Изменить стиль страницы

— Знаешь, — сказала Риган. — Я люблю танцевать, но у меня плохо получается.

— Не волнуйся, — сказал я ей. — Просто следуй за мной.

— Это сделать я могу, — с улыбкой сказала она.

Я давно понял, что хороший способ сблизиться с женщиной — это танцы. И обычно они мне нравились, потому что включали множество прикосновений. Медленный танец был танцем близости. Бедро к бедру, грудь к груди.

Но я не мог так танцевать с Риган. Особенно, когда пытался преодолеть вожделение к ней. Поэтому и держал приличную дистанцию между нами. Гигантский бумажный цветок Эмили очень в этом помогал, так как я не мог подойти слишком близко, при этом не раздавив его. Он действовал почти как компаньонка из папиросной бумаги, но даже так, я остро ощущал присутствие Риган. Может, даже больше, чем если бы мы танцевали как обычно. Это была явно плохая идея. Согласившись танцевать с ней, я думал, что музыка будет танцевальной, и просто стоять рядом с танцполом будет вполне себе хорошо.

Вместо этого Риган оказалась в моих объятиях и одарила меня своей милой, простодушной улыбкой. Я снова неприлично уставился на нее. Находясь в такой близости, сложно было этого не сделать. До сих пор я не смотрел дальше ее эффектной прически и больших очков. Но теперь я видел, какие у нее красивые глаза. Большие и коричневые, они притягивали меня. Пленяли меня. Остальные черты ее лица были столь же прекрасны — высокие скулы и гладкая кожа. Ее рот. Губы были полными и изогнутыми, как у звезды немого кино. Они практически умоляли, чтобы их поцеловали.

— Ты был прав, — вдруг сказала она. — Насчет света, — уточнила Риган, когда я смущенно посмотрел на нее. — Отсюда они выглядят лучше.

По ее улыбке я понял, что она смеется надо мной. Потом, так как я ужасно устал, когда дело дошло до разговора, мы погрузились в неловкое молчание, пока продолжалась самая длинная в мире медленная песня.

— Церемония была приятной, не так ли? — наконец спросила она.

Легкая беседа. Я мог бы поболтать.

— Да.

— Элли такая красивая.

Риган посмотрела через плечо туда, где танцевали моя сестра и Шейн, ее новоиспеченный муж.

Они тоже просто покачивались, но, в отличие от нас, стояли так близко друг к другу, что я был уверен, что между ними не поместился бы лист бумаги. Но Риган была права. Моя сестра действительно выглядела прекрасно.

Подозрительный комок в горле появился снова. Он появился еще раньше во время церемонии, когда Шейн прочитал список вещей, которые он любил в Элли, как свои клятвы. Это было чертовски банально, но все равно сладко. Потому что если парень и должен быть сентиментальным и дерьмовым, то только в день своей свадьбы.

— Еще раз спасибо за спасение, — сказала Риган. — Наверное, было бы очень плохо, если бы я свернула себе шею прямо перед свадьбой.

— Возможно, это было бы немного глупо, — согласился я, запоздало задаваясь вопросом, было ли это неправильным, но у Риган это только вызвало смех.

— Я знаю, верно?

Она понизила тон голоса, почти прошептав:

— «Извини, сестренка, я сказал ей, что со светом все в порядке, но она не послушала. Я просто брошу тело в переулок, и ты сможешь продолжить церемонию.

— Так я должен был сделать? — спросил я, сомневаясь, стоит ли мне обижаться.

— Извини, это было не слишком?

— Смешно, — саркастически сказала я, хотя это было почти не смешно.

Она одарила меня улыбкой. Я почти улыбнулся в ответ. Почти.

— Как твоя квартира? Ты живешь в Верхнем Ист-Сайде, да? — спросила Риган, возвращаясь к светской беседе. — Хороший район.

Я пожал плечами. Несмотря на попытку моего бывшего менеджера обмануть меня, я поймал его прежде, чем он нанес слишком большой ущерб моему значительному банковскому счету, и мог легко позволить себе шикарную квартиру в Верхнем Ист-Сайде. Когда Элли приезжала в гости, она называла это место «моя скучная холостяцкая берлога». Я не мог спорить с ней, учитывая, что единственное, что там было, это кровать, диван и телевизор. Я все собирался докупить мебель, но по какой-то причине не мог собраться с силами и заинтересоваться обстановкой своего дома.

— Где ты живешь? — спросил я, понимая, что, хотя она, кажется, знает обо мне довольно много, мне на самом деле не известно о ней почти ничего.

Я действительно был не очень хорошим собеседником во время нашего прошлого общения, едва отвечал на вопросы и определенно не спрашивал ни о чем в ответ. Тем не менее, я попытался представить, в каком месте жил бы кто-то вроде Риган. Вероятно, полная противоположность моего дома — набит вещами и украшен так, как диктовал ее последний сон.

— Гринвич-Виллидж, — ответила она.

— Почему-то я не удивлен.

Мне мало что было известно о нью-йоркских кварталах, но я знал достаточно, чтобы понять, что Гринвич-Виллидж известен как рай для художников.

Она пожала плечами.

— Это был дом моих двоюродных бабушек, — сказала она. — Я унаследовала его после их смерти несколько лет назад.

— Мне очень жаль.

— Не стоит, — сказала она. — Я скучаю по ним, но воспринимаю их смерть как подарок.

— Подарок?

Должно быть, у меня был шокированный вид, потому что Риган тут же уточнила:

— Я имею в виду, что они всегда хотели, чтобы я продолжила свою режиссерскую карьеру. И я могу это сделать, потому что они дали мне место для жилья, когда ушли.

Впервые с тех пор как я встретил ее, она не выглядела полностью счастливой. Даже скорее немного грустной. Не удивительно, учитывая тему разговора, но, тем не менее, это раздражало. Почти как смотреть через занавеску, о существовании которой я даже не подозревал.

Риган посмотрела вниз.

— Я могла бы продолжить оплакивать их или рассматривать их жизни и то, что они оставили после себя, как подарок. И я предпочитаю сосредоточиться на хорошем, даже если это результат чего-то плохого.

Затем печаль исчезла, и вернулась ее веселая улыбка.

— Всегда есть что-то хорошее, даже если жизнь бросает тебе крученый.

— Должно быть, хорошо в это верить, — сказала я раньше, чем смог остановить себя.

Слова получились грубыми и горькими. Лицо Риган вытянулось, и я готов был ударить себя по лицу. Она говорила о смерти двух женщин, которые, очевидно, были ей очень дороги. А я думал о своей бейсбольной карьере. Как эгоцентричный мудак, которым и был.

— Извини, — быстро сказала Риган. — Я не имела в виду…

— Это не твоя вина, — пробормотал я, отстраняясь.

По-видимому, моего приличия не хватило даже для одной песни.

— Но мне не следовало этого делать…

— Не волнуйся об этом, — кивнул я и направился через комнату, прежде чем она успела ответить.