- О Боже, - простонала я, когда он проник на всю длину.

- Тсс, - приказал он, приподнимаясь на цыпочки, чтобы изменить угол наклона, будто он мог проникнуть еще глубже. – Ты должна вести себя тихо.

Я кивнула, хотя он и не мог меня видеть, но каким-то образом он все понял.

Портер возобновил свой мучительный ритм, приближая свое собственное освобождение. – Черт, Шарлотта, - простонал он, его дыхание участилось, его член набухал внутри меня.

Он был уже близко.

Я была близко.

Обхватив бедра, я прижалась к нему. – Детка, - позвала я шепотом.

- Я здесь, Шарлотта, - произнес он. – Всегда.

Мое освобождение поднималось все выше, пока я не была уверена, что смогу продержаться дольше, и когда почувствовала, что Портер перешел черту, я нетерпеливо последовала за ним.

Он наклонился вперед, уткнувшись лицом мне в шею, его бедра ни разу не дрогнули, пока мы вместе испытывали оргазм.

Я лениво провела кончиками пальцев вверх и вниз по его спине, его большое тело нависло надо мной, мы оба тяжело дышали.

- Господи, - выдохнул он.

Я улыбнулась.

Выпрямившись, он схватил меня за бедра, чтобы я не свалилась с края туалетного столика, и проворчал. – Почему в темноте никогда не бывает гребанной кровати?

Я никак не могла сдержать вырвавшийся смех.

Его плечи задрожали, когда он присоединился ко мне. Обхватив мою шею сзади, он прижался своими улыбающимися губами к моим в поцелуе, который значил для меня больше, чем он когда-либо сможет понять. Без того невероятного секса, который предшествовал этому, в этом поцелуе не было ничего особенного.

Но, может быть, именно это и делало его таким совершенным.

Было легко, и это заставляло огромный мир за пределами моего дома ощущаться также легко.

- Закрой глаза. Я сейчас включу свет, - прошептал он.

Мой желудок скрутило, и я крепко сжала его плечи. – Ничего не изменится, когда ты это сделаешь, верно?

Он поймал мою руку и обхватил ее своей, переплетая наши пальцы, прежде чем поднести к губам. – Все изменится, Шарлотта. И я клянусь тебе, что бы ни случилось, мы сделаем это вместе, хорошо?

У меня защипало в носу. Гребаный Портер и его поддержка.

Господи, как же мне это нравилось!

- Ладно, детка. Включай свет.

- Я не знала! – защищалась я.

Портер ухмыльнулся через всю кухню, прислонившись бедром к стойке и скрестив длинные ноги в лодыжках. – Семь?

- Я не знала! – повторила я.

После того, как мы вымылись, что было удивительно удобно, когда вы занимаетесь сексом в ванной, мы оделись и неохотно покинули наше личное убежище. За последние несколько дней я почти ничего не ела, и теперь, когда Портер крепко держал меня за руку, заставляя мой разум блаженно успокоиться, еда стала для меня приоритетом. По пути на кухню я остановилась у двери спальни, приоткрыла ее и заглянула в комнату Трэвиса, как делала уже много раз за последние несколько дней. Каждый раз, когда я делала это раньше, часть меня ожидала, что его там не будет. Этот страх стал реальностью всего несколько часов назад, после того, как он вылез из окна в попытке сбежать от меня.

Но этот побег стал тем рискованным положением, который привел Портера обратно к нам.

- Семь, серьезно? – поддразнил он, поднося ко рту кусок пиццы.

Я уставилась на него, все время улыбаясь про себя. – Ну, он любит грибы. – Я махнула рукой на одну коробку, прежде чем переформулировать, - иногда, во всяком случае. – Я махнула рукой в сторону другой коробки. – Но тогда я не была уверена насчет Ханны, но все дети любят сыр, верно?

Он проглотил кусок и запил его пивом, прежде чем сказать. – Итак, это две. Тебе осталось еще пять.

Я сделала глоток вина. Не то теплое, что стояло на краю стола. Портер налил мне новый бокал. – Ну, я подумала, что раз ты взрослый мужчина, то, наверное, захочешь чего-нибудь более существенного. К сожалению, в меню не было твоего драгоценного Вагю, но я заказала тебе с другим мясом.

Он широко улыбнулся и отсчитал «три», прежде чем откусить еще кусочек.

- Серьезно, Портер? – фыркнула я, ничуть не рассердившись. – Прекрасно. Мне нравится «Суприм», но я вспомнила, как ты выбирал лук из своего салата в тот вечер в Портерхаусе, поэтому я взяла одну с луком и одну без, на случай, если ты захочешь кусочек моей пиццы.

Он поднял в воздух три пальца и один за другим поднял еще два, чтобы показать «пять». – Между прочим, я люблю лук, но в тот вечер ты не заказывала лук, и я очень надеялся, что к концу вечера мой рот окажется на твоем, поэтому я принес эту жертву во имя лукового дыхания. – Он подмигнул. – Еще две.

В животе у меня все потеплело и затрепетало при мысли о нашем первом поцелуе. Он только коснулся своими губами моих, и даже до того, как я узнала, насколько совершенен его рот, я все равно убила бы за большее. Он мог бы съесть целое поле лука, и мне было бы все равно.

Закатив глаза, я закончила. – Потом я подумала, что Трэвис, возможно, не понравятся с грибами, поэтому я взяла с колбасой. Все любят колбасу. Вот только… потом я подумала, что, может быть, всем любят с говяжьим фаршем. – Я пожала плечами. – Поэтому я заказала и то, и другое. Вот. Теперь ты счастлив?

Он отложил остатки корочки в сторону и подошел ко мне. – Счастлив стоять здесь, окруженный семью пиццами, которые обошлись тебе, по меньшей мере, в сотню баксов, а теперь, скорее всего, пропадут даром? Нет. – Его рука поднялась к моему лицу, большой палец скользнул по моей щеке. – Я счастлив стоять здесь и слушать, как ты притворяешься, что злишься на меня, болтая о том, что заказала пиццу за сотню баксов, потому что не была уверена, какую именно мы хотим, но ты знала, что мне нужно побыть наедине с Трэвисом так же, как и ему со мной, и ты не хотела прерывать меня, чтобы спросить, какие начинки нам нравятся, а вместо этого просто заказала половину меню? Да. Шарлотта. Я действительно чертовски счастлив.

Я прикусила нижнюю губу. – Всего семьдесят долларов. У меня был купон.

Широкая, захватывающая дух улыбка озарила его лицо. – Красивая и бережливая. Я знал, что влюбился в тебя не просто так.

- Портер, - прошептала я, согреваясь всем телом. – Не говори, что любишь меня.

Его руки легли на мои бедра, и он притянул меня к себе. – Я не говорил, что люблю тебя. Я сказал, что влюбился в тебя. И это не имеет никакого отношения к пицце, а все из-за того, что ты позвонила мне сегодня вечером.

- Он нуждался в тебе.

- Ты тоже нуждалась во мне, Шарлотта. И поверьте мне, это не то, к чему я отношусь легкомысленно. Потому что я тоже чертовски нуждался в тебе. Ты самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал. Ты прошла через ад, и я знаю, ты думаешь, что едва выжила, и, может быть, так оно и было, но ты продолжала держаться, когда другие бы тебя отпустили. Ты никогда не нуждалась во мне, чтобы остановить мир. Тебе просто нужно было, чтобы кто-то принял тебя такой, какая ты есть. Но сегодня, после недели, которая лишила несколько лет моей жизни и заставила меня сомневаться во всем, что я когда-либо знал, ты остановила мир для меня. И ты остановила его ради Трэвиса тоже. Я не знаю, что будет завтра, когда взойдет солнце. И я не знаю, что скажет судья через две недели. Но из-за тебя у меня есть сегодняшний вечер. Так что да, Шарлотта. Моя последняя исповедь в тот вечер – это то, что я влюбился в тебя с первого дня нашей встречи. – Он положил руки по обе стороны от моего лица и согнул колени так, что мы оказались лицом к лицу. – И, дорогая, ты должна знать, что с такой женщиной, как ты, это действительно короткая поездка.

- Не говори так, - взмолилась я, но сердце мое разрывалось.

Он склонился, пока не коснулся моего лба своим. – Мы можем притвориться, если хочешь. Но это все равно правда.

- Нам еще далеко идти, Портер. Не усложняйте ситуацию еще больше, чем она уже есть.

Ухмыляясь, он спросил. – Дорогая, наша дорога никогда не была гладкой. Ни одной секунды с тех пор, как ты принесла мне эту гребаную банку из-под огурцов на «Весеннем празднике». И все же ты думаешь, что моя любовь к тебе изменится, когда дорога станет ухабистой?

- Может быть.

- Этого не будет.

- Но это возможно, и я думаю, что мы вдвоем пережили столько горя, что хватит на всю жизнь. Не добавляйте это в список.

- Шарлотта, твое имя было вырезано в верхней части этого списка больше месяца назад. – Он глубоко вздохнул, отпустил меня и вернулся к стойке, где снова занял свое место. Достав из коробки кусок превосходной пиццы (с луком), он улыбнулся. – Но если это то, что тебе нужно, я дам тебе это. Просто дай мне знать, когда закончишь притворяться.

- Я не притворяюсь, - солгала я. Я была абсолютно уверена. Это было то, что я делала лучше всего.

Я не была готова воспринять то, что он говорил. Ладно, это неправда. Я не была готова снова испытать разочарование. Все хорошее имело свойство заканчиваться. Даже любовь. Не то чтобы я знала. Единственный человек, которого я по-настоящему любила, пропал десять лет назад и теперь ненавидел меня.

- Это просто…

- Пепперони, - перебил он, махнув в мою сторону куском пиццы.

- Что?

- Одну пепперони и еще одну, черт возьми, какую захочешь. Я тоже буду это есть. Ханна любит сыр, а Трэвис любит пепперони, поэтому я выбираю их для нее, когда она не смотрит, и вуаля: пицца с сыром быстрого приготовления. Это то, что ты закажешь в будущем.

Я с трудом сглотнула, не зная, стоит ли принять предложение, которое он только что предложил мне, сменив тему. Но тот факт, что он предлагал мне выход, означал все.

Настолько, что я улыбнулась ему и сказала. – Я тоже влюбилась в тебя. Но с таким человеком, как ты, это очень долгое путешествие. Я все еще не до конца уверена, что ты не серийный убийца.

Портер улыбнулся. – Ты такая лгунья.

- Я говорю только правду.

Он склонил голову набок, озорной блеск сверкнул в его глазах. – Да? Ничего, кроме правды?

Я сделала вид, что поклялась.

- Тогда ладно. Сколько раз ты прослушивала мою голосовую почту?