Я — жертва их спонтанного решения. Я могла бы скончаться красиво, уютно притулившись в мусорной корзине среди других салфеток, пластиковых бутылок и остатков еды, которые ленивые работники могли бы отскрести и выбросить в другое ведро.

И не в тему будет сказано, на слове «потери» пятно от кетчупа размером с горошину, и оно адски зудит.

Какая же чушь тут написана.

***

Мы подъезжаем к дублинскому аэропорту, и я закидываю на плечо рюкзак, достаю из багажника чемодан и настаиваю, чтобы Мал не провожал. Он припарковался двойным рядом перед другой машиной.

— Ненавижу сцены из фильмов, где действие происходит в аэропорту. Они патологически безвкусные. Мы выше этого, Мал.

Я убираю волосы за уши и тут же хихикаю.

Дело в том, что я уже уничтожена. Если мы проведем вместе еще несколько душевных минут, я проплачу весь путь домой, а это очень щекотливая ситуация.

Мал проводит большим пальцем по моей нижней губе и улыбается.

— Счастливого пути.

— Спасибо. — Но продолжаю стоять как истукан. Жду… чего, хотелось бы знать?

Я не хочу уезжать. Не хочу тебя покидать.

Вспоминаю кое-что важное. Расстегиваю чемодан и шарю в нем в поисках полароида. Найдя, вскакиваю и делаю наше совместное фото. Отдаю Малу.

— Нечестно, что у меня останутся все наши снимки, а у тебя ни одного.

— Это не так, — улыбаясь, поправляет меня он. — У меня останутся воспоминания.

— И наш договор. — Я жму его плечо, но уже чувствую, как мы отдаляемся друг от друга. Словно мы опять незнакомы. — Он тоже у тебя остается.

Мал закатывает глаза.

— Надеюсь, я не задрочу его до смерти в первую же неделю после твоего отъезда.

Я смеюсь и внимательно смотрю на салфетку, утешая себя тем, что она неодушевленный предмет, но смех у меня нерадостный.

Мал обхватывает мое лицо ладонями и так крепко целует, что я теряю равновесие. Его сердце бьется быстро и гулко, словно вот-вот вырвется из груди.

«Возможно, — безнадежно думаю я, — это было бы к лучшему». Я хочу схватить его и забрать с собой туда, где Кэтлин не сможет до него добраться и отнять у меня.

Мы медленно отодвигаемся друг от друга, словно наши тела склеены.

— Не будь с Кэтлин, — шепчу я, поднимая взгляд на его лицо. — Она тебя не уничтожит.

В голову приходит цитата Буковски: «Найди то, что любишь, и пусть оно убьет тебя». Думаю, именно это со мной и приключилось.

— Не буду. А ты не будь с туповатым пижоном с вареными яйцами. Ты рождена для величия, принцесса.

— Не буду, — улыбаюсь я.

Мал пальцем приподнимает мой подбородок, чтобы наши взгляды встретились, и произносит:

— Спроси меня еще раз.

Мне не нужно признание. Я и так знаю. Знаю, потому что чувствую то же самое, и моя сила воли теперь трещит по швам. Я прижимаю ладонь к его груди и считаю удары сердца.

— Любил ли ты когда-нибудь? — Я не могу подавить эмоции, что прочно обосновались у меня в горле.

Мал усмехается, глядя на меня.

— Прощай, Рори.

Взглядом готова его прибить, но сама ухмыляюсь.

— Подонок!

— Что? — смеется он.

Я тоже смеюсь. Теперь по-настоящему. Я понимаю, что нам обоим это нужно. Нужно снять напряжение.

— Зачем велел спросить, если ответ отрицательный?

— Я не говорил, что ответ отрицательный. — Мал ведет руками по моим плечам. — Но признавшись тебе, признаюсь и себе. Потом придется тебя искать, а тем самым нарушу и договоренность. Рори, пойми наконец: при следующей встрече я заберу тебя с собой. Мне плевать, если у тебя будет парень, муж или гарем из мужчин, сражающихся за твою любовь. Если к тому времени ты родишь детей, я воспитаю их как своих. Так что полагаю, извинения уместны.

— За что? — непонимающе спрашиваю я.

Мал поворачивается, собираясь уходить. Я понимаю, что вообще не готова прощаться.

— За то, что при следующей встрече обязательно вмешаюсь в твою жизнь и переверну ее с ног на голову. В любви и на войне все средства хороши, да?

Но Мал не ждет ответа. Он залезает в машину и уезжает, оставив меня в аэропорту, где я до сих пор чувствую его пульс.