Глава 20

Себастьян

— Ты хочешь меня о чем-то спросить?

Я просматривал предложение на моем планшете для 300 акров леса вдоль края резервации индейцев Якама в штате Вашингтон. Камилла сидела на нашей кровати, смотрела на меня и жевала свой ноготок почти три минуты подряд.

— Да.

Она прижимала колени к груди и не хотела смотреть мне в глаза. Я хотел сказать ей, что все в порядке, что она может злиться, хотел обнять ее, пока она говорила со мной ни о чем и обо всем. Но ее замкнутое состояние дало понять, что мне лучше держаться на расстоянии.

— Спрашивай.

Я наметил обозначение на карте, указав, где мы могли бы незаконно вырезать древесину в резервации без предварительного уведомления.

— Зачем ты построил оранжерею, если собираешься держать меня в этой комнате весь день?

— Оранжерея — это награда, — я сделал еще одну запись.

— За что?

— За хорошее поведение.

Она нахмурилась.

— Ты собираешься использовать это против меня в новой сделке?

— Нет. Я просто хочу, чтобы ты была собой. Тебе не нужно действовать так, чтобы угодить мне, потому что, когда ты не притворяешься, ты уже это делаешь. Мне не нужна сделка для этого. Но я уверен, что их будет еще много.

— Я так не думаю.

— Не будь такой недальновидной, — я положил планшет на колени и уставился на нее. — Мой мир работает на сделках. Я заключаю соглашение, чтобы получить то, что хочу. Ты делаешь то же самое. Ты хотела свои книги, поэтому заключила сделку.

— Мы можем заключить еще одну сделку?

Мое сердце начало выпрыгивать из груди, но я сдержал свое игривое выражение лица.

— Для чего?

Она наклонилась вперед, и ее рвение еще больше разожгло мой аппетит.

— Если ты меня отпустишь…

— Никаких сделок, — я снова обратил внимание на планшет.

Она сжала свои маленькие руки. Восхитительные. Хотя мне и было любопытно, что она на это променяет, об этом не могло быть и речи. Мы были навечно вместе.

— Что подразумевает собой хорошее поведение? — она выплюнула эти слова, как будто они были горькими.

— Ты следуешь моим правилам. Не пытайся сбежать. Все довольно просто. Как только ты примешь, что теперь это твоя жизнь, перед тобой откроется целый мир возможностей. Оранжерея, поездки в город, путешествия — все, о чем ты когда-либо мечтала. Я дам тебе все. Я хочу отдать тебе все. Но я не могу этого сделать, пока не доверюсь тебе.

— Никакого секса?

— Пока ты не попросишь, — я перешел к следующему контракту на моем планшете. — Но ты будешь спать со мной ночью, голой и без жалоб. Хотя я понимаю, что ты предпочитаешь пижамы, особенно с кошками.

— Откуда ты это знаешь? — ее брови поднялись, и я чувствовал, как она собирает кусочки информации в своем уме, складывая картину. Она побледнела, ужас опустился на ее милое лицо, как занавес на сцене. — На самом деле, откуда ты так много знаешь обо мне, вплоть до моих любимых блюд, цветов, которые я предпочитаю носить, и в чем мне нравится спать?

— Я знаю о тебе все, что только можно.

— Как? — она, казалось, сжималась внутри себя, превращаясь в самую маленькую возможную версию себя.

Я пожал плечами.

— Я обыскал твой коттедж через несколько дней после нашей встречи: твой компьютер, твои контакты…

— О мой Бог, — она стремительно подскочила и побежала в ванную.

Я пошел за ней, мои шаги заглушал звук ее рвоты. Камилла опустилась на колени над унитазом, и я потянулся, чтобы убрать ее волосы с лица.

— Не смей ко мне прикасаться! — закричала она в унитаз.

Я не видел, в чем проблема. Рыться в ее вещах было самым умным шагом-исследованием. Неужели это было так отвратительно? Когда я смотрел, как она вывернула свой обед в унитаз, я предположил, что это действительно так и было.

Непривычные слова крутились у меня в душе. Те, которые я произносил только по настоянию отца, и я определенно никогда не имел их в виду. Я схватил полотенце для рук рядом с раковиной и протянул его ей.

Она откинулась назад и прислонилась затылком к кафельной стене рядом с унитазом. Мне не понравился цвет ее лица, мне не понравилось, что я вызвал в ней эту реакцию.

Слова снова загремели, требуя их освободить, почти так же яростно, как это сделала Камилла.

Я воспользовался случаем.

— Прости меня.

— Простить? — ее недоверчивые глаза вглядывались в мои. — Простить, что вторгся в мою личную жизнь самым ужасным образом?

Я сделал мысленное замечание, чтобы никогда не говорить ей о камерах в ее доме.

— Это казалось логичным.

— Логичным? — ее глаза закрылись, и она снова вытерла рот белым полотенцем для рук.

— Почему ты ведешь себя как робот?

— Я не робот, — я присел рядом с ней на теплый кафель. — Я психопат.

— Действительно, — она засмеялась, звук был напряженным и фальшивым.

— Я не так плох, как ты думаешь, — я чувствовал вкус лжи, обжигающий мой язык, прежде чем произнес это вслух.

— Я знаю, — она кивнула. — Ты станешь хуже.

Я думал солгать ей, но решил не делать этого.

— Совершенно точно.

Она закрыла глаза, и слезинка скатилась по ее щеке.

— Просто дай мне уйти.

Ее мягкая мольба сломала бы любого другого. Это произвело на меня обратный эффект. Чем больше она пыталась улететь, тем сильнее мне хотелось подрезать ей крылья. Она была самой драгоценной вещью, которую я когда-либо находил.

Я поднялся.

— Я вернусь через несколько часов.

— Дай угадаю, — она смахнула слезы тыльной стороной ладони, — нужно вернуть пару видеокассет в прокат?

— Еще раз, я нахожу тот факт, что ты можешь процитировать «Американского Психопата» довольно красноречивым (прим. криминальная драма 2000г. по одноименному роману Б.И. Эллиса), — это говорит мне, что я единственный мужчина для тебя.

Она не ответила, просто смотрела на меня своими блестящими голубыми глазами, красивыми, даже когда ее слезы продолжали течь, — или, возможно, из-за них.