Глава 37

Крану обнял Мойру и зарылся носом в ее гриву, вдыхая ее запах и позволяя ему проникнуть в его разум, затронуть его инстинкты, чтобы он всегда мог его узнать.

Наконец-то.

Наконец-то.

Он заурчал громче и обнял ее крепче. Она заявила на него права или что-то в этом роде. Он сомневался, что она когда-нибудь на это решится, но она встала между ним и его матерью, а это без слов говорило о многом.

Словно тяжесть всех прожитых лет свалилась с его плеч, и перед ним наконец открылся путь в светлое будущее, свободный и сверкающий путь, залитый солнечным светом. Он был Связан Узами. Мойра выбрала его. Наконец-то он стал самцом, которым всегда хотел стать. Она не отвергла его.

Мойра была маленькой, легкой и мягкой в его руках, но это было нормально. Это было прекрасно. Он хотел взять ее на руки и спросить, что она хочет, чтобы он сделал, какова будет его первоочередная задача в качестве ее Связанного самца, но он не мог. И это тоже было нормально; он не будет торопить события.

Крану заметил, что Тройи подошел ближе, и напрягся, но теперь они были братьями, Связанными одной Королевой. У него не было причин осторожничать. Мойра выбрала его, их никто не разлучит. Тройи мог и дальше читать ему нотации до тех пор, пока у него не отвалится голова; на этот раз Крану будет им только рад, но было слишком тихо.

Тройи, похоже, не знал, что сказать. Он похлопал Крану по плечу.

— Поздравляю, — произнес он. — Какое облегчение. Теперь мы — семья.

Крану нечего было особо ответить, кроме как урчать от удовольствия к своей Королеве. Ему было очень, очень приятно ощущать ее рядом с собой.

— Мы позаботимся о тебе, восстановим твои силы, — продолжил Тройи.

Крану зарычал на оскорбление, застигнутый врасплох. Как он посмел?

— Мои силы не покидали меня, — обиженно поправил он Тройи. К нему вернулись прежние чувства. Тройи по-прежнему строил из себя вожака. Крану знал, что другому самцу нравилось указывать ему, что делать, он просто забыл об этом.

Мойра высвободилась из его хватки, извернувшись. Она переводила взгляд с Тройи на Крану, потом оглядела Крану с ног до головы. Крану неловко переступил с ноги на ногу под ее пристальным взглядом. Он знал, что выглядел не лучшим образом, долгое время просидев привязанным к дереву, но подумать не мог, что изменения были настолько заметны. Тем не менее Мойра взяла его за руку и повела через лес, а Тройи последовал за ними.

Крану чуть не застонал при виде пруда. Пока он был привязан ему не раз хотелось намочить свою шкуру и остыть, но он подозревал, что Мойра будет принудительно его купать в любое время года, как Грут купала Грона. Крану собрался с духом. Он был более чем готов сделать все, что ей заблагорассудится, когда они только прибыли в племя, теперь настала пора подчиниться.

На Мойре было свободное черное одеяние, доходившее ей до бедер, она не сняла его даже когда зашла в воду, продолжая вести его за руку. Пруд был неглубоким, большую часть воды иссушила жара. Она даже не доходила Крану до середины икр. Тройи присел на берегу пруда, где было сухо, воспользовавшись тем, что Мойра не обращала на него внимания, лишь бы избежать купания.

Они задрали головы вверх, когда над ними пронёсся прохладный ветерок. Мойра вздрогнула, а Тройи с облегчением выдохнул.

— Жара скоро спадет. Приближаются дожди, — сказал он.

Крану молча согласился. В конце жаркого сезона обычно дул холодный ветер, и все его соплеменники знали, что нужно собирать свои пожитки и направляться к деревьям, потому что сезон дождей успеет начаться еще до следующего восхода солнца. Сейчас, когда выяснилось, что сегодня будет последний знойный день, Крану еще меньше хотелось промокнуть с головы до ног, но он бы не рискнул вызвать недовольство Мойры отказом. По крайней мере, как только начнутся дожди, они не смогут добраться до пруда, и Крану придется вытерпеть лишь несколько залетных капель, которые упадут сквозь завесу листвы.

А пока вода приятно холодила. Крану пришлось признать, что волнение этого дня слегка его перегрело.

Мойра отпустила его и оставила стоять посреди пруда, чтобы принести вещи, которые использовала раньше, когда купалась: маленький кусочек ткани и какую-то пенящуюся жидкость в странном сосуде. Стоило ей принести их ему, и он вспомнил, при каких обстоятельствах они в последний раз оказались вместе в воде. Она скрылась, а ему было стыдно за свое поведение, но он помнил, что чувствовал тогда: отчаяние, надежду и удивление от того, что она произнесла его имя. Как же они изменились с тех пор. Теперь Мойра подошла к нему по собственному желанию, а ему оставалось только ждать, что она сделает.

Она начала с того, что встала на колени у его ног, налила немного жидкости в свои смоченные водой руки и растерла их, чтобы создать пену, после чего нанесла ее на его ногу. Крану едва не отшатнулся от нее в порыве нового ощущения, но заставил себя остаться на месте. Ее руки были маленькими и мягкими в тех местах, где он чувствовал их на своей коже, вода остужала его, просачиваясь сквозь его шкуру, которая вставала дыбом в знак протеста. Стало холоднее, чем должно было быть, и он забеспокоился, что, возможно, у него лихорадка, что его пленение отразилось на здоровье существенно хуже, чем он предполагал. Крану хлестал хвостом, заставляя себя терпеть незнакомое скольжение рук Мойры, растирающих его ноги, а затем смывающих пену тканью.

Она обошла его, встала позади и обхватила его хвост рукой, он оцепенел не в состоянии пошевелиться, даже если бы захотел. Никто не прикасался к его хвосту с тех пор, как он достиг зрелости. Сейчас он казался отяжелевшим, толстым и бескостным, и Крану изо всех сил старался не опозориться.

Мойра просунула одну маленькую руку под основание хвоста, чтобы отделить его от тела, пока другой рукой снова и снова проводила тканью по всей его длине, Крану пришлось прижать кулаки к меху на груди, чтобы сбалансировать ощущения. Ее руки на мгновение оставили его, и он расслабился, но затем она начала втирать пенистую жидкость в его шкуру, и от этого он чуть не рухнул на колени. На этот раз он по-настоящему зарычал, и ему не было стыдно, когда она кончиками пальцев стала выписывать маленькие круги по его плоти, погрузившись ими в его шкуру. Его хвост обвился вокруг ее руки и крепко сжал, но он не был в этом виноват. Его рычание переросло в гул удовольствия, когда Мойра позади него издала хихикающий звук, медленно продвигаясь к кончику его хвоста, дюйм за дюймом освобождаясь от колец на своей руке.

Крану опустил взгляд на свое тело. У него не должно было проявиться такой сильной реакции. Он не должен был так обостренно реагировать, если только не был готов к спариванию. Это была сладкая пытка, он чувствовал, как восхитительные, безжалостные волны удовольствия ослабляют его и создают давление, с которым он не знал, что делать.

Тройи находился позади него, поэтому он не постеснялся провести рукой по передней части своего тела и проверить свой половой орган на признаки горячки, которая подготовила бы его к Мойре. Орган покалывало, но он не стоял. Возможно, именно поэтому ему было жарко. Судя по тому, как она гладила его по хвосту, Крану точно скоро разгорячиться до предела. Голос разума твердил ему, что она купала его, но тело кричало, что она намерена была спариться, поэтому старалось ее нагнать. Крану расслабил плечи и позволил этому случиться, не оказывая сопротивления. Он был рад, что она выбрала его.

Мойра закончила с его хвостом, провела руками по его спине, а потом по плечам. Его кожа подрагивала, когда она царапала ноготками по его позвоночнику, а когда она начала массировать ему затылок, глаза закрылись от удовольствия. Она подошла к нему с боку, чтобы вымыть его руку, и он повернул голову, чтобы понаблюдать за ней. Ее руки не задерживались на одном месте, движения были точными и размеренными, она взглянула на него и растянула губы так, как они делали это с Грут.

Он схватил ее за руку, когда она снова его коснулась, и приподнял ее, чтобы рассмотреть поближе. Кожа у нее была бледнее, чем у него, а кости казались до нелепого тонкими и хрупкими, хотя это могло быть следствием отсутствия шерсти. Как бы то ни было, нельзя было отрицать, что ее рука была крошечной по сравнению с его. Он в растерянности заворчал. Конечно, он и раньше это замечал, но теперь, похоже, ему было о чем беспокоиться.

Он погладил ее тонкие пальчики и прижался к ним губами, заглянув ей в глаза. Теперь он мог себе это позволить, поскольку принадлежал ей. Она снова растянула губы, обнажив лишь кончики своих острых, как лезвия, зубов, и деликатно отвела руку. Она подошла к нему с другой стороны и быстро взялась за другое предплечье.

Крану с прежним любопытством наблюдал за тем, как Мойра встала перед ним и вылила жидкость себе на ладонь, и снова потерла руки друг о друга, чтобы размазать ее. Она глянула на него, затем легонько прижала руки к его груди. Она, похоже, колебалась, поэтому Крану тихонько заурчал, чтобы подбодрить ее, и она принялась его намыливать. Мойра выводила большие круги, чтобы размазать пену, затем осторожно царапала его ноготками, втирая пену ему в шкуру. Крану поежился, когда вода пропитала его шкуру насквозь, но остальная часть тела не растеряла тепла, даже его хвост.

Он продолжил наблюдать за ней и заметил, что ее лицо порозовело. Он обеспокоенно дотронулся до ее щеки, но она не отшатнулась и не вздрогнула, словно ей было больно. Она посмотрела на него, когда он провел большим пальцем по ее скуле, но он не ощутил ничего плохого, а она не остановила его. Она продолжила свои манипуляции, выписывая маленькие царапающие круги по его животу, чем вызывала щекотку, от которой его мышцы подрагивали.

Он отвел руки, когда она обхватила его достоинство и начала намывать его там. Он повел плечами, пытаясь хоть немного унять покалывание от переизбытка энергии, которая так и рвалась из него, когда она к нему прикоснулась. Его плоть по-прежнему была обмякшей, но он мог с уверенностью сказать, что его тело хотело иного. Это была изысканная пытка — чувствовать удовольствие, не в состоянии что-либо предпринять.