Глава 2

ДЭВИН

Женился в шестнадцать.

Стал отцом в семнадцать.

Был геем все это чёртово время.

Моя мать никогда не воспитывала труса. Мужчину, которому нравились члены, да. Но труса? Нет и нет.

Когда моя первая и единственная попытка провести время с женщиной, привела к беременности, я остался с Уитни.

Никто бы так не поступил. Остаться ради ребенка? Возможно. Но в отношениях? Нет. Никому не нужен брак без любви. Однако, мы все же нашли любовь, пусть и не такую, как у других. Пусть даже секс с Уит в течение двенадцати лет… убивал меня.

С такой тайной, как моя, заниматься сексом — нелегкий подвиг. Всякий раз, когда мы оказывались в постели, я представлял себе, что трахаю мужчину. Придурок. После первого раза мы никогда больше не занимались сексом лицом к лицу. Мне требовалось все свое мужество, чтобы вообще решиться на секс с женой, и он случался только тогда, когда мне удавалось представить перед собой мужчину.

С каждым разом становилось все труднее и труднее, а от того, что Уитни расстраивалась, мне было просто невыносимо. Она хотела любви.

Нас связывала крепкая дружба, которая росла долгие годы.

И вот однажды Уит узнала правду. Но, вместо того, чтобы накричать на меня, и это было вполне ожидаемо, она подарила мне объятия.

— У меня уже давно было такое чувство, Дэв. Мне казалось, что тебе физически больно спать со мной. В твоих глазах я видела уважение и любовь, но твое сердце… Оно было покрыто трещинами из-за того, что ты притворялся тем, кем не являлся.

Ее слова вызывают у меня слезы. Я плачу впервые, с тех пор, как родилась наша дочь. Уитни понимает меня так, как не понял бы никто другой в этом городе.

— Я... Прости меня, — задыхаюсь я от своих слов.

Но Уит лишь обнимает меня крепче.

— Мне не за что тебя прощать. Да, время ушло, и в каком-то смысле мы были несчастны, но это ведь ты, Дэв. Ты остался ради нашей дочери. И любил меня так, как умел. Ты никогда не проявлял злобу или ненависть. И делал все возможное ради нашего брака. У нас была хорошая жизнь.

Именно в тот момент я понял, как сильно мне повезло с Уит. Она не ругала меня, не обзывала грубыми словами, пообещав не рассказывать нашей дочери, пока я не буду готов.

Мы живем в маленьком провинциальном городке. И, кажется, застряли в прошлом, придерживаясь единственной социальной нормы — мужчины и женщины.

Наш брак с Уит распался, когда Праймроуз исполнилось тринадцать. Ей было тяжелее, чем нам. Мы никогда не говорили друг другу гадостей. Между нами не было ненависти. Уит хотела любви так же, как и я. Мы заслуживали того, чтобы жить своей жизнью и найти свое счастье.

Уитни нашла его несколько лет спустя.

Теперь настала моя очередь.

Просто я не знаю, как начать с кем-то встречаться или как признаться своей девятнадцатилетней дочери в том, что я гей.

— Знаешь, мне нравятся мужчины. Вот почему мы с твоей мамой больше не вместе. Не обращай внимания.

Нет, к черту.

Я пока не готов.

Зачем рассказывать ей, если в Вэлли-Уэст нет ни одного открытого гея, который бы мне нравился?

Дело не в том, что я не был с мужчинами. Просто все они проживали не здесь, не хотели отношений и не желали переезжать. А ехать два часа ради одноразового секса крайне утомительно.

Мой первый раз был небрежным. Неловким и быстрым.

Мы с Уит развелись целых пятьдесят часов назад. Потребовалось пять шотов Ягера и тонна мужества от парня, убеждающего меня лечь с ним.

— Ты определенно топ, — размышляет он.

Парень совсем не тот, кого я хотел бы видеть рядом. Стройный, высокий, но ниже меня ростом. Почти долговязый и женственный в мягкой и одновременно грубой форме.

— Топ? — спрашиваю я, не зная жаргона.

За все годы, что был с Уит, я никогда не смотрел порно и не позволял своим глазам блуждать по другим. За исключением одного раза... Зачем давать себе надежду, если я скрывал свою идентичность и к тому же находился в браке с женщиной?

— Ну, знаешь, это когда ты трахаешь, а не тебя. — Улыбка парня становится шире.

Мой член оживает. Похоже, ему тоже нравится эта идея. И не с натяжкой. Мысль о том, чтобы лежать под кем-то, совершенно меня не привлекает. Но брать контроль на себя? Да.

— Я... Я никогда этого не делал, — бормочу я, почти чувствуя себя не в своей тарелке. Мне тридцать, а я никогда не был с мужчиной.

— О, дорогой. Это совсем не трудно... — смеется он и ведет меня в свою комнату.

Мой первый раз мог бы быть намного хуже, это точно. По крайней мере, парень не ведет себя как засранец.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы перестать волноваться, но он показал мне, как растянуть его, и мы переспали. Стыдно признаться, но меня хватило всего на пять минут. Однако, мы оба кончили, и за несколько раз с другими мужчинами, я наконец выяснил, что мне нравится.

— Папа! — Кричит Праймроуз кричит с порога. Или с кухни?

Я готовлюсь к сегодняшней смене. Будучи владельцем бара, у меня имеются определённые преимущества. Я могу делать все, что захочу, появляться, когда захочу, и все равно прекрасно справляюсь.

— Я тут! — кричу я в ответ, закатывая рукава рубашки.

У нас довольно скромное заведение. Все мои работники носят футболки с логотипом. Я же немного старомоден и предпочитаю застегнутую на все пуговицы рубашку и добротные джинсы с ботинками. Моя стрижка не слишком модная, но она меня устраивает.

Дочь открывает дверь и подходит ко мне:

— Мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно.

Я выгибаю бровь.

Праймроуз всегда лучезарна. Благодаря яркому наряду или ослепительной улыбке, но моя дочь всегда жизнерадостна. Но сейчас, похоже, нервничает — возможно, даже напугана.

— В чем дело, ребенок?

Прайм улыбается, но отблеск нервозности, пробивающийся сквозь ее улыбку, вынуждает меня поверить, что дочь говорит серьезно. Дочь, которая всегда наполняла мою жизнь светом, никогда не вела себя так, словно находилась не в своей тарелке.

— Помнишь моего друга, о котором я тебе рассказывала? — спрашивает она, слегка опустив взгляд.

Дело в том, что у Прайм куча друзей. Если она заходит в бар — даже в мой — все вокруг, включая бездомного кота, становятся ее друзьями. Особенно кот. Прайм одержима животными. К сожалению, у меня аллергия на шерсть, поэтому дочери приходится любить их издалека.

— О каком именно?

Прайм дуется, и я не могу сдержать смешок.

Она скрещивает руки на груди и прищуривается. Дочь напоминает мне о том времени, когда была маленькой и получала все, что хотела, только благодаря этому очаровательному выражению лица. С тех пор мало что изменилось.

— Ты дружишь со всем городком, милая.

— Я знаю, папа, но ты мог бы вспомнить единственного человека, о котором я всегда говорю.

— Техас?

Она кивает.

— Я думал, ты болтала о штате. Не знал, что это имя.

Праймроуз легонько шлепает меня по руке, а ее взгляд такой же предостерегающий, как сияние единорога.

— Папа.

— Праймроуз, — поддразниваю я.

Дочь фыркает, но мне нравится эта ее незрелая сторона, которая напоминает о том, что она всегда будет моей маленькой девочкой.

— Его выгнали из дома, и я предложила ему работу и свободную комнату, — быстро объясняет Прайм, словно бежит наперегонки со словами.

Я смотрю на нее с удивлением. Значит этот Техас — парень. У моей дочери есть... парень? Этому не бывать!

— Вы двое, что, встречаетесь? Ни за что на свете парень не останется под одной крышей с моей дочерью.

— Папа! Перестань. Техас не мой парень. Мы просто друзья.

— Просто друзья, как же. Когда-то я тоже был мальчиком, Праймроуз. И все они хотят одного и того же.

— Ему двадцать один! Техас не ребенок. Он в отчаянии, и у него никого нет. Пожалуйста, папа, — умоляет Прайм, используя взгляд олененка Бэмби, который слегка блестит от эмоций и боли, и почти заставляет меня сдаться.

— Ладно. Пусть придёт завтра. Тогда и поговорим.

Праймроуз подпрыгивает и визжит.

— Спасибо, папочка! — обнимает она меня, продолжая радоваться.

Ради своего ребенка я готов на все.

— Мне пора, увидимся завтра. Сегодня я буду работать допоздна. На склад пришла поставка.

— Тогда до встречи! — взвизгивает Прайм, целует меня в щеку и убегает.

Клянусь, если этот парень планирует залезть в трусики моей дочери, я быстро помогу ему очнуться.