Глава 7

Поняв, что больше не может поддерживать общение, Калеб отделился от компании Винсента. Он поплелся к двери и дальше по коридору. Понятия не имел, куда направлялся, но все лучше, чем находиться там.

Мысли были настолько объяты произошедшей катастрофой, что голова казалась пустой. Но сердце… сердце истекало кровью, реками крови, бесконечными потоками, не способными затопить зияющую дыру отчаяния.

Что я сделал?

Он не мог ответить. Не мог заставить мозг даже попытаться.

Сердце вяло продолжало биться, словно решало, хотело ли сделать следующий удар.

Впервые в жизни Калеб желал умереть.

Поправка. Желал забвения смерти. Хотел очистить разум от того ужаса, свидетелем которого только что стал. Ужаса, причиной которого стал он сам. Трагедия, которую он мог, должен был предотвратить, но не сделал этого, потому что не хотел расстраивать свою... свою...

Внезапно сознание заполнил образ маленькой девочки Ники, возвращая его в детство. В тот день она хотела присоединиться к нему и его приятелям в шалаше на дереве, который их отец помог построить на большой ели в углу заднего двора. Ника слишком боялась подниматься по лестнице, поэтому Калеб ступенька за ступенькой держал ее худенькое маленькое тело в своих руках, страхуя от падения на твердую землю, а в это время ее яркие волосы щекотали ему глаза и подбородок. Благоговейный взгляд, подаренный ему от этой восьмилетней попки, усевшейся на фанерный пол их укрытия, заставил двенадцатилетнее сердце наполниться гордостью. Он чувствовал себя рыцарем в сверкающих доспехах.

Острая боль пронзила ноги, когда Калеб с глухим стуком упал на колени.

Его сестра. Его красивая, очаровательная, жизнерадостная сестренка за год превратилась в собственную тень, и он ни черта не сделал.

Горло так сильно сжало, что стало невозможно дышать. Он не хотел делать ее еще несчастнее, чем она уже казалась. Стоял рядом, сложа руки, и отказывался давить на нее. Отказывался прекратить ее мучения, чтобы не сделать несчастной.

Непередаваемая ирония.

Он едва почувствовал, как крепкие руки подняли его за подмышки и мягко опустили на подушки дивана. Калеб успел заметить сочувственное лицо Алека, прежде чем тот исчез на лестнице.

— Она поправится. — Пришел и Максим, его голос с акцентом сопровождал стук льда в стаканах. — Ты удивишься, сколько может вынести разум и при этом продолжать нормально функционировать.

— Она заставила меня дать обещание. — Калеб съежился. Слова смутили его, потому звучали как оправдание. Но он повторил их, потому что нуждался в напоминании о настойчивости Ники. О причине, по которой он дал слово и позволил ее мучителю продолжать свою больную игру. — Столько гребаных раз она вынуждала меня пообещать не вмешиваться. Я думал, может, Ноллан изменял ей, и она выжидала, чтобы бросить ему факты в лицо. — Он издал недоверчивый смешок, вызванный своей тупостью. — Я должен был что-то сделать. Что угодно. Раньше начать копать. Найти что-нибудь. Но я этого не сделал. Я, блядь, не делал для нее все возможное. — Калеб крепко зажмурился и перед глазами снова лежала сестра, истекавшая кровью на полу отеля.

— Учитывая прошлое, брат мой, она всегда будет тебя уделывать. — Большой русский замолчал, плеснув в стаканы какую-то жидкость. — Она пыталась защитить тебя. Как и сказал Василий, уважай ее выбор, потому что ты поступил бы так же ради нее. Я поражен, как далеко она зашла. Жертвенность — это не то, что я могу понять. Может, тебе поговорить с Габриэлем о том, как он пережил кошмар, когда Ева оказалась в хижине с Фурио и Стефано. Его жена выбрала смерть ради него и отца. Кто может пойти на подобное? — Он усмехнулся, закрыл бутылку пробкой и поднял стаканы. — Огромное уважение леди. В любом случае поговори с Габриэлем. Увидишь, как он с этим справился. Если справился. Хотя не думаю, что кто-то обрадуется, если другой человек примет на себя все наше дерьмо. Никто не чувствует себя достойным подобного. Правда?

Абсолютная. Нет более правдивых слов. Но горький, едкий привкус вины не исчезал с языка.

— Она ошиблась. Так ужасно ошиблась, делая это ради меня.

Макс всучил Калебу стакан, прежде чем плюхнуться на стул перед ним.

— Думаю, нет. Что если, надо было, если бы, может быть — все это пустая трата времени, мой друг, — продолжал он знающим тоном. — Единственное, что ты сейчас можешь сделать для нее, это дать понять, что рядом. Поддерживать ее. Говорить, как благодарен. Помочь ей оправиться от произошедшего. А так и будет.

Калеб поднял воспаленные веки и наблюдал, как огромный сукин сын осушил половину стакана. А потом мрачный взгляд серебристых глаз поймал взгляд Калеба. Боль и понимание, сквозившие в них, поражали.

— И один совет. Не обижайся на Ви, что ведет себя как неотесанная дубина. Парень уже никогда не станет прежним после того, как убили его младшую сестренку.

Калеб не знал, что Винсент потерял сестру.

Максим рассказал ему детали похищения Софии, как ее насильно подсадили на наркотики, от которых в итоге случилась передозировка и смерть. Винсент практически никогда не поднимал эту тему, предпочитая держать все в себе.

— Эта безграничная боль, с которой он жил больше десяти лет, видимо, выплеснулась наружу. Запомни мои слова, Пейн. Он попытается быть рядом с твоей сестренкой... так, как не был рядом с собственной.

***

Винсент следовал за Теган в медкомнату. Доносившийся откуда-то звук футбольной игры казался неуместным, но это был всего лишь гул на заднем плане.

Хотелось поговорить с Калебом, но в последнюю минуту Винсент решил дать ему побыть одному. Именно этого желал бы Винсент на месте байкера. Много свободного пространства и одиночества. Но, с другой стороны, это его мнение. В конце концов он оставил Максима на вахте.

— Ох, она проснулась.

Винсента привлек тихий комментарий Теган. Ника лежала на боку на двуспальной кровати, в которую ее переместили после того, как наложили шов. Винсент заметил отсутствие привычного блеска в глазах, затуманенных лекарствами. Плохо.

— Где она? Где флешка?

Голос был хриплым и грубым, музыкальность исчезла. Еще один факт, который не понравился.

Может, если так продолжится, он сорвется с крючка и его влечение к ней иссякнет?

«Или нет», — подумал он со следующим ударом сердца, когда Ника продолжала смотреть ему в глаза. По телу разлилось тепло. Не удержавшись, он поднял руку и отвел рыжую волосинку от уголка ее идеально очерченных губ. Несколько прядей лежали на серебристом подносе рядом с кроватью. Должно быть, Юрию и Теган пришлось выбрить участок на голове, чтобы зашить рану. Паршиво, но, по крайней мере, ей не придется стесняться, потому что рана была на незаметном участке.

Прокашлявшись, Винсент засунул руку в карман. Разум затопили картины ее избитого тела. Последние побои пришлись на еще незажившие старые синяки. Пришлось зажмуриться, чтобы не думать об этом и о причине произошедшего. Съемка с флешки легко выдала бы Калеба. Изображение было таким идеальным, словно камеру наблюдения специально направили на байкера.

Макс собирался разобраться в увиденном.

Винсент протянул флешку, но Ника даже не взглянула. Она продолжала смотреть ему в глаза, и на ее лице появилось странное недоуменное выражение. Ника напоминала жертву несчастного случая, пытавшуюся понять, что происходит. Без сомнения, ей было трудно соображать под действием лекарств.

— Я не плохой человек, ты же знаешь, — пробормотала она, удивив его. — Я не заслуживала того, что он со мной делал.

— Господи, я знаю, малышка, — шепотом заверил он ее. И это все, что он мог произнести на ее слова при виде темневшей шишки на щеке.

— Он объявился возле моей работы в прошлый сентябрь. В тот день даже дождя не было, — задумчиво произнесла она. — Я не видела его больше года. Едва знала, кто он такой. Лишь то, что он околачивался в клубном доме с Калебом. На нем была отвратительная клетчатая рубашка. — Ника слегка поморщилась. — Спросил, выпью ли я с ним кофе. Сказал, что хочет поговорить о моем брате.

Она прикрыла глаза, покачав головой.

— Мы сидели в «Старбаксе», и он рассказал, что у него есть доказательства, благодаря которым Калеба могут упрятать за решетку до конца жизни. А потом поднялся и ушел. Сказал, что на следующий день даст мне знать, как будут развиваться события, — ее голос стал ниже, словно она пыталась подражать Ноллану: — «Ты сделаешь меня очень счастливым, Ники», прошептал он мне на ухо, прежде чем уйти.

Видя, как его рыжая с трудом рассказывает эту историю, клятва Винсента уничтожить самого Ноллана и все воспоминания о нем окрепла. Но сначала ублюдок прольет реки собственной крови за свои грехи.

Ника поймала его взгляд и серьезно произнесла:

— Никогда не называй меня Ники, хорошо?

— Никогда. — Это обещание он будет хранить до конца жизни.

— Он произнес то же самое в день нашей свадьбы. «Ты сделаешь меня очень счастливым, Ники». Я думала, он имел виду секс. Но, слава богу, он на него неспособен. По крайней мере, не со мной. Хотя сегодня мог. — Ника так сильно задрожала, что застучали зубы, и гладкая кожа на руке, выглядывавшей из-под белой простыни, покрылась мурашками. Что она имела в виду под «он на это неспособен»?

— До сегодняшнего вечера?.. — нерешительно спросил он, по спине пробежал холодок.

— Он возбудился, когда я начала очень сильно сопротивляться. Появилась эрекция. Этого никогда раньше не случалось. Единственное, чем мне помог Бог, или кто там есть наверху. Я бы не смогла пережить секс с ним.

Винсент несколько раз моргнул, чувствуя, что вот-вот навернутся слезы. Он не был уверен, то ли из-за облегчения за нее, то ли из-за сочувствия.

— Он заставил меня купить два билета до Лас-Вегаса через неделю после нашей первой встречи за кофе, — продолжила она. — Парень, который соединял нас, был сильно под кайфом. Уж не знаю, как он смог правильно прочитать слова, на мою грудь он смотрел больше, чем в бумаги. Но он это сделал, и когда мы вернулись в Сиэтл, я уже была миссис Кевин Ноллан. Ему нравилось называть меня рабыней, потому что он знал, как мне это ненавистно.