Наверное, это глупо и наивно, но ничего не могу поделать с собой. Я думаю, нам ничего не грозит. Если достаточно сильно в это верить, это станет правдой, верно?

О, мой бог. Мне что, десять лет?

— У нас всё будет хорошо. Я совершенно уверена, что сейчас у меня нет овуляции, — подбадриваю я его, когда он всё ещё молчит. Так почему же это мне надо быть уверенной, что с ним всё в порядке? Если я залетела, то толстой, беременной и несчастной будет не он, а я. Потому что, если забеременею, то аборт делать не стану. Это противоречит моим убеждениям. Я никого не осуждаю, так как считаю, что у женщины есть выбор, и я бы предпочла иметь этого ребёнка.

Однозначно.

Плечи Гейба опускаются с видимым облегчением.

— Хорошо. Это ведь хорошо, верно?

— Да. Безусловно хорошо. — Я киваю, чертовски надеясь, что это означает — нам ничего не грозит. Мы должны быть в безопасности. Я не готова к ребёнку, а уж Гейб и подавно. Я даже не уверена, что он готов к обязательствам, не говоря уже о долбаном ребёнке. — У нас всё хорошо. — Я снова провожу пальцами по его волосам и поднимаю голову, надеясь, что он поймет мой намёк.

И он понимает, легко целуя, его влажные губы такие тёплые и мягкие, что я плавлюсь изнутри. Я вздыхаю, когда он отстраняется и выходит из моего тела, перекатывается на бок, обхватив меня и прижав к себе. Тёплая жидкость вытекает из меня, я напрягаюсь, осознание того, что только что произошло, ударяет меня в полную силу.

Гейб кончил в меня. А я, глупая, даже не заметила, что он забыл надеть презерватив. Как я могла быть настолько безответственной? Наверное, была под влиянием момента, старейшее оправдание в мире. Если бы об этом узнала мама, она бы отвесила мне хороший подзатыльник и назвала тупицей.

А она ни разу в жизни не называла меня тупицей. Никогда. В моём доме это слово было ругательством, всегда. У меня бывали неприятности, стоило мне произнести его. Мама довольно быстро избавила меня от этой привычки.

— Прости, — шепчет он мне в лоб, губами касаясь моей кожи. Он держит меня за талию, распластав большую ладонь по моей спине. То, как он обнимает меня, успокаивает, но мысли — в полном смятении. — Я облажался, мне жаль.

— Всё будет хорошо, — говорю я ему, гадая, кого пытаюсь успокоить больше, его или себя. — Я тоже не должна была забывать. Мы оба ответственны, так что не вини только себя.

Он на мгновение замолкает, став таким тихим и неподвижным, что начинаю гадать, не заснул ли он, но тут снова слышу его голос:

— Я слишком увлёкся.

— Слишком увлёкся чем? — Провожу пальцами по его груди, касаясь светлой поросли, растущей между его грудными мышцами. У него самое потрясающее мужское тело, которое когда-либо видела. Несмотря на моё беспокойство, несмотря на моё разочарование из-за того, что только что произошло, меня всё ещё тянет к нему, я не могу перестать касаться его тела. Я хочу и дальше прикасаться к нему. Я позволю ему делать со мной всё, что он захочет, несмотря на наш грандиозный провал.

Как прежде и думала, у меня большая проблема. И зовут её Гейб.

— Я словно растворяюсь в тебе. Каждый раз, когда мы вместе. — Он отодвигается от меня, чтобы посмотреть в глаза. — Похоже, ты — единственное, на чём могу сосредоточиться, когда я с тобой, Люс. Чёрт, да даже когда я не с тобой, ты занимаешь все мои мысли. Это… странно.

Его слова согревают меня изнутри, но я хмурюсь, желая убедиться, что он не имеет в виду ничего плохого.

— Странно в хорошем смысле или в плохом?

Он усмехается:

— В хорошем. Но и в плохом смысле тоже, раз я не надел чёртов презерватив. — Смех прекращается, и мне ненавистно, что он корит себя за это.

— Ничего страшного, — говорю я, кладя руку ему на щёку, чтобы он посмотрел на меня. Я лгу. Это очень серьёзно, но что я могу сказать? Что могу сделать? Абсолютно ничего. Что сделано, то сделано. Мы просто должны двигаться дальше и учиться на своих ошибках.

Надеюсь, наши ошибки не аукнутся нам и не укусят нас обоих за задницу.