— Кто же тогда был королевской семьей Благого двора? — спросила я. Я никогда и не задумывалась над тем, что Таранис не происходил из «королевского» рода в отличии от Андаис, но он был королем более тысячи лет. Мне и тридцати пяти не было, это было немного раньше моего рождения.
— Они были убиты в последней Великой войне между двумя главными дворами, — сказал Дойл.
Я уставилась на него.
— Тогда почему наша королева не стала править над всем Фэйри?
— Потому что оставшаяся знать Благих предпочла бы гибель Благого двора объединению его с Двором Кошмаров, что было одним из названий того времени Неблагих.
— Почему же моя тетя просто не уничтожила их, пока не сдались бы выжившие? Можно утверждать, что выберешь смерть, но гибель других перед тобой может сделать тебя более сговорчивым, во всяком случае мне так говорили, — сказала я.
— Не всегда, — возразил Дойл, — и хотя мы победили в войне, наша сторона понесла большие потери, если бы мы продолжили сражаться, все сидхи могли бы быть уничтожены.
, - заключила я.
— Если бы сражение было продолжено, то да.
— Я и не знал, что положение было таким плачевным, — проговорил Холод.
— Что значит ты не знал? — спросила я.
— Вера и нужда не давали мне стать Убийственным Холодом, пока Таранис не стал королем. Первым сражением, в котором я участвовал, было против гоблинов, когда оба двора сидхов объединились против общего врага.
Мне было известно, что когда-то мой высокий властный Холод был маленьким Ледяным Джеком, размером с ребенка воплощением инея, которым он разукрашивал окна и грани предметов, следуя в процессии Короля Зимы. Люди считали его работу прекрасной и достойной внимания, и однажды смертные оценили его и поверили, рассказывая предания, и это сделало его сильнее и реальнее. Так же как любовь и вера превратили игрушечного кролика из сказки про Плюшевого Зайца
в настоящего зайчика, так и мужчина рядом со мной стал не чем-то, что стелится перед снегом, немногим большим образа холодной и ледяной красоты, а Убийственным Холодом. Моему Холоду помогла любовь смертной девушки по имени Роза. Она уже давно покоилась в своей могиле, но из любви к ней Холод захотел вырасти высоким и сильным, чтобы связать с ней свою жизнь. Я была благодарна ей, и поскольку не могла сказать ей спасибо, когда Холод предложил назвать нашу вторую дочь Розой, никто не возразил. Мы лишь подобрали более красивую версию этого имени — Брилуэн, по-корнийски «роза».
Одной рукой я так и сжимала нож, который он дал мне, а второй потянулась к нему, чтобы коснуться его бедра, проглядывающему из-под одеял.
— Я и забыла, что Мрак и Убийственный Холод не всегда были вместе рядом с королевой.
Он накрыл мою ладонь своей и подарил улыбку, в которой было все, что я хотела сейчас видеть: нежность, любовь и мягкость, сохранившиеся от его первой формы, что бежала вприпрыжку перед снегом и украшала мир льдом.
— В малых битвах между дворами сидхов, после этого, новоиспеченный Холод сражался против меня.
Я повернулась к Дойлу.
— Хочешь сказать, что вы двое сражались друг с другом?
Он улыбнулся.
— Нет, я видел его пару раз на поле боя. Он сиял, и его сложно было не заметить, но в битве он был новичком, и его не обучили так, как делал я, прежде чем выпустить на поле только что вступившего в ряды воинов.
— Думаю, для Благих я был случайной неприятностью. Я был первым за долгое время низшим фейри, ставшим сидхом. Низших фейри не тренируют так же, как сидхов.
— Это относится и к Неблагим, но полагаю, они ожидали, что ты погибнешь в тех небольших битвах, не было нужды тратить свои силы на пушечное мясо.
Холод начал поглаживать большим пальцем костяшки моей руки, которой я касалась его бедра.
— Ты, возможно, прав, но я выжил, и они начали обучать меня.
— Если когда-то ты был Благим, то как тебя изгнали из них?
— Прислужница, человеческая девушка, пролила на руку короля горячий суп. Он исцелился за считанные минуты, но все равно ударил ее, а когда она устояла, не дрогнула и не отвела взгляда, он начал избивать ее.
Холод все поглаживал мою руку, смотря в никуда отрешенным от воспоминаний взглядом.
— Ты спас ее, — сказала я.
— Я встал между ними, потому что не мог смотреть на то, как он убивает ее, и не понимал другую знать, просто наблюдающую за всем этим.
— Ты недостаточно долго пробыл аристократом, — сказал Дойл. — И не понимал привилегии правителей.
— И до сих пор не понимаю, но наша королева научила меня не вставать между ней и ее жертвами.
Холод задрожал, обхватил свои широкие плечи, словно замерз, но есть холод, который зависит от температуры, а есть тот, что касается сердца и души.
Дойл потянулся через меня, чтобы коснуться плеча Холода.
— Мы все научились не испытывать милость королевы.
Так говорили среди Неблагих, быть в милости у королевы — означало попасть в безнадежную ситуацию, и чтобы избежать ее милости, ты готов сделать все или чего-то не сделать, если потребуется.
Холод поднял голову и встретился взглядом с другим мужчиной. Они смотрели друг на друга, и на лице Холода была такая же боль, какая скорбь отражалась на лице Дойла. Я как будто уловила намек на те долгие века, что превратили их в тех мужчин, которыми они были теперь, и друзей, которыми стали друг другу. Они закалились в огне сражений и пыток.
Прямо сейчас я была счастлива от того, что они были моими, так счастлива, что могу уберечь их. Однажды королева Андаис сказала, что каждый мужчина, который не станет отцом моих детей будет вынужден вернуться в ее стражу Воронов, снова соблюдая целибат, не считая ублажения ее самой. Это лишь доказывает, насколько она обезумела от гибели своего сына, раз полагала, что может высказать эту угрозу и все еще ожидать, что я вернусь домой, принимая корону, позволив этой сумасшедшей истязать охранников, перешедших на мою сторону, целую вечность. Все желают бессмертия, даже я, но порой у вечной жизни и способности залечить большинство ранений есть свои недостатки, например, тебя могут вечно пытать.
Эта мысль побудила спросить меня:
— Когда придут результаты генетической экспертизы, и станет достоверно известно, кто является отцом детей, а кто нет, думаете, королева потребует возвращения своих Воронов?
— Она так много раз об этом заявляла, — сказал Дойл.
— Но теперь большинство из них присягнули на верность Мерри, — напомнил Холод.
— Может ли одна клятва отменить другую? — спросил Дойл.
— Так вот почему Катбодуа сделала это, — догадалась я.
— Ты о принесенной ею присяге?
— Да.
На мгновенье мы все задумались над этим, а затем Дойл произнес:
— Королева была так занята попытками умереть, что забыла подумать о жизни, но если она полагает, что у нее лишь два варианта: либо жить и заполучить свою стражу, либо быть убитой нами за требование вернуть домой ее Воронов, тогда она может призвать тех, кто не является отцом детей, вернуться в Неблагой двор.
— Нам-то что делать? — спросил Холод.
— Не могу я отправить их на верные смерть и пытки, — сказала я.
— Катбодуа была вольна присягнуть другому, поскольку в живых не осталось ни одного принца, но мужчины из стражи не могли дать свою клятву Мерри, пока королева еще жива, — проговорил Дойл.
— Ты имеешь в виду буквально? Они не могли произнести эти слова, или их должно было ожидать какое-то проклятье за нарушенную клятву? — уточнила я.
— Последнее.
— Откуда уверенность, что этого не случилось? — спросил Холод.
— Шолто с Мерри вернули к жизни Дикую Охоту, а именно она преследует клятвопреступников среди нас, но ты же не почувствовала неправильность происходящего, когда они присягнули тебе на верность?
Я задумалась над этим и покачала головой.
— Нет, чувства неправильности не было, да и Шолто был рядом с нами, когда это случилось.
— Как может клятва королеве не давать о себе знать? — спросил Дойл.
— Ты дал свою клятву по своей воле? — поинтересовался Холод.
Дойл кивнул.
— А я нет, но это было единственной открытой для меня возможностью, единственным способом спастись от безумной гордыни короля.
— Хочешь сказать, что клятва, данная по принуждению, не имеет силы, — заключил Дойл.
— Возможно, — сказал Холод.
— Если они на самом деле присягнули мне, значит их не вынудить вернуться к королеве.
— Клятва не заставит их вернуться, а вот ее ярость и безумие могут это сделать.
Какое-то время мы просто сидели и обдумывали это. В конце концов я произнесла:
— Вот теперь поддержка кажется весьма кстати.
— Тогда давай отложим наше оружие и обнимемся, — предложил Дойл.
— Мрак не обнимается, — заметил Холод.
— Как и Убийственный Холод, — сказал Дойл.
— Обещаю никому не рассказывать, просто обнимите меня и расскажите, как отвадить короля от моих снов.
Я положила реликвию, Абен-дул, на изголовье кровати. Мы вернем его в оружейную комнату позже. Слишком опасно оставлять его рядом. Холод забрал свой нож, и мы легли на кровать, они оба обнимали меня, касаясь своими длинными руками друг друга. Мрак и Убийственный Холод может и не обнимаются, зато обнимаюсь я, и если Тараниса никак не удержать подальше от моих снов, я собираюсь побольше обниматься и поменьше спать. Я никогда не страдала от бессонницы, но горю желанием узнать, что это такое.