на него было гораздо легче работать.

Мне нравилось приписывать эту заслугу себе. Не благодарите, повара Дарема.

— Джо хочет, чтобы мы зашли к ней на ужин, сегодня вечером, — сказал Эзра куда-то мне в волосы. — Она сказала, что хочет увидеть это своими глазами.

— Увидеть что своими глазами? — спросила я, издав смешок.

Я несколько раз встречалась с Джо вместе с Верой, но не с Эзрой и не в таком качестве.

— Тебя и меня, — объяснил он. — Она мне не верит.

— Мои родители хотят, чтобы мы зашли завтра вечером, — парировала я. — Они тоже не верят, что это правда.

Эзра отклонился назад, его руки держали меня так, как если бы я была самой ценной вещью в мире и могла улететь в любую секунду. Мне нравилось то, как он держал меня... держался за меня.

— Чему они не верят?

— Что ты настоящий. Особенно моя мама. Они определённо думали, что я выйду замуж за бездомного.

— Мне нравится твоя мама, — сказал он, улыбнувшись. — Она пугает.

Он, должно быть, врал. Никто не любил мою маму. Даже Вера. И конечно, Эзра должен был стать единственным человеком на планете, который оценил её способность наводить ужас.

— Ты нравишься ей по той же причине.

Наклонившись вперёд, он проговорил:

— Твой папа мне тоже нравится. И я почти уверен, что он считает меня обалденным.

— Не считает.

Он совсем так не считал.

Он улыбнулся, глядя вниз на меня.

— Тогда мне лучше расположить его к себе ящиком его любимого пива.

— Это, определённо, должно помочь, — сказала я ему. — А чему не верит Джо?

— Что я влюблён, — ответил он так просто, как будто это не была самая серьёзная вещь, которую он когда-либо говорил. — Она думает, что я не способен.

Моё сердце заколотилось у меня в груди, а пальцы онемели. Он что не осознает, что он никогда не говорил этого раньше?! Что я впервые в своей жизни слышу такое сумасшедшее, прекрасное и душещипательное признание.

— Прости, ч-что? — ахнула я.

— Она не верит, что я влюбился.

Я моргнула, смутно осознавая, что я стояла с раскрытым ртом.

— Эзра, — взмолилась я.

— О, разве я не говорил тебе раньше?

Его улыбка сделалась шире, наглее и до боли настоящей.

— Я думал об этом уже некоторое время. Сложно поверить, что я никогда не говорил этого. Ты уверена, что не говорил?

— Не мучай меня, — взмолилась я.

Выражение его лица сделалось мягче, а его руки начали медленно и спокойно гладить меня, доказывая мне правдивость его слов.

— Я люблю тебя, Молли Маверик.

Его губы коснулись моих, словно закрепляя эти слова поцелуем.

— Я люблю тебя.

Предательские слёзы появились в уголках моих глаз.

— Я тебя тоже люблю, Эзра Феликс Батист.

Он нетерпеливо вздохнул.

— Я просил тебя не называть меня полным именем.

Я улыбнулась, потому что знала, что это сводило его с ума.

— Мне оно нравится. Нет, стой. Я люблю его.

Его голова откинулась назад.

— Ты смеёшься надо мной, потому что я сказал, что люблю тебя?

— Нет, я бы этого не сделала, — я постаралась сохранить серьёзное выражение лица. — Это на меня совсем не похоже.

— Это невозможно, — простонал он. — Ты просто что-то невозможное.

— Но ты всё равно меня любишь. Я знаю, потому что ты сам только что это сказал.

Он не знал бросить ли на меня суровый взгляд или засмеяться, поэтому он перекинул меня через плечо и направился к себе в офис. Я истерично засмеялась, когда он ударил меня по попе.

— Эзра Феликс! — закричала я, так как мы были с ним одни в ресторане.

— Я покажу тебе, женщина, — грозно сказал он.