Глава 25

– Я такой же заключенный, как и все остальные.

Шакал снова произнес эти слова и запахнул ворот своей накидки, удерживая обе половины сведенными.

– Моя история ничем не отличается, как и мой приговор.

– Это не так, – Никс покачала головой. – Ты можешь уйти отсюда. Если охранники не могут прикоснуться к тебе, и у тебя нет ошейника, ты можешь просто дематериализоваться. Ты выбрал остаться...

– Нет, – резко сказал он. – Я не хочу оставаться. Я бы ушел отсюда, если бы мог, как и все остальные.

Когда Никс снова покачала головой, он поднялся на ноги и подошел к стопке аккуратно сложенных кофт и штанов. Сдернув с себя запачканный верх, он скомкал вещь и бросил в тень. Одевая чистую одежду, Шакал мечтал о ванной. Вместо этого он просто подошел к купели и встал на колени у бурлящей лужи. Его руки дрожали, когда он сложил ладони чашей и брызнул воды себе в лицо. Еще и еще. Вода была теплой. Он хотел, чтобы все здесь покрыл лед.

Боги, он все еще чувствовал вкус крови этого стражника, но находил странным, что не мог вспомнить ни единой его черты. Цвет глаз или цвет волос. Был ли он красив или уродлив.

Сев на пятки, Шакал вытер лицо краем туники.

Между тем, Никс просто смотрела на него, и он знал, не спрашивая, что означает эта тишина. Она никуда не пойдет с ним, ничего не сделает для обеспечения своей безопасности, пока он не объяснится.

Шакал откашлялся.

– Меня обвинили в том, что я обесчестил невинную. Взял ее без серьезных намерений и, что еще хуже, без ее согласия. Про правде, я не познал ее в плотском плане. Я не подходил к ней ближе чем за три места за обеденным столом. Честное слово, я даже никогда не оставался наедине с этой женщиной. Я был принесен в жертву, чтобы спасти ее и репутацию ее мамэн, когда их брачная охота провалилась.

Никс прищурилась.

– Ты не занимался с ней сексом, но все же оказался здесь. На столетие. По ложному обвинению.

– Надо мной не было ни объективного суда, ни беспристрастного органа, взвешивающего правду и ложь. Меня вызвали на Совет, против меня свидетельствовал мужчина, и он лгал, чтобы защитить себя; мамэн, которой нужно было выставить свою дочь жертвой, а не распутницей, не состоящей в браке; а также молодая женщина, более не обладавшая добродетелью, которую она могла быть вручить своему будущему хеллрену. У меня не было шанса.

– Но это несправедливо, – Никс села, опершись на локоть. – Ведь правда и есть лучшая защита.

– Не будь так наивна. Как ты думаешь, почему здесь так много заключенных? – Он закатил глаза. – Эта тюрьма была создана и управляется Советом для нужд Глимеры. Я был легкой жертвой, учитывая вес других участников. И, конечно, я пошел на Совет, намереваясь доказать свою невиновность, но мне не дали возможность выступить. Я был осужден на месте и взять под стражу, мою гражданскую свободу ограничили, моя жизнь, мои увлечения, мое будущее… все исчезло. В ту ночь я умер во всех отношениях. – Резко рассмеявшись, Шакал поднялся на ноги. – Я и не подозревал, что впереди меня ждут события намного хуже, кошмары, о которых в то время я даже не мог помыслить, как бы ни был напуган и шокирован.

Никс на мгновение замолчала.

– Но ты мог уйти.

– Нет.

– Я не понимаю... – Никс замолчала. Потом выругалась себе под нос. – Конечно. Твоя хорошо обставленная камера. Там, где сидит твоя женщина. Она причина, по которой ты не уходишь. Она то, что держит тебя здесь.

Шакал скрестил руки на груди.

– Это непростая ситуация.

– Просвети меня.

– Я не могу. Но клянусь, это не влияет... – Он показал на них обоих. – Это не имеет к нам никакого отношения.

– Нам? – Никс села, как следует села, убрав руки с колен. – Как будто мы встречаемся? Как будто это –разговор двух людей о моногамии/полигамии, которые собираются решить, быть им в официальных отношениях или нет? Не будь смешным.

– Но на нас это не влияет. – Он понятия не имел, что еще сказать. – Это не о... нас с тобой.

– Не существует «нас с тобой». – Никс пригладила растрепанные волосы. – Я выберусь отсюда, как только смогу, и больше не вернусь. Ты больше никогда меня не увидишь. Вместо этого ты будешь сидеть здесь, под землей, и будешь гнить, пока не умрешь, и твое имя не напишут на Стене. Но знаешь, в чем разница между тобой и остальными, что числятся в списках, как, например, моя сестра? Ты выбираешь такую смерть… точно так же, как выбираешь такую жизнь.

– Ты не понимаешь.

– Ты прав. Не понимаю. Хорошая новость заключается в том, что мне и не нужно. Ты либо чертов трус и избегаешь реального мира, либо ты впариваешь мне чушь и настолько глуп, что думаешь, что я поверю тебе, потому что у нас был секс. В любом случае, это не мое дело… и, что более важно, твои игры мне надоели.

Шакал окинул взглядом проход, который мог использовать, чтобы скрыться от нее. И попытался заставить себя шагнуть в том направлении. Однако ноги отказывались повиноваться.

Вместо этого он снова посмотрел на женщину.

– Ты сделала свои выводы по поводу меня, – сказал он хрипло. – И, я должен признаться, меня смущает, что они настолько нелицеприятные. С другой стороны, пора бы привыкнуть, учитывая действия других, что привели меня сюда…

– Привели сюда? Что за хрень! Ты можешь уйти! И избавь меня от оправданий...

– Я буду защищать себя от твоих обвинений, – отрезал Шакал. – Мне однажды отказали в этом праве, и поверь мне, тогда я решил, что подобное больше никогда не повторится. Ты обвиняешь, а теперь выслушай и мою сторону.

Брови Никс взметнулись вверх. И когда она замолчала, он продолжил.

– Я не обязан оправдываться перед тобой… поскольку ясно, что ты не позволишь проявишь ко мне беспристрастность. И это несмотря на то, что я только что обеспечил твою безопасность и успех твоей миссии по выяснению судьбы твоей сестры. И это несмотря на то, что ты ничего обо мне не знаешь, кроме того, что я тебе предоставил… что, как я думаю, мы оба можем назвать благосклонностью и покровительством.

На выдохе Никс тихо спросила:

– Когда следующая смена охраны? Это все, что меня волнует.

Шакал открыл рот. Потом закрыл.

Через мгновение он тихо ответил.

– Ты беспокоишься о себе. Конечно.

– Я просто хочу отсюда выбраться.

– И, как ни странно, а может быть и нет, я полностью согласен с твоей целью. – Он протер глаза. – Мы больше не можем рассчитывать на смены. В данный момент мертвая охрана находится в месте, доступ к которому имеет ограниченный круг лиц. В тюрьме будет введен режим строгой изоляции, как мы это называем, и в этом случае мне придется вернуться в камеру на обязательный пересчет голов. Если я его еще не пропустил.

– Как ты узнал? – спросила Никс. – Что тюрьма на изоляции.

– Я пойду…

– Нет, – она поднялась на ноги.– Мы пойдем вместе.

Шакал уставился на женщину, с которой он, казалось, был в таком согласии, когда они бежали от охраны. Но это партнерство куда–то исчезло. Он имел дело сейчас с кем–то совершенно чужим, с кем не было никакой совместимости.

– Как хочешь, – тихо сказал он. – Я не буду мешать тебе.

Все кончено, – думала Никс, надевая ветровку, закинув на плечи рюкзак и обходя купель. Вся эта странная, слишком опасная, душераздирающая интерлюдия закончилась. Она вернется обратно тем же путем, которым пришла, а потом и на ферму к своей семье…

Подумав о доме и оставшейся там сестре, она выругалась, вспомнила, как сфотографировала имя Жанель, выгравированное на Древнем Языке.

С тех пор, как она стояла перед Стеной, произошло столько событий, но сейчас горе нахлынуло с новой силой.

Жанель умерла.

И она, вероятно, умерла в одиночестве. Ее тело вообще похоронили? Или выбросили как мусор?

И во всем виноват их дедушка.

– Надень новую тунику.

– Не хочу.

Он подошел к стопке, взял из нее одну и швырнул в нее.

– Надень это сейчас же.

Натянув одежду на голову, она пообещала себе, что сожжет чертову тряпку, как только найдет камин.

Когда Шак двинулся по коридору, и свечи гасли вслед за ним, Никс зашагала за ним в ногу и сосредоточилась на единственном, что имело значение. Он мог решить остаться здесь, но она вольна уйти… и она не станет оглядываться. В прямом или переносном смысле. Она не собиралась разрушать свое будущее из–за мужчины, которого она не знала, застрявшего в непонятной ей ситуации… и в которую даже не верила.

Эта решимость заставила двигаться вперед, пока Шакал выводил ее в одну из главных артерий тюрьмы.

Вокруг никого не было. Не прозвучало ни звука. Все заключенные попрятались, как крысы в подземке.

Тюрьму определенно изолировали. Ну и пусть. Шакал ей не нужен. Пусть проведет ее по тому пути, по которому она пришла, она справится с остальной частью… а он сможет вернуться в свою камеру и зря потратить остаток своей жизни.

Отличный выбор. Ну, реально.

– Стоп, – сказала она.

Он даже не притормозил.

– Что?

– Я знаю дорогу отсюда.

Теперь он обернулся. Глядя на нее сверху вниз, он приподнял бровь.

– Правда?

– Здесь налево. А затем четыре раза направо, раз за разом. – Она пожала плечами. – Это не сложно.

– Конечно, не сложно. Не для такой как ты.

– Я все время поворачивала налево, когда шла.

– Что?

Никс поправила рюкзак под накидкой, которую он заставил ее надеть.

– Когда я вошла сюда, чтобы не заблудиться, я держалась все время левой стороны. Этот туннель, – она указала на тот, перед которым они стояли, – приведет меня к первому из углов, за который я завернула. Еще три, и я на месте. Итак, мы закончили. Ты можешь вернуться в свою камеру, чего ты так хотел.

Его яркие аквамариновые глаза прищурились.

– У тебя есть ответы на все вопросы, не так ли.

– Я знаю, как спастись. И я знаю выход отсюда. Это единственные два ответа, которые мне нужны.

– Тогда ладно, – с галантным поклоном Шакал отступил в сторону и махнул рукой вперед. – Не буду тебе мешать.

– Спасибо.

У Никс возникло желание пожать ему руку, но не было причин для такой мелочности, а жест смотрелся бы как насмешка. Поэтому она прошла мимо…