Я облизнула губы.

— Я всем улыбаюсь, — мой голос прозвучал немного хрипло.

— Я заметил, — сказал он, и на этот раз его улыбка была совсем не зубастой. Она была почти порочной.

От вожделения, сильного и всепоглощающего, у меня перехватило дыхание. Если Джош был великолепен, когда счастлив, то прямо сейчас, когда смотрел на меня так, словно пытался разглядеть, что под моим комбинезоном, он был неотразим. И я подумала, что могла бы позволить ему посмотреть.

О нет. Это нехорошо.

Я снискала себе плохую славу тем, что плохо разбиралась в том, чего хотят мужчины. Было слишком много случаев, когда я проецировала на них свой собственный интерес, свое собственное влечение и совершенно, неверно истолковывала что-то невинное и дружелюбное.

Джош — бывший питчер младшей лиги. Он высокий, сильный и сексуальный. Нью-Йорк полон женщин, которые могли бы привлечь его внимание. Красивых женщин с совершенными волосами, большими сиськами и опытом в создании всех своих воплощающихся в реальность сексуальных фантазий. Я же, ради всего святого, плоскогрудая театральная ботаничка, которая носит комбинезон! Я стимулирую ум мужчины, а не какую-то другую его часть.

А неверно истолковывать намерения парня достаточно неловко, когда это кто-то, кого я могу никогда больше не увидеть. Броситься на брата Элли было бы ошибкой, с которой мне, возможно, придется сталкиваться регулярно.

Я быстро отодвинулась от стола.

— Ты все? — спросила я, выдавив из себя приятную улыбку.

Джош моргнул, и та улыбка, что изогнула уголки его губ, быстро исчезла. Он протянул мне свою пустую тарелку, у него снова было каменное лицо.

«Проклятие».

Мне представился прекрасный момент, а я все испортила. Не его вина, что я так разволновалась из-за кокетливого подшучивания, которое, вероятно, было второй натурой для кого-то вроде Джоша. Он ничего не имел в виду, просто безобидный разговор, который я восприняла как личное оскорбление. Это было похоже на то, как делали в Европе, где все говорили, что хотят спать со всеми, но на самом деле никто не делал этого.

Я никогда не была в Европе.

Джош встал и подошел к дивану, где оставил свой пиджак.

— Я ценю, что ты позволила мне лечь на свой диван, — сказал он, натягивая его. Даже в старой одежде он выглядел аппетитно. Лучше, чем панкейки.

— Ты привел меня домой, — напомнила я ему, все еще держа свою тарелку. — Я твоя должница.

— Думаю, завтрак погасил долг более чем.

Над нами повисло неловкое молчание.

— Хорошо… — сказала я, в то же время он сказал:

— Хорошо…

Мы оба посмотрели друг на друга.

— Мне пора, — сказал он, похлопывая себя по карманам.

Звук чего-то шуршащего, похожего на листок бумаги, заставил его на мгновение остановиться, потом он снова застегнул рубашку и поправил галстук. Он был надет криво. Прежде чем я смогла остановить себя, я пересекла комнату, мои пальцы потянулись, чтобы поправить его. Я похлопал Джоша по груди, как бы показывая, что я закончила. А потом замерла, поняв, насколько это было странно.

Он выглядел таким же удивленным.

Я отошла от него и снова занялась панкейками. Джош неловко откашлялся.

— Еще раз спасибо.

— Не вопрос.

Я приклеила на лицо яркую улыбку, пытаясь не умереть от смущения.

— Хорошего тебе дня!

Он на мгновение замер, глядя на меня. Могу только представить, что он увидел. Я, с растрепанными волосами и великоватым комбинезоном, держу тарелку с панкейками и почти маниакально улыбаюсь. Неудивительно, что он рванул к двери.

Но вместо того, чтобы озадаченно покачать головой, я уловила нечто похожее на улыбку. Но если она и была, то быстро исчезла.

— Увидимся, Риган, — сказал он и ушел.