Глава 10

ДЭВИН

Я опрометью бросаюсь к своей комнате. Хватаю штаны и футболку и надеваю, даже не проверяя, той ли стороной их надел, и подходят ли они для холодной погоды. В данный момент мое единственное желание — найти дочь до того, как она покинет дом. Если Прайм хоть чем-то на меня похожа, то уйдет, хлопнув дверью, в попытке остыть. Ее мать всегда была уравновешенной, но мы с Прайм склонны поддаваться эмоциям, используя их в качестве топлива. Именно они движут нами, куда бы мы ни стремились.

В сущности, недопонимание и ложь очень схожи. Их корень — неправда, которая причиняет боль людям. Нельзя было скрывать от дочери свою идентичность. Эта тайна похожа на ее любовь к Техасу, и мое сердце тоже не может выбрать, кого любить. Такое просто случается. Естественно и необъяснимо.

Меры предосторожности... Обычно у меня их полно, будь то поездка на машине или встреча в отеле. Все они направлены на защиту Прайм. И все же на моих плечах тяжелым грузом лежит безответственность. Несмотря на чувства к Тексу, я оказался дураком, раз считал, будто нас не поймают. Нужно было действовать тише. Черт, да я вообще должен был держаться на расстоянии и не спать с другом дочери, особенно когда она находилась в доме.

Что ж я за отец такой?

Меня грызёт чувство вины — жгучая боль из-за неверных решений. Нужно извиниться. А потом, если понадобится, съехать отсюда. Я не собираюсь менять жизнь Прайм ради собственного удовольствия.

Несмотря на любовь к дочери, Техас останется со мной. Я желаю его. Правильное это решение или нет, но он не тот, от кого я готов отказаться, даже если Прайм — моя кровь. Я достаточно эгоистичен, чтобы сказать ей «нет». Настоящая любовь это такая редкость в наше время. Уверен, что впервые испытываю это чувство. Техас может быть вдвое моложе меня и точно также скрывать ото всех свою ориентацию, но я сделаю все возможное, чтобы его удержать, даже если переезд в Вегас станет нашим единственным выходом.

Из моих глаз текут слезы. Не уверен, доказательством чьей боли они являются — ее, моей или Текса.

Слова Уит бесконечно крутятся в моих мыслях. Не отпускай его. Техас не просто пятнышко в моей жизни. Он слишком важен для меня. Катастрофически. Текс, словно астероид, который ворвался в мою атмосферу, чтобы разлететься на миллион осколков, уничтожая все, кроме нас двоих, и навсегда запоминаясь.

Обыскав дом сверху донизу, я забываю проверить комнату дочери. Поэтому подхожу к двери, стучу дважды и жду ответа.

Проходит минута молчания, прежде чем Прайм бормочет:

— Войдите.

Я слышу, как она сопит, и мне хочется все изменить. Быть откровенным с ней. Подготовить к правде. Каким-то образом сделать так, чтобы Прайм не влюблялась в Техаса.

— Привет, — с моих губ срывается нелепое слово, вместо извинений или чего-то стоящего.

На лице Прайм написано беспокойство, а на щеках видны следы печали. Лицо дочери покрасневшее и опухшее. Сожаление и чувство вины, поглощающие ее черты, говорят о том, что Прайм сожалеет о своей реакции. Я могу сосчитать по пальцам, сколько раз она впадала в истерику или выходила из себя. И это лишь третий случай. Даже ребенком Праймроуз всегда была спокойной и уравновешенной. Милой. У моей малышки огромное сердце. И оно продолжает расти от бесконечной любви к людям.

— Прости, что я так разнервничалась, — голос Прайм срывается, когда она приносит извинения.

Появляются новые слезы, и я медленно приближаюсь, не желая пугать дочь или вторгаться в ее пространство. Праймроуз не вздрагивает и не колеблется, когда я сажусь на край ее кровати.

— Я должен был тебе рассказать, — произношу я шепотом, испытывая стыд, напоминающий о том, сколько всего я скрывал. — Я... Я...

— Не мне судить тебя за то, кого ты любишь, папа. Но почему именно он — единственный парень, который стал для меня совершенством?

Ее тон, каким бы убитым горем он ни звучал, кажется сильным, а не слабым. Прайм сможет исцелиться.

— Я не могу ответить за тебя, — отвечаю я хрипло, мое горло немеет от эмоций. Дочь даже не волнует, что я увлекаюсь мужчинами. Прайм просто обидно, что я с тем, кто ей нравится. — Скажу только то, что мы случайно познакомились вчера вечером. Когда я ушел на работу. Все произошло так быстро. Я... — замолкаю, пытаясь подобрать слова. — Никто никогда не пробуждал во мне такие чувства. Я ни за что бы не рискнул причинить тебе боль.

Прайм кивает, крепко сжимая губы. Если бы я мог стереть эту боль, стереть образы меня и Текса из ее сознания, то без сомнения бы это сделал. Я готов отдать Прайм все.

Кроме него. Даже если меня будут считать плохим отцом, значит, так тому и быть.

— Теперь все становится ясно. Вот почему Текс никогда ни с кем не встречался. И наш с тобой разговор. Ты знал и пытался меня защитить, — размышляет она вслух, заполняя собственные пробелы. — Я никогда не планировала застать тебя с кем-то в постели. И предпочла бы этого не видеть.

Я смеюсь в ответ на ее гримасу.

— Я бы тоже предпочел, чтобы ты этого не видела, — подтверждаю я. — Мне очень жаль, что ты вот так обо мне узнала.

— Мне тоже, — бормочет дочь, вытирая лицо. Она, как всегда, откидывается на спинку кровати, поджимая под себя ноги и укрываясь розовым одеялом. — Печально, что ты не доверял мне настолько, чтобы рассказать.

Я задыхаюсь, чувствуя жгучие слезы на глазах.

— А если бы ты меня возненавидела? — спрашиваю я честно.

Мое сердце болит от картин, которые последние семь лет рисовало мое воображение.

Праймроуз наклоняется вперед и кладет руку мне на колено.

— Ты мой папа. Я никогда не смогу тебя возненавидеть.

Слова дочери звучат так искренне, что я не выдерживаю. Удивительно, как такая простая реакция может довести мужчину до слез, но именно решение Прайм принять меня таким, какой я есть, вызывает эти эмоции. Все годы, что я скрывался, был несчастлив и не хотел разрушать ее мир ради собственного счастья, вытекают из меня с потоком слез.

— С Тексом все в порядке, он казался очень расстроенным? — спрашивает Прайм.

Я вспоминаю, что оставил его сразу после того, как переспал с ним.

— Мне надо идти, — объясняю я, вставая. — Мы можем поговорить позже?

Прайм кивает, позволяя мне уйти.

Не знаю, чем заслужил такого идеального ребенка, но я ни на что не променял бы наши отношения.

Прайм добрая, внимательная и такая открытая.

Я выбегаю из ее комнаты, открываю дверь гостевой и вижу, что та пуста. Затем проверяю ванную. Ничего.

Сердце колотится от беспокойства, и меня снова охватывает страх.

Текс сбежал.

Хватая ключи, я спешу надеть ботинки и куртку, прежде чем выбежать на прохладный воздух.

На улице кромешная тьма. Облака закрывают Луну и звезды. Как бы ни было жутко, этот мрак меня притягивает. Куда пошел Текс? Откуда мне знать, ведь только познакомились? Если кому и известно, так это Прайм.

Я набираю ее номер, и она тут же отвечает:

— Техас ушел, да? — Ее голос звучит печально, почти виновато, но это не ее вина, а моя.

— Ты знаешь, куда бы он направился, если бы ощущал себя загнанным в угол?

— Ну, точно не домой. Может, на кладбище? Там похоронена его мама.

— Я проверю. Может, куда-то еще?

— Навряд ли. Текс всегда говорил о том, что отец его не любил, а мать была единственным человеком, который заботился о нем. Если Текс чувствовал себя потерянным, может, он пошел искать покой?

— Спасибо.

К тому времени, когда я сажусь в свой грузовик и выруливаю с подъездной дорожки, мое волнение превращается в ужас. А что, если Текса нет на кладбище? Где тогда его искать? Двадцать четыре часа назад моим самым большим беспокойством являлся поиск жилья в Вегасе. Теперь же оно сосредоточено на принце с голубыми волосами, который похитил мое сердце. Не знаю, откуда появились эти чувства, но потерять их не входит в мои планы.

Как только я добираюсь кладбища, то тут же паркуюсь и выбираюсь из машины. Здесь еще хуже. Тьма расползается повсюду, проникает в каждую щель. Даже с небольшим просветом в облаках, я могу видеть только на расстоянии вытянутой руки. Мой телефон освещает землю, и я замечаю траву, могилы и надгробные камни. Новые и старые, тут и там, они разбросаны в причудливом узоре. Единственными звуками являются мои шаги и завывания ветра. После пяти минут поисков я почти впадаю в отчаяние. Мне неизвестно, где находится могила матери Текса, и здесь ли он вообще. Кладбище вызывает у меня озноб и странное ощущение, что за мной наблюдают. Может, это и суеверие, но чем дольше я здесь, тем холоднее себя ощущаю.

Я уже готов сдаться, как вдруг слышу чьи-то всхлипы. Звук застает меня врасплох, но я кружу вокруг с телефоном, продолжая искать его источник. Когда мой взгляд натыкается на дрожащую фигуру, я делаю медленные шаги, в надежде, что это окажется Текс, а не какой-то бездомный, решивший поспать на могиле.

А когда подхожу ближе, то ясно вижу его голубые волосы. Бросаясь на Тексу, я чуть ли не падаю. Его взгляд устремляется на меня. Как только шок проходит, Техас смотрит на меня с удивлением. Его глаза покраснели, и он выглядит совершенно измученным.

Я прижимаюсь ртом к его губам, желая почувствовать нашу связь — желая, чтобы он знал, что я выбираю его — нас.

Губы у Техаса ледяные, и его сотрясает дрожь. Я притягиваю печального мальчика в свои объятия, наслаждаясь тем, как идеально он мне подходит. Техас холодный как лед, и совсем один. Почему он ушел без куртки? Его толстовки недостаточно для такой температуры, не говоря уже о ветре и влажности в воздухе.

— Почему ты сбежал, маленький принц? Ты меня напугал.

Слова выходят натянутыми, показывая, насколько мне больно.

Техас содрогается в моих объятиях.

— О-она н-ненавидит м-меня, — прерывисто шепчет он, стуча зубами. — Это моя в-вина.

Я целую его в макушку и помогаю подняться.

— Давай согреем тебя, детка.

Текс продолжает трястись, когда мы наконец поднимается на ноги. Мне нравится то, как он за меня цепляется. Словно я его спаситель. Словно принадлежу ему. Так и есть. Техас может забрать себе каждую мою частичку.