Шерсть поросёнка была колючей и бурой, но отблески заката окрашивали это существо в коралловый, медный и красный цвета. Он выглядел так, словно его окунули в лак. Красный цвет проглядывал даже в его глазах.
Потрясённая, Агнес не могла пошевелиться. Даже не могла помолиться. Пекари никогда не появлялись на людях; к тому же, бег поросёнка был неестественным, машинальным, как у заводной игрушки.
«Дьявол, - подумала она. – Выглядит, как дьявол».
Животное продолжало бежать, до жути решительно. Горло Агнес сжалось, и она даже не могла закричать. Потустороннее гудение усилилось, и девушка зажала уши ладонями. Она чувствовала, как этот звук, словно жар, волна за волной прокатывается по ее телу. Когда пекари оказался всего в нескольких дюймах, гудение переросло в оглушительный визг.
Существо отшатнулось от нее, как будто ударилось о стену. Мир замер, а пекари остался таращиться, оглушенный этим звуком.
Всего за мгновение до этого он был агрессивен и полон решимости наброситься. А теперь просто таращил глаза. Агнес подумала, что дело в гудении — звуке, каким-то образом удерживающим животное. Это было похоже на призрачную броню, плащ, который вздымался и не подпускал никакое зло.
- Святой Господь наш небесный, - вздохнула она.
Как только поросёнок отступил назад на мраморных копытах, звук сменился зловещим стоном.
Если бы не Иезекииль, они бы так и остались надолго в ступоре - красно-мраморное существо и Агнес, - глядя друг на друга во взаимном ужасе.
- Агнес? - его голос эхом отозвался где-то в горах.
«Нет, - резко подумала она, пока гудение едва уловимо парило рядом с ними. - Просто смотри на меня. Продолжай смотреть на меня».
Голова пекари повернулась, по-совиному слишком сильно. Ему хватило одного взгляда на Иезекииля, чтобы позабыть о девушке.
- Иезекииль!
Пекари стремительно набирал скорость.
Её брат оцепенел, овечка беспомощно повисла в его руке. Агнес бросилась к садовой лопате, воткнутой в землю, прося Господа дать ей сил обогнать животное.
Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь двигалась так быстро, но все же, тяжелое платье замедляло ее движения, цепляясь за ноги, как сеть. Наконец, она схватила лопату с земли - Боже, она убила бы сейчас за ружье! - и дико рванула за существом и Иезекиилем. Луч солнца сверкнул по спине животного, осветив его окаменевший блеск. Странный. Красный. Неестественный.
Глаза его были как пламя огня, а ноги - как тонкая медь…
Что она делает, преследуя эту красную, нечестивую тварь? Ей следовало бы позвать кого-нибудь. Ради Бога, или отца, или мистера Кинга.
И все же она чувствовала звуковую броню вокруг себя, чувствовала, что занимает какое-то святое, защищенное пространство, поэтому не кричала. В последнем усилии Агнес скользнула по траве, оказавшись между братом и больным существом. Как и прежде, жужжание усилилось, ревя в ушах девушки.
Она пнула и услышала костлявый треск, когда ее ботинок соприкоснулся с мордой. Пекари был поражен. Девушка посмотрела в красно-мраморные глаза существа, и снова, быстро, как тень, увидела страх, промелькнувший в этих сверкающих глазах.
Он боялся ее. Почему?
Существо беспомощно смотрело на нее, но Агнес не дрогнула. Она взмахнула лопатой, как охотничьим ножом, и вонзила острие между головой зверя и позвоночником.
Тот вздрогнул и обмяк.
Гудение прекратилось.
Агнес надела пару тяжелых садовых перчаток, чтобы оттащить рыжую тварь с ужасной хрустальной кожей на опушку леса.
Теперь, присмотревшись внимательнее, она увидела, что это вовсе не мех. Вирус превратил щетину в крошечные шипы, придавая ей ужасающий блеск. Неестественная туша казалась покрытой эмалью, как нечто из Книги Откровения.
На лугу Иезекииль истерически бормотал о Вознесении.
- Демон означает, что наступил апокалипсис. Нам придется отправиться в бункер. Агнес, я боюсь темноты, я боюсь...
Выбившись из сил, она бросила тяжелую тушу, которую волокла за копыто.
- Послушай меня. Ты будешь хранить это в секрете. Как свое лекарство.
Мальчик отшатнулся.
- Но Пророк...
Агнес сжала губы.
Несмотря на свои обещания, Пророк не смог защитить их. Он утверждал, что является всеведущим глашатаем Бога. Так почему же она и Иезекииль чуть не оказались подвержены этой болезни чужаков? Почему он не предупредил их о животных, выходящих из леса? Почему же именно мальчик-Чужак предупредил ее?
Что-то здесь было не так.
Кто-то лгал.
- Довольно, Иезекииль. - Погруженная в свои мысли, она снова подняла тварь за копыто.
Болезнь, вирус, гудение.
Инсулин Иезекииля - грех.
Секреты, мелочи, гнилой запах лжи.
Пекари разорвал бы Иезекииля на куски, если бы не гул. Сама по себе Агнес не смогла бы его остановить. Теперь все ее тело вибрировало вокруг ядра раскаленного добела гнева, задаваясь вопросом, как много Пророк знал об этой угрозе - ужасной, красноглазой, которая галопом пронеслась через ее луг в середине дня.
Если Дэнни говорил правду, болезнь бушевала повсюду. Если Пророк читал газету, или разговаривал с кем-то Чужаков, или даже слышал новости от Самого Бога, то он лгал своему народу. Пророк всегда говорил, что Бог укрыл их в Ред-Крике. Но если это неправда... Боже, если это неправда…
В ней вскипел гнев.
Если она и научилась чему-то, получая инсулин Иезекииля, так это тому, что если лгут в одном - могут солгать и в другом.
Так о чем ещё лгал Пророк?
- Агнес? - простонал Иезекииль. - Агнес?
На краю леса деревья прошептали ответ, который она не хотела слышать.
В ту ночь, лежа в постели, Агнес увидела сияющее красное существо, словно видение, и услышала волнующее гудение в своем сознании.
И увидела себя - но совсем не беспомощную девушку, а женщину, бегущую, чтобы пронзить копьем чудовище, защищающая себя и Иезекииля, когда Пророк не мог... или не хотел.
Она подумала о бунтарском списке законов Ред-Крика, составленном Бет. А что, если эти законы исходят не от Бога? Что, если они существуют не для того, чтобы держать их в святости, а для того, чтобы держать их в узде? Она так долго сдерживала столько вопросов. Теперь они затопили ее неудержимым потоком.
Почему ее жизнь была труднее, чем у мужчин?
Почему она всегда должна была поступать, как ей велено?
И почему жизнь Иезекииля была куда важнее для Чужаков, вроде Дэнни и Матильды, чем для его собственного народа?
Ее хорошо натренированный разум жительницы Ред-Крика попытался отгородиться от мыслей.
«Тихо, - скривился он. - Что ты можешь знать?»
Но ее душа отказывалась это принимать, после всего того, что ей пришлось сегодня сделать.
Годами она, стиснув зубы, терпела лихорадки и сломанные кости; никогда не касалась денег; посещала бесчисленные проповеди; говорила только тогда, когда к ней обращались; стирала, гладила, и безропотно заботилась о детях, соглашаясь выйти замуж, как приказано, - ради Господа, она была готова на все это и даже больше.
Но только ради Господа.
«Послушание и вера - не одно и то же», - сказала ей Матильда.
Праведная, покорная Агнес. Будущая миссис Мэттью Джеймсон.
Но вдруг Господь хотел от нее чего-то большего?
И этот звук...
- Господи, это был ты? - прошептала она в потолок дрожащими губами.
«Прежде чем я создал тебя в утробе матери, я знал тебя», - сказал Бог Иеремии в Библии, и эти слова всплыли в душе Агнес, как ответ.
Она выскользнула из постели. На крыльце мотыльки жужжали вокруг слабого света лампы, падая и умирая. Она взяла садовую лопату, решив раскрыть все свои секреты.
Пока она копала, жужжание вернулось. На этот раз оно не стало яростно предупреждать. На этот раз земля удовлетворенно и выжидательно гудела под ее руками.
Агнес отбросила лопату, не в силах отрицать, что уже слышала этот звук.
На лугу, будучи ребенком.
Земля гудела тихим гимном под ее ногами, а звезды пели древнюю серебряную песнь.
Она называла его пространством молитвы, представляя, что это не вещь, а место, в котором она обитала. Это было равносильно тому, чтобы стоять перед святым алтарем или преклонять колени на вечерней молитве. Казалось, будто нечто святое — нечто большее — терпеливо наблюдает за тобой.
«Я познал тебя прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, и прежде, чем ты родился, Я освятил тебя...»
Ее искореженный сустав загудел воспоминанием о боли.
«Справедливое наказание за богохульство», - сказала тогда миссис Кинг.
Несомненно. Потому что ни одна маленькая девочка не могла иметь такой власти в Ред-Крике - земле, в которой они во всём зависели от отцов и мужей; в мире, где есть Бог. Поэтому Агнес похоронила «пространство молитвы» глубоко внутри себя. В конечном счёте, она вообще перестала слышать звук.
До сегодняшнего дня.
Она подобрала лопату.
Она бы никогда не забыла, как жужжание переросло в душераздирающий рев при встрече с диким поросёнком. Звук сделал больше, чем было необходимо, чтобы обезопасить её от Пророка, Отца, и законов Ред-Крика вместе взятых.
Она ударила по холодильнику Иезекииля, зарытому в землю, чтобы сохранять его холодным, но копала она не ради инсулина. Она потянулась за телефоном - запрещенным устройством, плотно завернутым в кухонную тряпку, - который ей отдал Дэнни.
Бунт.
Она не могла больше этого отрицать. Несмотря на то, что по её лицу хлынули слёзы, трауру придётся подождать. Она посмотрела на небо, не удивившись, что слышит звезды, поющие, как это было всегда.
- Господь, - сказала она с тихим изумлением. - Это ты.
Пространство молитвы, настоящее и истинное. А что до Ред-Крика...
Разозлённая Агнес начала считать количество всей его лжи.
-12-
АГНЕС
Технология - путь к греху.
--- ПРОРОК ДЖЕЙКОБ РОЛЛИНЗ
На следующий день, в понедельник, Агнес забеспокоилась.
Пекари придётся закопать, желательно до того, как от него начнёт вонять. Думая об уродской, красной туше, спрятанной возле леса, она страшилась хоронить её одна. Но чем дольше она тянет, тем больше вероятность, что кто-то из Ред Крика обнаружит труп, и она не была к этому готова. Не говоря уже о том, что Пророк мог об этом подумать, и она не хотела, чтобы Вознесение пришло раньше, чем это было необходимо.