Глава 19

Чейз

— Это желтая, — отвечает продавец, лопая передо мной пузырь из жвачки и окидывая скучающим взглядом людей позади меня. Она новенькая, её

зовут Бритни. И мне уже хочется наорать на неё.

— Я не просил жёлтую, — шиплю в ответ сквозь зубы. — Я просил «Золотистый щегол».

— Я случайно набрала код для «Золотистый мед», — заявляет она мне, надувая пузырь, как будто от этого мне станет, мать твою, легче. — Честно говоря, не вижу никакой разницы.

Можно подумать, меня колышет её мнение, черт подери.

— Я нашла эти кисти, — щебечет Тори, подходя ко мне сзади.

Не обращая на неё внимания, я сердито смотрю на Бритни.

— Просто сделайте еще одну банку, черт возьми!

Ее глаза расширяются, прежде чем она хватает телефон.

— Да, э-м, мне нужен менеджер. Ага, возмущающийся покупатель.

Я заметно дрожу, когда Тори заставляет меня повернуться к ней. Ее светлые волосы собраны в беспорядочный пучок, и она великолепна. Это слегка успокаивает мою ярость.

— Чейз, милый, успокойся, — просит Тори, целуя меня в губы.

Я стону и зарываюсь пальцами в её волосы.

— Я успокоюсь, когда она даст мне то, что я заказал.

— Сэр, у нас какие-то проблемы? — спрашивает пожилой джентльмен, появляясь из-за угла.

Резко повернув голову в его сторону, я протягиваю ему образец краски.

— «Золотистый щегол». Вот, что я заказал. «Золотистый мед» — что получил. Мне нужен галлон бледно-желтой краски для внутренних помещений «Золотистый щегол».

Он бросает взгляд на новенькую и кивает.

— Бритни, подсядь на одну из тех касс, пока я помогаю этому покупателю.

Я резко выдыхаю, и меня охватывает спокойствие.

Я получу своего гребанного «Золотистого щегла».

— Мне очень нравится Белинда — говорит Тори с пассажирского сиденья. Вчерашний день закончился тем, что мы покрасили стену в «Золотистого щегла». Оказывается, это всё ещё не тот долбаный цвет.

— Она хорошая женщина, — соглашаюсь я.

Бросаю взгляд на Тори, одетую в простые штаны для йоги и майку. Она чрезвычайно милая, когда не пытается быть крутым адвокатом. Трудно поверить, что мы перевезли ее вещи ко мне, до поездки на наше групповое собрание, и направляемся обратно к ней, чтобы забрать остальное.

Я, блядь, на седьмом небе от счастья.

Но кое-что не дает мне покоя.

Тори знает, мое прошлое было тяжелым, но я так и не рассказал ей о несчастном случае. Эта девушка является всем моим гребаным миром и до сих пор не знает о самой важной части меня, которой я позволяю разрушать меня каждый день.

Я расскажу Тори.

Тори любит меня в отличии от Эшли. Которая бросила меня, когда я больше всего в ней нуждался.

Тори пообещала, что никогда не оставит меня, и я верю в это каждой частичкой своей души.

Я смогу сделать это.

Развернувшись, веду машину обратно к цветочному магазину. В прошлый вторник, в день моего нервного срыва, я не купил ее цветов. Возьму Тори с собой, покажу ей, почему у меня в сердце зияет дыра.

— Куда мы едем? — интересуется Тори.

— В цветочный магазин, — улыбаюсь в ответ.

Тори хмурится в недоумении.

— У них могут быть нарциссы. А если нет, — поддразниваю я, — мне нужен кто-то, кто удержит меня от глупых поступков. Теперь, когда ты официально живешь со мной, ты и есть тот самый человек. Тебе повезло.

Я усмехаюсь, но ее губы сжимаются в твердую линию. Тори не хуже меня знает, что цветы чертовски щекотливая тема для меня. Прямо как моя проклятая желтая стена.

— Чейз, может быть, мы сделаем это в другой раз? Например, во вторник? — предлагает Тори, но черты её лица непроницаемы.

Смотрю в зеркало и вижу свое отражение. Расширенные глаза. Стиснутые зубы. Я одержим целью, и меня ничто не остановит.

— Мы сделаем это и вернемся еще до захода солнца. Могу заехать в ту пиццерию по дороге домой, которая нам очень нравится. А потом, может быть, примем горячую ванну. У меня все мышцы болят от той коробки со всеми твоими туфлями. Серьезно, сколько туфель может быть у одной женщины? Мне придется переделать одну из спален в твой шкаф, — говорю со смехом.

Тори сдается и начинает хихикать.

— Мне нравится эта идея с комнатой для туфель. Тогда мы сможем пройтись по магазинам, и я накуплю еще больше, чтобы заполнить её.

Мы смеемся и флиртуем всю дорогу до цветочного магазина. К счастью, в магазине есть нарциссы, и на этот раз я покупаю три охапки, затем мы направляемся к следующему пункту назначения.

— Куда мы едем? — снова спрашивает Тори.

Я широко ей улыбаюсь и сжимаю её бедро.

— В одно очень особенное для меня место, детка. Куда я езжу каждую неделю на протяжении долгого времени. Даже, если мне становится плохо от того, что я должен туда поехать, я всегда возвращаюсь в приподнятом настроении. Мне необходимо поделиться этим с тобой.

Тори кивает и сжимает мою руку.

Когда мы выезжаем на федеральную автомагистраль, ведущую из города, я откидываюсь на спинку сиденья и погружаюсь в воспоминания.

Земля под ногами мягкая из-за необычно дождливого лета. После долгих уговоров, мама, наконец, сказала мне адрес. Где я могу навестить ее. Перед тем как приехать, я заехал в цветочный магазин. Я провел там слишком много времени, одержимый идеей купить идеальные цветы для неё. После того как целый час сводил продавца с ума, я наконец остановился на нарциссах.

Они напоминают мне её платье.

Быстро спускаюсь вниз по холму, читаю каждое надгробие, пока не нахожу её.

Могила усыпана тоннами цветов, и я с трудом сдерживаю тошноту. Это должен был быть я, а не она.

Жизнь несправедлива.

По крайней мере, так говорит моя мама.

Положив свои нарциссы на надгробие, я плюхаюсь на сырую землю, пачкая джинсы. Меня выписали из больницы всего несколько дней назад, но с момента аварии прошло уже много недель. Скоро земля подо мной зарастет травой, и она навсегда останется запертой.

Сердце разрывается в груди.

И когда я слышу рыдания, резко поворачиваю голову чтобы увидеть, кто плачет. Горький смешок вырывается у меня, когда понимаю, что это я плачу.

— Прости меня, — говорю ей. — На твоем месте должен был быть я.

Ветер усиливается, и у меня начинает пульсировать в голове. Черт возьми, головные боли всё никак не прекращаются. Иногда я задаюсь вопросом, не умру ли от канонады в моей голове, которая теперь атакует меня без предупреждения. Мой доктор утверждает, что через некоторое время боли исчезнут. Когда мой мозг вернется к нормальной работе.

— Боже, — кричу я в тихое, теплое небо. — Просто верни мне вчерашний день. Пожалуйста. Позволь мне вернуться в прошлое. Я не поеду к Эшли. Вместо встречи со своей невестой, я отправлюсь на скучную лекцию по экономике.

Невеста.

Слово оставляет неприятный привкус на языке.

Не невеста.

Эшли больше нет.

И она тоже умерла.

Мама была права.

Чертовски несправедливо!

Я кричу, испытывая горькую печаль. Я всё это забрал у неё. Один нормальный проклятый день оказался худшим днем в моей жизни. У меня с трудом это укладывается в голове. Врачи говорят, что такие чувства — нормальное явление.

Это ни хрена не нормально.

Когда я заговорил с мамой о том, чтобы связаться с семьей, она резко оборвала меня. Сказала, что это ни черта не изменит. Только причинит мне еще больше горя и душевной боли.

Я падаю на спину и гляжу на небо. В конце концов закрываю глаза и тихо плачу по ней, слезы заливают мое лицо. Каждый раз зажмурившись, вижу ее ясные, невинные глаза. Ее улыбку.

А потом всё исчезает.

Сколько бы я ни пытался, это всё, что я могу вспомнить.

Её улыбку. Глаза. Платье.

И тут всё исчезает.

— Чейз.

Я еду по шоссе на автопилоте, но очнувшись от воспоминаний о прошлом, вижу, как у Тори дрожит губа. Я снова смотрю на себя в зеркало, мои щеки мокрые от слез. Глаза за стеклами очков покраснели и опухли.

— Хочешь я поведу?

— Нет. Мы почти приехали, — качаю головой.

Тори берет меня за руку и сжимает её.

— Я поддержу тебя. Так же как ты поддерживаешь меня. Мы в этом вместе, хорошо?

Я киваю и благодарно ей улыбаюсь.

— Она просто чертов призрак, — рычу я. — Словно она исчезла с этой гребаной планеты!

Пенелопа похлопывает меня по плечу.

— Чейз, пора двигаться дальше. Ты ищешь ее уже больше года. Может быть, ей нужно было исчезнуть. Может, она изменила свое имя. Ты же знаешь, что мама разозлится, если узнает, что ты пытался её найти.

Я захлопываю ноутбук и провожу пальцами по волосам.

— Я просто хочу поговорить с ней. Объяснить, как мне жаль.

У Пенелопы выступают слезы на глаза, и она кивает.

— Я знаю, но иногда все складывается так, как и должно быть. Может быть, тебе не суждено её найти. Что, если она наконец обрела покой и счастье? Ты хочешь это разрушить?

Чувство вины, которое теперь всегда является частью меня, разливается по венам.

— Хочу, чтобы она была счастлива.

Моя сестра кивает.

— Тогда опусти её. Не надо возвращать ей прошлое, особенно теперь. Прошел уже год. Возможно она замужем и ждет ребенка. Позволь ей обрести спокойствие.

— Тори, — выпаливаю я, когда включаю поворотник, направляясь к съезду с шоссе.

— Я пытался найти ее.

Тори прищуривается и резко поворачивается ко мне, понимая, что я рассказываю ей что-то очень важное о своем прошлом.

— Но она, мать твою, исчезла, — бью кулаком по рулю.

— Кто?

— Она. Чью жизнь я разрушил. У которой всё украл.

— Чейз, пожалуйста, успокойся, — по щекам Тори текут слезы.

Я зол. На неё. На себя. На весь этот гребаный несправедливый мир.

— Я хотел сказать ей, что мне очень жаль. Что я так старался их не сбить.

Тори бледнеет, когда мы поворачиваем на дорогу к кладбищу.

— Кого ты сбил? Эшли?

Слезы текут по моим щекам, когда я с грохотом ставлю машину на стоянку.

— Их. Обоих. Я его совсем не помню. Помню только её. Она преследует меня во снах своей невинной улыбкой и широко раскрытыми глазами. И это платье тоже. Черт возьми, я никогда не смогу выкрасить эту чертову стену в такой же цвет, как ее платье.

— Чейз, почему мы здесь?

Я тянусь на заднее сиденье и хватаю цветы. Дверь раскрывается, и я вылезаю из машины. Тори уже выскакивает с пассажирского сиденья.