Глава 34

Стражники приковали Шака к кровати, в тишине покоев Надзирателя громко звенели цепи и стальные оковы, застегнутые на его лодыжках и запястьях. Благодаря дротику с наркотиками его несопротивляющаяся плоть все ощущала, но не могла реагировать… и все же он пытался бороться, хотя ничего не получалось. Он не мог даже пошевелить головой. Когда его перенесли и уложили на матрас, он так и застыл неподвижно, с повернутой на бок головой и уставившись через комнату на дверь.

Охранники обращались с ним, как с хрустальной вазой, без спешки или рывков.

Надзиратель оставила себе подобную привилегию.

Когда двое мужчин ушли, взгляд Шака опустился к полу. На плитке, вокруг того места, где рухнуло его тело, виднелась очередь следов от пуль.

Когда Надзиратель появилась в поле его зрения, капюшон был снова опущен, и это лицо, которое он презирал, лицо, которое приходило к нему в кошмарах… которое столько раз нависало над ним, и ему приходилось терпеть... было спокойным. Ей удалось усмирить свой гнев.

Бледные руки все еще сжимали пистолет, но он был направлен в противоположную от него сторону.

– Так, где ты его взял? – требовательно спросила она.

С одной стороны, допрос был пустой тратой времени: он не мог говорить. С другой, Надзиратель, на самом деле, и не ждала ответа. Никогда не ждала.

– Он принадлежит охраннику, – ее карий взгляд впился в его. – Которого убили в моих покоях вместе с тремя другими.

Шак моргнул. Он знал, что будет дальше.

– Ты сказал, что тебя держала на мушке женщина в тюремной одежде. И что она не из местных, так? – Надзиратель отошла от него и принялась вышагивать по комнате, притормаживая у ряда пулевых отверстий в напольной плитке. – Ты заявил, что не знаешь ее. Интересно, сколько в твоих словах правды.

Надзиратель подошла к столу. На нем лежал шприц и две маленькие бутылочки с резиновыми пробками на горлышках: возбуждающие препараты и противоядие от транквилизатора. Также там лежал пистолет–транквилизатор и множество краснохвостых дротиков. Она опустила девятимиллиметровый и взяла одну из этих штук.

Повернувшись, женщина подняла вещицу вверх.

– Если я всажу тебе еще один дротик, ты умрешь. Перестанешь дышать. Посинеешь, потом станешь серым. А после твое тело на некоторое время окоченеет, прежде чем конечности снова обмякнут. Кровь будет стекать по внутренней стороне рук и ног, спине и заднице, окрашивая все в пурпурный цвет. После этого ты завоняешь, если только я не сниму мясо с твоих костей, чтобы скормить его другим заключенными.

Женщина подошла к кровати и опустилась на колени. Приставив дротик прямо к его лицу, Надзиратель сказала:

– Я контролирую тебя. Ты мой, и я сделаю с тобой все, что захочу.

Шак снова посмотрел в эти глаза.

– Ты принадлежишь мне, – Надзиратель протянула руку и провела ладонью по его лицу. – Только мой. А если я узнаю, что ты был с другой женщиной, я заставлю тебя умолять о смерти. Ты понял? Я тебя, мать твою, уничтожу.

Ему хотелось плюнуть ей в лицо. Вместо этого он закрыл глаза, отгораживаясь от нее…

Пощечина была хлесткой, ладонь коснулась щеки.

– Смотри на меня.

Она снова ударила его.

– Смотри на меня!

Надзиратель с мерзким возгласом оседлала его. Она сжала его лицо, и Шак почувствовал боль и запах крови, когда ее ногти вспороли его кожу.

– Ты будешь смотреть на меня, черт тебя побери, – выплюнула она.

Он просто дышал через нос и смотрел на изнанку своих век, но затем распахнул глаза. Надзиратель была вне себя, ее лицо раскраснелось, рыжие волосы спутались.

А потом она замерла.

Выпучила карие глаза. Трясущейся рукой повернула его голову в сторону.

Дрожащие пальцы спустили высокий воротник его туники. Затем Надзиратель быстро и тяжело вдохнула воздух между стиснутыми зубами.

– Кого... – этот ненавистный голос дрогнул. – Кого ты кормил?

Надзиратель села на его бедра и прижала трясущиеся руки ко рту.

– Кого ты кормил?

Она повторяла вопрос снова и снова, задыхаясь… и Шак подумал, что так собираются грозовые тучи на горизонте.

Он не переживет того, что она сделает с ним. Как только Надзиратель выйдет из шокового транса, она обрушит на него всю ярость своей черной души. Она его убьет.

Но это не пугало. Кейн поклялся своей честью, что поможет Никс выбраться, и у достойного джентльмена было трое друзей в помощь. А по поводу другого вопроса, который удерживал Шака здесь, в тюрьме?

Это единственное, о чем они с Надзирателем договорились заранее.

Карий взгляд впился в его, и Шаку пришла в голову странная мысль: что Надзиратель, должно быть, выронила дротик где–то на кровати. Может, она найдет его и применит по назначению. Может, перезарядит пистолет охранника и на этот раз не промахнется. Или...

Слезы, что навернулись на ее глаза, потрясли его.

Но это длилось недолго. Характерная жесткая агрессия Надзирателя стерла влагу с ее лица, словно сила ее воли обрела физический облик, стала тыльной стороны ладони.

– Ты, гребаный ублюдок, ты ее кормил. Ты мне обо всем врешь, и ты кормил ее.

Дверь в комнату широко распахнулась, и Надзиратель натянула капюшон на место.

– Я сказал тебе не...

– Женщина у нас, – объявил охранник. – И заключенный, с которым она была.

Надзиратель напряглась, а затем слезла с него. Когда она посмотрела на Шака через сетку, он понял, что след укуса на его горле стал объявлением войны, и Никс оказалась под угрозой, которая не имела к ней никакого отношения. В отчаянии он попытался пошевелить ртом, пошевелить телом… хоть чем–то.

Черт, подумал он. Ему нужно было это остановить.

Капюшон Надзирателя наклонился в сторону.

– Идеально. И почему бы мне не позаботиться о ней. Как насчет этого? Знаешь, кусаться может не одна она.

Черная мантия поплыла к двери, и Надзиратель бросила через плечо:

– Я верну тебе то, что от нее останется. А потом мы с тобой обсудим будущее. И разговор будет неприятным.

Оказавшись запертым в одиночестве, Шак начал кричать. Но не смог издать ни звука. Единственное, что изменилось – это частота его дыхания. Он задышал тяжелее.

Ему нужно заставить свое тело двигаться. Он должен бороться, чтобы освободиться. Он должен…

Паралич не уступил даже адреналину, бегущему по венам. Замороженный и прикованный цепью к кровати, Шак кричал внутри себя.

Его женщина нуждалась в нем, и он не мог добраться до нее.

Это был худший из всех адов, в которых он когда–либо побывал.