Глава 15

Люси

Четыре недели спустя…

— Ты у себя? — отвечает мама вместо приветствия.

Я закатываю глаза и плюхаюсь спиной на кровать. Мой матрас новейшей модели, словно пушистое облако, а вот подушки — отстой. Они слишком твёрдые.

— И тебе тоже привет.

Мама раздражённо вздыхает. С момента, как я уехала из дома, она непрестанно звонила и писала — а прошло-то всего два дня. Я ценю её заботу. Правда. Но в тоже время схожу с ума. Мама чересчур опекающая. Я понимаю, ей нелегко расстаться со своей девочкой, но всё же считаю, что ей нужна независимость от меня. Она молода, и теперь, когда я уехала, она может выбираться из дома и делать всё, что душе угодно. Ей нет ещё и сорока, а она не была на свидании, уже не знаю, сколько времени.

Она, бесспорно, заслуживает жить дальше. Как и я. Думаю, пришло время нам обеим, наконец, попытаться сделать это.

— Прости, — говорю я тихо. — Да, у себя. Сегодня утром доставили кровать. Она такая удобная, и я купила очень мягкое постельное бельё с подходящим одеялом. Спасибо ещё раз. — Она купила матрас в новую квартиру, хотя я настаивала, что, переезжая, могу взять свой старый. Но мама сказала, что я заслуживаю что-то новое и отказалась даже слушать, когда я заявила, что мне ничего не нужно.

С годами я поняла, иногда лучше всего просто оставить всё как есть.

— Я рада, что тебе она нравится, — говорит мама. — Как твоя соседка? Ты много с ней общалась?

— Да, она очень милая, но я редко её вижу. Здесь с ней её парень, и прежде чем он должен будет уехать учиться, они проводят много времени вместе. — Другими словами, последние две ночи я слушала, чем они занимаются в её комнате, словно озабоченные дикие кошки. Вынужденная страдать и тосковать о том, чего у меня больше нет.

Скорее даже по кому-то, кого больше не будет рядом. И кто сказал, что я не могу найти в колледже другого парня, с которым бы захотела сношаться, как озабоченные дикие кошки?

И почему я продолжаю представлять себе озабоченных диких кошек? Кто ещё этим так занимается?

Хотя, как я и подозревала, что касается других мужчин, Гейб установил высокую планку. Другими словами, не могу перестать думать о нём. Как только он уехал, мы несколько раз переписывались, но последние две недели он не очень-то торопится ответить. Мне кажется, он пытается разорвать все связи, и я его прекрасно понимаю. Нет смысла продолжать общаться. Мы пошли каждый своей дорогой. Но в момент, когда я уехала из Санта-Барбары, почувствовала облегчение. Мне нужно было сбежать из того дома и от воспоминаний о нас с Гейбом.

Это было замечательное лето. Я заработала кучу денег просто ни за что, у меня теперь есть ещё одна подруга, и я потеряла девственность с самым сексуальным парнем во вселенной. Мне не из-за чего жаловаться.

Совершенно.

Довольно жалко, что приходится постоянно напоминать себе об этом.

— Хм-м, так она приводит парня в квартиру, где только вы вдвоём? Совершенно неуместно, — заявляет мама, вырывая меня из мыслей, заполненных Гейбом.

Я уже почти начинаю протестовать, но решаю не делать этого. Такое ощущение, что она живёт в Средневековье. Мне кажется, мама просто ничего не может поделать с собой, поэтому настолько меня опекает, что иногда раздражает. Особенно, когда ты — двадцатиоднолетняя девушка, в полной мере способная позаботиться о себе, и неважно, есть в доме с двумя предположительно беззащитными девушками какой-то парень или нет.

— Всё нормально, мам. Они безумно любят друг друга, что в этом плохого?

— Плохо то, что одним опрометчивым решением он может разрушить её жизнь.

Маме не нужно напоминать мне, какое решение она имеет в виду.

— Не все выходят из дома, занимаются сексом и сразу же залетают.

— Я знаю. Как и ты, моя девочка. Ты — хорошая девочка. Ты не встречаешься с мальчиками и не позволяешь им прикасаться к тебе. — Она говорит это настолько довольно и уверенно, что я почти готова рассмеяться.

А ещё почти готова бросить трубку. Меня охватывает довольно сильное чувство вины. Если бы только она точно знала, сколько раз Гейб прикасался ко мне. Всевозможными способами. О беспрерывном сексе, который был у нас за те последние тридцать шесть часов или около того, пока мы были вместе. После нашей страстной ночи мои бёдра болели ещё несколько дней. Он воспользовался мной наилучшим образом.

И я наслаждалась каждой минутой.

— Послушай, я устала. — И для убедительности издаю долгий протяжный зевок. — Мне пора идти. Нужно хорошенько выспаться. Занятия начинаются завтра с утра.

— Ты волнуешься?

Холодный ком страха в животе напоминает о моём точном состоянии.

— Мне страшно.

— Не бойся. Ты будешь потрясающей. Уверена, у тебя, как всегда, всё получится. Ты — такая умная девочка, дорогая моя. Просто будь внимательна на занятиях и слушай всё, что там говорят, — советует она мне.

Снова чуть не закатываю глаза, но сдерживаюсь.

— Люблю тебя, мам.

— Я тоже люблю тебя, сладкая. Будь осторожна и позвони мне завтра! Расскажешь, как всё прошло.

Я обещаю ей и заканчиваю разговор как раз в тот момент, когда слышу, как открывается входная дверь. Высунув голову за дверь моей спальни, тихонько выглядываю, прежде чем выйти в коридор. Я не слышу низкий мужской голос парня моей новой соседки Джины, поэтому полагаю, она одна.

Когда вижу её, свернувшуюся калачиком на диване, который она привезла с собой при переезде, и заплаканную, следую врожденным инстинктам и иду к ней, и нежно обнимаю.

— Ты в порядке?

Она трясёт головой, задевая густыми каштановыми волосами моё лицо. Джина — высокая, статная и красивая девушка. И, кажется, у неё есть деньги — по крайней мере, больше, чем у меня — и, судя по тому, что я видела за очень короткое время, что мы живём вместе, она носит потрясные одежду и обувь, у неё есть цепочка с золотым кулоном в виде слова «любовь». На протяжении всего обучения в колледже знакомишься с новыми и совершенно разными людьми.

Наконец Джина заговаривает:

— Мой парень уехал, вместе с моими родителями вернулся обратно в ЛА. Он надеется завтра рано утром улететь в свой колледж. В-возможно, я-я его больше н-никогда не увижу, — неуверенно произносит она перед тем, как начать причитать всерьёз.

Немного неловко обнимаю её крепче, не зная, что сказать.

— Всё будет хорошо.

Она поднимает заплаканное лицо и смотрит на меня.

— Он найдет себе другую.

— Нет, не найдет. С чего бы, — горячо возражаю я. — Ты — красавица.

— И что? — С безнадёжным видом Джина пожимает плечами. — Он будет учиться в колледже, где много других красивых девушек. Тысячи красивых девушек, которых никогда до этого не видел, а он великолепен. Они все будут хотеть его. Мы были вместе со старшей школы. Вдали от меня он в считанные секунды может найти кого-то нового.

— Ни черта подобного. Как он сможет так поступить с тобой? — Отстраняюсь и пристально разглядываю её. — Он будет полным идиотом, если променяет тебя на какую-то тупоголовую девицу.

Она пожимает плечами.

— Может, Чед — идиот. Не знаю. Он может измениться. Я могу измениться.

Чед? Типичное чванливое имя богатого парня. И такой же чванливый вид богатого парня в белой рубашке-поло и шортах цвета хаки. — Так вы двое вместе со старшей школы?

— Мы встретились на геометрии на первом курсе, — вздыхает она, вырываясь из моих объятий и откидываясь на диван. Я чувствовала себя глупо, обнимая её, учитывая, что мало её знаю, но, кажется, она признательна за мою поддержку. — У нас были взлеты и падения, но я точно знаю, что он — мой единственный. Мы закончили старшую школу и последние два года учились в нашем местном общественном колледже.

Значит, она примерно моего возраста.

— Тогда я удивлена, что вы учитесь в разных колледжах, раз так долго были преданны друг другу. — Типа, я действительно удивлена. Если она настолько без ума от богатого парня Чеда, то почему они не остались вместе?

— Его родители заставили. — Её губы сжимаются в тонкую прямую линию. — На самом деле они не одобряют меня. Они хотят для него кого-то, кто ближе к их финансовому… статусу.

У меня скручивает желудок. Я бы ни секунды не сомневалась, что если бы мы с Гейбом стали встречаться серьёзно — ха-ха, смешно — его родители бы чувствовали по отношению ко мне то же самое, что и родители Чеда к Джине. — Я не осуждаю. Чёрт, да и не могу. Я здесь благодаря стипендии и студенческим займам, — тихо признаюсь.

Её глаза от удивления округляются.

— Я тоже, — шепчет она.

Я поражена. Может быть, Чед осыпает её подарками. Наверное, именно поэтому у неё столько дорогих вещей. Теперь всё становится понятным.

— Так что, мне всё равно, какой у тебя финансовый статус. — Делаю кавычки в воздухе, когда произношу «финансовый статус», потому что, ну кто так говорит, кроме богатых людей? — Я буду любить тебя такой, какая ты есть. А не за то, сколько денег у тебя или твоей семьи.

— Мои родители из среднего класса, у меня два брата и сестра, — рассказывает она. — Я самая старшая, и мне всегда приходилось во всём помогать. Это первый глоток свободы, поэтому и не хочу ничего упустить.

Джина сжимает губы, виноватый взгляд заставляет меня задуматься, может она считает, что призналась в страшном грехе.

Хочу, чтобы она знала, что не одинока.

— Я единственный ребенок, воспитанный матерью-одиночкой. Это первый раз, когда я по-настоящему свободна от её всеобъемлющего и чрезмерно контролирующего вмешательства.

Джина улыбается, тянется и хватает меня за руку.

— Думаю, ты только что стала моей новой лучшей подругой.

Гейб

— Какого чёрта ты такой раздражительный? — Тристан бьёт меня по руке, проходя мимо. Сильно.

Ублюдок.

Я не в настроении с тех пор, как месяц назад уехал из Санта-Барбары. Родители шокированы моими поведением. Я покладистый парень. Сын, исполняющий всё, что они хотят, не протестуя, но при этом жалуясь всем, кто будет слушать — и моим родителям в том числе, но они никогда не слушают. Довольно забавно, но большей бунтаркой оказалась моя младшая сестрёнка Сидни. Как только мы приехали в Техас, она вывалила на них кучу дерьма и с тех пор не унималась.