Изменить стиль страницы

Глава 16

Эверетт

Я рывком сажусь в постели с замирающим в горле криком и, тяжело дыша, пытаюсь прийти в себя.

«Это всего лишь сон, просто сон, только сон…»

Скребя лицо ладонями, я стараюсь стереть изображения, которые никак не хотят покидать голову, потому что они вовсе не сон.

Это воспоминания.

Кошмары о моем персональном аду.

И они никогда не исчезнут.

Четырехлетний мальчуган с глазами цвета темного шоколада. Еще недавно этот  малыш учил меня играть в футбол, а теперь я яростно прижимаю его к своей груди, пока он делает свой последний вдох из-за того, что инфекция, поразившая его тело, добралась до мозга...

Молодая беременная женщина, которая всегда дарила маленькие безделушки, когда я ее осматривал, и даже попросила переводчика научить ее говорить по-английски «красивый доктор», истекает кровью у меня на глазах, потому что у меня нет необходимых инструментов, чтобы восстановить ее разорванную матку…

Пожилая женщина, ставшая бабушкой для всех ребятишек в своей деревне. Собственных детей у нее не было, но своим «приемным» она покупала сладости, тратя последние монеты. Я слышу звуки, что производят ее легкие, наполняясь кровью, после того, как один из повстанцев выстрелил в нее. Я чувствую последний удар ее сердца, когда прижимаю ладони к ране на груди, чтобы хоть как-то остановить кровотечение…

Мне жаль, что я не могу забыть их лиц, которые в моем сознании сливаются с сотнями других – тех, кого я не сумел спасти. Я хотел бы забыть, как они смотрели на меня с непоколебимой верой в то, что я спасу их, с доверием, которого я не заслуживал.

Я отбрасываю с себя пропитанную потом простыню, встаю и, глухо топая по полу, пересекаю полутемную спальню, прекрасно понимая, что сегодня больше не усну. Войдя в ванную, я не утруждаюсь включить свет. Через окно у раковины в комнату проникают мягкие розовато-фиолетовые лучи предрассветного солнца, только появившегося из-за горизонта, и их достаточно, чтобы я добрался до душевой кабины и вывернул до отказа кран с холодной водой. Яркий свет не нужен, чтобы знать, как выглядит мое отражение в зеркале. Я видел его много раз с тех пор, как вернулся домой, и очередной кошмар ввергал меня в хаос. Покрасневшие глаза, пепельного цвета кожа, страдания, вина…

Быстро стянув с себя боксеры, я ступаю под душ и шиплю, когда ледяная вода обжигает кожу. Опираясь руками о стену, я опускаю голову ниже плеч и желаю, чтобы холодные струи, стекающие по волосам и заливающие глаза, заморозили мои воспоминания или смыли их в водосток, но этого не происходит.

Как, впрочем, и всегда.

Спустя час сон все еще свеж в моем сознании, и я, наконец, сдаюсь и выключаю воду. Мои зубы стучат, тело болезненно ломит, а я весь дрожу, когда хватаю с полки полотенце, оборачиваю его вокруг талии и возвращаюсь в спальню.

Прошло уже некоторое время с тех пор, как мне в последний раз снился подобный кошмар. Он все еще появляется время от времени, обычно, когда я испытываю стресс или чем-то расстроен, и, скорее всего, мое вчерашнее взаимодействие с Кэмерон вызвало его этой ночью.

- У тебя молоко закончилось.

- Черт! – ору я, быстро отворачиваюсь от комода и вижу прислонившегося к дверному косяку  Джейсона.

С раздраженным фырканьем я плотнее затягиваю полотенце вокруг талии.

- Какого хрена тебе здесь надо в такую рань? – бурчу я и возвращаюсь к комоду, чтобы достать боксеры и джинсы.

- Я проголодался.

В зеркале я вижу, как отражение Джейсона пожимает плечами.

- К тому же прошлым вечером я был не в форме для своей стимулирующей речи и хочу начать ее заново.

«Стимулирующая речь» Джейсона, если, конечно, ее можно так назвать, заключалась в том, что он заявился сюда посреди ночи и битый час обзывал меня мудаком. После этого я хрен знает сколько ворочался и крутился в постели, а когда наконец-то заснул, был разбужен кошмаром. Теперь уже я не в форме для его стимулирующей речи. Впрочем, не скажу, что и вчера был в надлежащем состоянии духа для нее. По глупости я поведал Джейсону за кофе обо всем, что произошло с Кэмерон, надеясь, что он скажет, что чувства, которые я испытываю сейчас, вполне обоснованы, но не тут-то было.

- Я уже и так знаю, что был мудаком, повторять не стоит, – бормочу я, просовываю ноги в боксеры, натягиваю их, а затем проделываю то же самое с джинсами, и только после этого убираю полотенце с талии.

Когда вчера вечером Кэмерон ушла от меня, я сначала чувствовал себя полным дерьмом, а затем круглым дураком за то, что подчинился ее желанию и уехал домой, где и провел последние двенадцать часов, злясь, вместо того, чтобы расстраиваться из-за того, как все обернулось. Конечно, у нее были все основания для гнева, но и для меня набраться мужества и рассказать  о том, что я сотворил с собой после возвращения домой, было совсем не плевым делом. Я не хотел, чтобы она смотрела на меня с жалостью или ходила вокруг на цыпочках, но собирался смириться с подобной перспективой, понимая, что Кэмерон нужны объяснения, что она заслуживает объяснения того, как я провел последние девять месяцев.

Но Кэм не дала мне ни единого шанса рассказать, и, чем больше я думал об этом, тем больше злился. Очевидно, что последние годы я не был ее лучшим другом и практически вычеркнул из своей жизни, но, черт побери, я вернулся сейчас и я стараюсь! Я, бля, стараюсь оставить в стороне свою боль и ревность, потому что понимаю – мне придется трудиться в поте лица, чтобы загладить вину перед ней. В данный момент быть для нее другом перевешивает все остальное. Сначала мне нужно помочь Кэмерон залечить рану от потери Эйдена и сделать все возможное, чтобы спасти лагерь. Это сейчас в приоритете. Это важнее моих заморочек и комплексов, важнее ее упрямства и гнева. И Кэм просто придется принять это.

Вытащив футболку из ящика, я задвинул его обратно сильнее, чем было нужно.

- Похоже, ты в плохом настроении. Думаю, ехать в лагерь и говорить Кэмерон, что ты никуда не собираешься уходить, не самая лучшая идея, – подает голос Джейсон.

- А мне пофиг на то, что ты думаешь! – рычу я, швыряю футболку на тумбочку и поворачиваюсь к брату.

Джейсон пожимает плечами и отступает из дверного проема.

- Не говори, что я тебя не предупреждал. Как только Кэм перестанет печалиться, она тут же разжует тебя и выплюнет.

Когда звук тяжелых шагов Джейсона затихает, а потом хлопает входная дверь, я выпускаю из груди воздух, которое все это время сдерживал.

Я не хочу представлять картину, которую брат описал мне вчера во время своей «стимулирующей речи» – Кэмерон в одиночестве плачет на дальнем пастбище. Хуже, чем видеть, как она рыдает и расклеивается прямо у меня на глазах, только знать, что кто-то другой был рядом, чтобы успокоить ее, после того как я ушел. Снова.

Пора заканчивать со всей этой фигней. Хочет того Кэмерон или нет, я никуда не уйду!

Я как раз наклоняюсь, чтобы забрать отброшенную футболку, как вдруг слышу стук в дверь.

Тихо матерясь, я спускаюсь по лестнице, подспудно поливая Джейсона всеми известными мне ругательствами. Обычно он просто входит в дом, но именно сейчас вдруг решил  быть долбаным джентльменом и специально постучал, чтобы я впустил его.

- Что, нахер, тебе теперь надо? – рявкаю я, распахиваю дверь и замираю, увидев кто стоит на пороге.

Язык прилипает к нёбу, и все мысли улетучиваются из головы, когда я вижу Кэмерон.

Крохотные джинсовые шорты не скрывают ни дюйма ее стройных ног, а обтягивающая футболка с  логотипом лагеря и широким вырезом-лодочкой оголяет одно плечо. Из-за того, что Кэмерон засунула руки в задние карманы шорт, ее грудь выпячена вперед. Мне хочется смотреть на нее весь день напролет, а руки уже зудят, желая ощутить ее вес в ладонях. Лучи восходящего солнца светят Кэмерон в спину, и кажется, что ее фигуру окружает яркий ореол.

«Черт побери! У этой женщины когда-нибудь бывают плохие дни или она всегда встает с постели, выглядя, как диснеевская принцесса? Кстати, дьявольски сексуальная принцесса, которую я до жути хочу затащить в дом и прижать к стене!»

- Могу я войти?

Голос Кэмерон проникает в мои похотливые мысли, и я понимаю, что все еще стою на пороге с отвисшей челюстью. С раздраженным вздохом я пропускаю Кэмерон внутрь дома, закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Скрестив руки на груди, я напоминаю себе, почему еще совсем недавно злился на эту женщину, а не обдумывал, как побыстрее стащить с нее шорты.

Кэмерон вытаскивает руки из карманов и, потупив взгляд, принимается нервно крутить на пальце свое дурацкое кольцо.  Я понимаю, что нужно что-нибудь сказать, чтобы разрядить обстановку, но именно Кэмерон пришла ко мне и должна первой начать разговор.

Наконец, она поднимает голову и с досадным фырканьем указывает на меня рукой.

- Не мог бы ты надеть футболку или что-то вроде того? – ворчит Кэмерон, смотря при этом не прямо на меня, а куда-то поверх моего плеча.

Такого я точно не ожидал и, поэтому не смог удержать ухмылку, приподнявшую уголки моих губ. Не стану лгать – то, что Кэмерон стесняется и специально отводит взгляд от моего голого торса, безмерно удивляет, но и одновременно льстит моему эго. Конечно, я знаю, что хорошо выгляжу.  За последние годы я неплохо подкачался, перетаскивая медицинское оборудование и тяжелые ящики с медикаментами. Да и все необходимое, что я брал с собой к пациентам, тоже весило немало. Но именно безответные чувства к женщине, которая стоит передо мной и не смеет взглянуть на мое полуобнаженное тело, заставляют почувствовать себя самодовольным.

Оттолкнувшись от двери, я опускаю руки по бокам и встаю прямо перед Кэмерон.

- Что-то не так? Ты, похоже, покраснела? – спрашиваю я, даже не пытаясь скрыть усмешку.

Теперь уже Кэмерон скрещивает руки на груди, отступает назад и, еще раз недовольно фыркнув, наконец-то смотрит на меня.