Я не отвечаю. Во-первых, потому что он не ждет от меня этого. Он просто опускает голову и дает своему рту полную власть над моим телом. Каждый уголок, щель и чувствительное место, которое, по его мнению, нуждается во внимании, он утверждает и завоевывает. Его губы прикрывают мои складки. Его язык ласкает мой клитор. И я беспомощна против него.

Первый оргазм захватывает меня, как медленно собирающаяся буря, назревающая и кружащаяся, нарастающая, нарастающая... затем высвобождение с внезапным ударом удовольствия, которое оставляет меня ошеломленной, потрясенной и задыхающейся. Второй – это скрытник, вор в ночи, ожидающий, выслеживающий, находящий мой самый слабый момент, чтобы подкрасться ко мне и украсть мои мысли и здравый смысл. Третий – самый катастрофический, гигантский бегемот, который хватается за затяжную боль от моих предыдущих кульминаций и пульсирует в течение долгих, болезненных минут, не заботясь о том, как сильно я извиваюсь или прошу облегчения. Он как ликующий демон, похищающий души, дыхание от дарования мне освобождения. Только когда я царапаюсь и даю ему слезливое обещание сдаться полностью, он позволяет мне взобраться на вершину, которая разрывает мое горло от крика и заставляет мое сердце неудержимо биться о грудь.

Тогда все кончено. Моргая, я осознаю масштабы того, что я уступила Уэсту. Хуже того, я не могу это вернуть.

По-видимому, довольный тем, что он разбирает меня на части, он спокойно наблюдает, как моя грудь вздымается, а тело содрогается, пока он надевает презерватив.

– Ты красивая.

Нет, я уничтоженная.

Затем он опускается на колени между моих раскинутых ног и кладет ладони на бедра, устраиваясь между ними. Он прокладывает себе путь вверх по моей груди, прежде чем лечь на меня сверху. Наши груди прижимаются друг к другу. Наши лица так близко, что я чувствую запах моего мускуса на его коже.

– Уэст...

Его имя – это мольба о пощаде. Если он будет продолжать в том же духе, то вывернет меня наизнанку. Я собираюсь упасть обратно во что–то опасно близкое к любви.

Его улыбка говорит, что он это знает. И что он не даст мне ни капли милосердия.

– Знаешь, ты выглядишь так во всех моих фантазиях.

Уэст просовывает руку между нами, чтобы головка его члена прижалась к моему гладкому отверстию, и мягко подталкивает, позволяя мне почувствовать, насколько я набухла.

– Прекрасная. Податливая.

Усмешка играет на его губах, прежде чем он кладет ладони на матрас и входит в меня со всей силой.

– Моя.

Он заполняет каждый дюйм меня, его член прожигает путь через мое тело, казалось, созданный для него. Десять секунд назад я могла бы поклясться, что у меня едва хватает сил двигаться. Но он словно громоотвод внутри меня, возвращает каждый насыщенный мускул к кричащей жизни.

Я даже не задумываюсь, прежде чем обхватить его руками и прижаться губами к его губам.

Со стоном он тоже глубоко погружается, скользя языком по моему, наполняя меня всеми возможными способами.

Возбуждение просачивается обратно под мою кожу, скапливаясь между ног, жадное и растущее с каждым его медленным, грубым толчком.

– Ты всегда была моей, – настаивает он, зарываясь еще глубже.

Я качаю головой. Но я не могу выдавить «нет» из своих губ, когда он снова претендует на мой рот.

Он отрывает свои губы.

– Да. Ты всегда будешь моей.

– На тридцать семь дней.

– Не обманывай себя.

Затем разговоры прекращаются, и обольщение начинается снова. Уэст не только проницателен, но и неумолим, он, кажется, точно знает, где и когда ко мне прикоснуться, что шепнуть мне на ухо, как использовать каждое прикосновение, чтобы еще больше ослабить мою защиту. Я задыхаюсь, цепляюсь и всхлипываю, когда удовольствие, лижущее пламя под моей кожей, сливается в пламя там, где мы соединяемся. Длинными, сильными, систематическими движениями он с каждым мгновением все больше меня разрушает.

Внезапно пик, который я была уверена, был слишком насыщенный, до того, как он вошел в меня, становится самым разрушительным оргазмом ночи. Может быть, в моей жизни. Черные пятна пляшут перед глазами, когда я кричу от потного, скрежещущего, нескончаемого удовольствия. Мой единственный якорь в мире – это Уэст, раскачивающийся надо мной, когда он вздымается и подпрыгивает на своем гребне, выкрикивая мое имя.

Поникнув на влажных простынях, я пытаюсь собрать силы, чтобы добраться до ванной и увеличить расстояние между нами. Мне нужно. Экстаз оказался совершенно разрушительным для моих защитных стен. Я чувствую себя широко раскрытой и истекаю кровью перед Уэстом.

Я закрываю глаза, но слезы все еще текут из уголков глаз. Если я не получу немного времени и пространства от него, я сломаюсь и признаю, что скучала по нему, что он мне нужен. Что я не думаю, что когда-либо разлюблю его.

Он шевелится. Я слышу, как открывается ящик тумбочки, и хмурюсь. Готов к следующему раунду и тянется за новым презервативом? Неужели он думает, что я еще не растеклась у его ног?

Затем я чувствую, как он тянет меня за запястье, прежде чем что-то сжимается вокруг него, удерживая то на месте.

Я открываю глаза и недоверчиво смотрю на свою руку. Этот сукин сын привязал меня к кровати.

– Какого черта ты делаешь?

– Мешаю тебе сбежать в душ. В воскресенье я по глупости дал тебе возможность спрятаться в ванной. Я не позволю этому случиться снова. Теперь ты не можешь бежать, пока мы разговариваем.

Он что, шутит?

Эта решимость вернулась на его лицо. Он вовсе не шутит.

– Я не хочу разговаривать.

Мой ответ – ребячество, я это прекрасно понимаю. Но теперь, когда он так обнажил меня, я боюсь, что все, что он скажет, изменит все, и я буду вынуждена решить, доверять ли ему снова. Я еще не готова. Не знаю, буду ли я когда-нибудь готова.

Он стискивает зубы.

– Тогда ты можешь слушать. Я бросил тебя, не потому что не любил. Или не хотел жениться. Несмотря на то, что ты думаешь, я всегда собирался надеть обручальное кольцо тебе на палец. Утром в день свадьбы позвонила мама.

– И сказала, что ты не можешь жениться, иначе лишишься наследства. Я понимаю.

Это больше не должно быть больно, но это так.

– Нет. Это была ее первая угроза. Я сказал ей, что мне все равно. Во-первых, у нее не было сил, чтобы это произошло. Во-вторых, я умный. Я сам могу зарабатывать деньги.

Уэст разочарованно вздыхает.

– Тогда ты все время спрашивала меня, почему только Флинн и Женевьева будут присутствовать на нашей свадьбе с моей стороны семьи. Сейчас я тебе все расскажу.

– Это не имеет значения. Это древняя история.

– Это все еще преследует нас сегодня. Помнишь, как мы познакомились?

– В том паршивом баре, где я раньше работала. Ну и что?

В первый раз он колеблется, как будто ему не хочется открывать банку с червями.

– Мой дед послал меня встретить тебя. Чтобы развлечься с тобой.

Мои мысли разбегаются, и я не могу придумать ни одной причины, по которой я была бы на радаре Ганновера Куэйда.

– Почему?

– Твой отец начал работать над сюжетом для передачи в вечерних новостях. Это было разоблачение о практике управления зданиями и технического обслуживания в Южной Калифорнии, которая предположительно подвергала риску рабочих и жильцов квартир. Мы только начали управлять недвижимостью на этом рынке, и он пристально следил за нами, потому что мы изо всех сил старались соблюдать сейсмические строительные нормы, которые, казалось, менялись день ото дня, город за городом. Мы знали, что доберемся туда, но мой дедушка был убежден, что, если бы мы с тобой были парой, твой отец мог бы отстать от истории достаточно надолго, чтобы мы могли наверстать упущенное.

Предательство, которое я клялась, что больше не способна испытывать к этому человеку, пронзает мне сердце.

– Значит, все, что у нас было, было ненастоящим?

– Это было настоящим, милая.

Он морщится.

– Но с самого начала я не был ни честен, ни этичен. Я сожалею об этом. Но я ни о чем не жалею, потому что это привело меня к тебе.

Чушь, завернутая в красивые слова.

– Твой план сработал. Мой отец отказался от этой истории незадолго до нашей свадьбы. И как только он это сделал, ты отменил свадьбу.

– Нет. Это не то, что произошло. Это еще не все. Гораздо больше. Примерно через две недели после того, как мы встретились, я позвонил дедушке и сказал ему, что ты – все, что мне нужно. Независимая. Дерзкая. Колючая. Но такая смешная, теплая и интересная. Я признался, что влюбился в тебя, – он обхватывает мое лицо ладонями, словно желая, чтобы я поверила ему.

– Эрин, я никогда не встречал такой женщины, как ты, и это кое о чем говорит с тех пор, как моя мать выставила передо мной несколько сотен человек, которые, как она думала, имели родословную, чтобы выйти замуж за следующего наследника Куэйдов. Я ненавидел их всех. Они были так увлечены внешностью. Тщеславные. Пустые. Погруженные в себя. Ты была не просто новой и сияющей. Ты была искренней. Ты никогда не вышла бы замуж из-за денег. Или престижа. Черт возьми, ты едва знала, кто я такой.

– Когда мы встретились впервые? Лишь смутно.

– Именно.

Он с энтузиазмом кивает, как будто рад, что я смотрю на это его глазами.

– Как только я рассказал дедушке о своих чувствах к тебе, он полностью поддержал нас. Кто бы ни сделал меня счастливой, он хотел, чтобы я женился на ней, поэтому он полностью поддержал меня, когда я сказал ему, что собираюсь сделать предложение. Пока мы с тобой готовились к свадьбе, он узнал, что у него рак толстой кишки и уже на такой стадии, когда попытки лечения ни к чему не приводят. Через несколько недель его здоровье пошатнулось.

– Когда ты сказал мне, что он смертельно болен, я спросила, не хочешь ли ты вернуться домой и побыть со своей семьей. Ты сказал: "Нет".

– Потому что мой дед заметил, что это не изменит его прогноза. Он любил меня, а я его. Мы это знали. Мы оба согласились, что ты важнее. Так что я остался. Но моя мать начала давить, чтобы я вернулся домой и принял бразды правления "Куэйд Энтерпрайзис" раньше, чем это сделал мой никчемный дядя, ее соперник. В последнем разговоре с дедушкой он взял с меня обещание остаться в Лос-Анджелесе и жениться на тебе. Он поклялся, что продержится достаточно долго, чтобы я смог сделать тебя своей женой и провести медовый месяц в течение недели.