Глава 7

Джонатан

— Думаешь, я не уволю тебя, потому что ты член семьи? — Я прищурился, посмотрев на Хейли и покачал головой. Она опаздывала на встречи, выполненная ею работа оставляла желать лучшего, и она почти каждый день просила моего секретаря прикрыть ее.

— Я думаю, ты не уволишь меня, потому что твоя невеста тебе не позволит. — Она улыбнулась.

— С чего ты решила, что Клэр влияет хоть на что-нибудь, что я делаю со своей компанией?

— Потому что так и есть. — Она рассмеялась. — Я не ленюсь, мистер Стэтхем. Правда. Я все еще привыкаю к Западному побережью и работе здесь… И справедливости ради, я уже через несколько часов переделала отчеты, которые ты проверил. Просто ты слишком строг ко мне, потому что я твоя сестра и ты это знаешь.

— Хорошо. — Я захлопнул папку. — Кто этот парень?

— Какой парень?

— Который превращает тебя в блаженную идиотку на каждом заседании совета директоров. И вешает тебе лапшу на уши о том, что я слишком строг к тебе. Я включил в твой договор пункт о премии в восемьдесят тысяч долларов только за то, что ты каждый день приходишь на работу. Почти уверен, что это означает, что я крайне снисходителен к тебе.

— Ты только что назвал меня блаженной идиоткой?

— У тебя есть сорок восемь часов, чтобы переделать эту жалкую пародию на презентацию, которою ты показала утром. И раз уж ты не хочешь говорить, кто этот парень, я сам это выясню и…

— Перекинешься с ним парой слов, то есть испортишь ему жизнь. Ты всерьез удивлен тому, что я больше не говорю тебе, с кем встречаюсь?

— Так ты все-таки встречаешься с кем-то?

Она встала.

— Тебе еще что-нибудь нужно от меня сегодня? Из-за смехотворной просьбы генерального директора мне еще переделывать тридцатистраничную презентацию. По слухам, он та еще задница.

— А еще он великолепен и невероятно сексуален.

Закатив глаза, она вышла из кабинета.

Я взял телефон, чтобы позвонить Кори и разузнать о ее личной жизни, но заметил необычный красный конверт сверху корреспонденции. Положив трубку, я взял его и заметил, что на нем нет обратного адреса, просто подпись на лицевой стороне «Мистеру Стэтхему».

Это то самое приглашение на Красный Бал, про которое говорила Энжела? Я забыл забронировать нам с Клэр билеты?

Открыв конверт, я достал простой белый листок.

Мистер Стэтхем,

Несмотря на то, что мне приятно знать, что вы чувствуете «угрозу» в связи с тем, что я нахожусь в Сан-Франциско, пожалуйста, имейте в виду, что я юрист и могу выдвинуть обвинения против вас за следующие преступления: преследование, вскрытие почты и за то, что вы мудак. Хотя последнее и не совсем преступление, но как только вы перейдете границы, я обязательно вышлю вам соответствующие бумаги.

Раз вам нравится красть мои письма к Клэр, я подумал, что мне стоит отправить одно лично для вас, чтобы вы почувствовали себя таким же особенным.

Хорошего вам дня,

Райан Хейз.

Я скомкал письмо и бросил в урну.

Я вовсе не чувствовал «угрозы» с его стороны.

Недовольство? Безусловно. Раздражение? Определенно.

Мне плевать, что он юрист. У меня на быстром наборе окружной прокурор и команда выдающихся юристов, на фоне которых он будет выглядеть старшеклассником.

Я очень надеюсь когда-нибудь встретиться с ним лицом к лицу… В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ…

Его жалкие письма Клэр приходят как по часам, хотя теперь они намного короче: «Не могли бы мы выпить чашечку кофе?», «Ты не уделишь мне пять минут? Это все, о чем я прошу, Клэр…», «Когда-то я был твоим лучшим другом… не забывай об этом».

Прежде чем я успел позвонить Грегу и узнать, есть ли какие-нибудь новости, из интеркома раздался голос Энжелы.

— Мистер Стэтхем.

— Да, Энжела?

— Пришла ваша мать. Вы сможете принять ее сегодня?

Я замер в нерешительности.

— Конечно…

Откинувшись на спинку кресла, я наблюдал как она, сутулившись, входит в комнату. Отчего-то она выглядела огорченной — я не привык видеть ее такой.

— Ты не слишком хорошо выглядишь. — Я поднял бровь. — Что случилось?

— Не считая того, что моя единственная дочь не признает моего существования и каждый раз, когда прихожу в офис к сыну, мне нужно спрашивать через секретаря, могу ли я его увидеть?

Я выдохнул.

— Чего ты хочешь?

— Я, эм… делала кое-какие покупки на фермерском рынке, и я… Я хотела спросить, может ты придешь ко мне на ужин сегодня… Я приготовлю твое любимое блюдо.

— Ты знаешь, что я предпочитаю?

— Пасту. Паста Альфредо с курицей и перцем, если быть точной.

— У меня нет никаких воспоминаний о том, что ты готовила, когда я был маленьким, так что не уверен, что мне это нравилось. Спасибо за приглашение, но у нас с Клэр есть планы на нашу годовщину. Кроме того, четверг вечер семейного ужина.

— Понятно… что ж… Это все, что я хотела спросить… Спасибо, что не прогнал меня.

— Подожди, — сказал я прежде, чем она отвернулась. Потянувшись к столу, я порылся в стопке конвертов. — Я поговорил с Клэр об этом и… она хочет, чтобы ты знала, она не держит на тебя зла за то, что ты сделала в прошлом году.

— Теперь ты официально можешь простить меня за все?

— Нет. — Я обошел стол, чтобы вручить ей конверт. — Но я правда хочу, чтобы ты пришла на свадьбу. Было бы неплохо, если бы там присутствовал хотя бы один из моих биологических родителей.

Ее глаза загорелись, и она провела пальцами по выгравированной букве «С» на краю сгиба. Потом вытащила приглашение и замерла, читая его про себя.

Я ожидал, что она скажет что-нибудь неприятное или спросит, как много мы потратили на приглашения, но она наклонилась и обняла меня. Крепко.

— Прости меня за то, как я ужасно вела себя с тобой пока ты рос, Джонатан, — воскликнула она. — Мне правда, правда жаль… Знаю, для тебя это не имеет значения, но я очень горжусь тем, чего ты достиг, несмотря на дерьмовый старт в жизни… И я рада, что ты женишься. Никогда прежде не видела тебя таким счастливым.

Я посмотрел вниз в ее заплаканные глаза, стараясь не поддаться наигранным извинениям.

Она еще раз обняла меня и отступила назад, чтобы достать из кармана куртки маленькую синюю коробку.

— Вчера я была на сеансе реабилитации, все женщины говорили о том, как сильно они скучают по празднованию дней рождения детей, когда они были младше и…

Прекрати.

— Нет… я знаю, что пропустила все твои дни рождения и важные события, но… вот, держи. — Она сунула мне в руки коробку, и не оглядываясь, выбежала из кабинета.

Я поставил подарок на стол и уставился на него, неуверенный, что делать. Честно, меня так и подмывало выбросить его и вообще забыть, что она заходила. И все же, как бы сильно я не ненавидел мать за то, что она делала в прошлом, не мог отрицать, что она пыталась все исправить.

Я медленно распаковал светло-синюю коробку и нерешительно замер, прежде чем открыть крышку, внутри — серебряные часы Audemars Piguet и маленькая записка.

Джонатан,

Всю твою жизнь я была ужасной матерью, а в прошлом году с твоей невестой я вела себя еще хуже… Я хочу, чтобы ты знал, я полностью осознаю совершенные ошибки и если ты когда-нибудь позволишь мне вновь стать частью твоей жизни, я их не повторю… по большому счету, у меня осталось не так много времени, чтобы сделать все правильно, но я буду благодарна за каждое мгновение, которое ты решишь провести со мной…

Ты заслуживаешь намного больше, чем я тебе давала.

Мама

Тьфу…

Я почувствовал, что она задела струны моей души, которые не позволяют мне отказаться от этой женщины независимо от того, сколько раз она меня подводила.

Поэтому бросился к личному лифту и спустился на парковку. Подошел к ее машине и придержал дверь, прежде чем она успела закрыть ее.

— Ты не будешь против вечером приготовить пасту у меня дома? — Я выдохнул. — Мы могли бы сделать это вместе.

**

Мама оглядела кухню, проводя пальцами по гранитной столешнице.

— У тебя очень уютно, Джонатан. И так тебе подходит…

— Спасибо. — Я налил вино в высокий бокал и протянул ей. — Тебе уже можно пить алкоголь?

Она покачала головой.

— Виноват. — Я поставил бокал и подошел к холодильнику. — Клюквенный, апельсиновый или яблочный сок?

— Клюквенный.

— Я буду тоже самое. — Я наполнил два бокала и сел напротив нее за барную стойку.

В последние полтора часа мы обменялись рецептами и приготовили огромную миску пасты Альфредо с курицей. Мы перебрасывались только фразами вроде: «Ой, я всегда добавляю побольше сыра, как только лапша сварилась» или «Я никогда не использую консервированный чеснок». Ни о чем личном.

Если между нами не было пустой болтовни, то наступало неловкое молчание, которое говорило о том, что нам некомфортно друг с другом.

Сделав глоток сока, я решил приложить усилия.

— Тебе нравится работа в универмаге? Ты устроилась в «Сакс» на Пятой Авеню?

— О, нет. Я уволилась в первый же день. — Она рассмеялась.

— Что? Почему?

— Это не для меня: тренды меняются каждую неделю. Сейчас я работаю в салоне. Делаю макияж и эпиляцию бровей.

— Тебе нравится?

— Очень. — Она улыбнулась. — Я знаю, что не нуждаюсь в деньгах, но мне очень, очень нравится видеть реакцию людей на новый образ… — Ее яркая улыбка погасла. — Из-за меня Клэр не придет на ужин, да?

Я посмотрел на часы.

— Вообще-то она может появиться в любую минуту. Ее помощница сказала, что она опаздывает. Я не успел предупредить ее о твоем приходе.

— О… ну, отлично. Не стесняйся поделиться с ней тем, что моя паста в несколько раз лучше твоей.

Я закатил глаза и рассмеялся.

— Потому что ты используешь орегано?

— Потому что на вкус она лучше, и ты это знаешь.

Это так, и я записал все, что она использовала, чтобы в следующий раз повторить.

Поскольку час спустя Клэр все еще не было дома, я попросил маму приготовить еще одну порцию, чтобы я мог отправить ее в Аризону для Эшли и Кэролайн. Пока мы с ней говорили, я понял, что впервые в жизни мне действительно нравится находиться в ее компании, хоть мы и обсуждаем пустяки.

— Спасибо, что пригласил меня, Джонатан. Это много для меня значит. — Она стояла перед машиной вся в слезах. — Надеюсь, это не в последний раз…