ГЛАВА 26

Дэймон

Я ставлю последнюю коробку поверх остальных и выдыхаю:

— Все. Последняя.

Мэддокс стоит посреди своей — нет, нашей — квартиры с очаровательно угрюмым лицом.

— В чем дело? — спрашиваю я.

— В чем дело? О, я даже не знаю. Может в том, что у меня не осталось места в квартире? Сколько у тебя вообще барахла? — Он раскидывает руки в стороны и поворачивается вокруг себя. Конечно, повсюду навалены коробки, и едва ли можно отыскать проход к ванной или кухне, но все будет отлично, как только я разложу все по местам.

— Все, для чего у нас не хватит места, я отвезу в хранилище.

Мэддокс падает на кровать среди гор коробок. Ему только-только хватает места, чтобы втиснуть свое гибкое тело между ними.

— Нам понадобится лодка побольше.

— Цитируешь «Челюсти»? Серьезно?

Он закрывает глаза рукой.

— Детка, ты что, начинаешь психовать? — Мое сердце начинает колотиться быстрее, и сомнения, что посещали меня с тех пор, как мы собрались съехаться, вновь закрадываются в голову. Я беспокоюсь, что подталкиваю Мэддокса на что-то слишком серьезное, а он еще не готов. Я думал, что мы прошли через это, но, возможно, все стало слишком реально для него теперь, когда происходит на самом деле.

— Да.

Его слова обрушились на меня, словно каменная глыба.

— Насчет того, что я переезжаю, в этом дело?

Он поспешно садится и смотрит на меня, распахнув глаза.

— Что? Нет. Я волнуюсь о том, что здесь мало места и нам придется жить практически друг на друге. Наверное... может, нам стоит поискать что-нибудь, попросторней.

Я с облегчением растираю свою грудь, пытаясь отогнать чувство тяжести.

— Пока все в порядке. Если мы сможем продержаться и прожить здесь хотя бы год-два, откладывая то, что обычно у меня шло за аренду, у нас будет авансовый взнос на квартиру в Джерси или Бруклине.

Мэддокс возмущенно сопит.

— Ты смеешь предлагать мне переехать в Джерси? Ты и правда чудовище.

— Знаю. Я худший, — сухо говорю я. — Джерси не так уж плох. — Но вообще, я должен быть благодарен Мэддоксу за то, что он беспокоится только о проживании в Джерси, а не о том, что ипотеку придется платить пополам.

— Как ты можешь называть себя после этого жителем Нью-Йорка?

Я игнорирую его и поднимаю подол рубашки, вытирая пот, выступивший на лице от целого дня таскания коробок. Отпустив рубашку, я смотрю на Мэддокса, который высунул язык, облизывая верхнюю губу.

— И как тебе, нравится то, что видишь? — посмеиваюсь я.

— Угу. Ты обязан прийти сюда и разделить со мной эту огромную кровать... Ой, подожди-ка... — Он жестом обводит окружающий его завал.

Я стараюсь не смеяться.

— Сарказм тебе не идет, знаешь ли.

— Херня. Сарказм — великолепная штука. Можно говорить, все что угодно, и притворяться, что шутишь. Люди думают, что я весельчак, хотя на самом деле я просто мудак.

— Да, но ты мой мудак... Это прозвучало так неправильно.

Мэддокс фыркает.

— Может, это должно прозвучать в наших свадебных клятвах.

Его слова ошеломляют меня, и я делаю шаг назад: нога застревает между коробок, и я с грохотом падаю на пол, вернее на маленький пятачок пустого пространства. В мое бедро упирается угол коробки, и острая колющая боль пронзает голову. Сотрясение мозга порой напоминает о себе. Врачи говорят, что это скоро пройдет, как и ежедневные головные боли. Слава Богу.

— Дерьмо. — Мэддокс мгновенно оказывается рядом, склоняясь надо мной и заключая мое лицо в ладони. — С тобой все в порядке? Это сотрясение? У тебя кружится голова?

— Я в порядке, — ворчу я, садясь. — Я споткнулся о дурацкую коробку, потому что ты говорил о свадебных клятвах, как будто это возможно. Тебе не следует так поступать с парнем.

Он опускается передо мной на колени.

— Почему это невозможно?

— Потому что ты Мэддокс.

— Каким образом это может быть причиной?

— Давай-ка посмотрим на факты. — Я начинаю загибать пальцы, чтобы вести счет. — Ты убежал из своего родного города, чтобы не пришлось жениться на Честити. Не смог отсидеть спокойно свадебную церемонию и признался, что чувствуешь себя комфортней на кладбище, чем в церкви. Едва мог произнести слово «бойфренд», так что я не хотел бы видеть, как ты мучаешься со словом «муж». А еще ты практически порвал со мной, когда я предложил жить вместе.

— Но ведь это было раньше.

Я пожимаю плечами.

— Я просто подумал, что быть с тобой означает ни какой свадьбы в будущем, и меня это устраивает. Я хочу прожить с тобой всю жизнь, но это не значит, что она должна включать в себя брак.

— Но я хочу за тебя замуж.

Я снова прокручиваю в голове его слова, потому что они не имеют смысла. Я не готов к этому, а Мэддокс и подавно. Мы вместе всего пару месяцев. Это слишком быстро, и…

— Черт, я не имею в виду сейчас, — говорит он, смеясь. — Или в ближайшем будущем. Боже, мы поменялись ролями. Ты выглядишь так, будто собираешься потерять сознание. Я имею в виду, впервые в своей жизни я вижу будущее с кем-то и хочу провести остаток нашей жизни вместе.

Его слова не должны заставать меня врасплох — Мэддокс частенько удивляет — но тот факт, что он думал о долгосрочной перспективе, заставляет меня любить его еще больше.

— Я не думаю, что жениться обязательно, — продолжает он. — Но это не значит, что я не хочу. Особенно, когда я знаю, что моим мужем будешь ты. Ключевое слово «когда-нибудь». Разве брак — это не весь смысл отношений? Это же как конечная цель или что-то еще.

— Я никогда… я… — Я не могу подобрать слов. — Я не ожидаю, что ты изменишься ради меня. Конечной целью может быть все, чего мы хотим. Дом, брак ... дети, если ты хочешь их. Или нет. Мы можем выбирать свое собственное будущее, и оно не должно вписываться в какие-либо рамки, или иметь ярлыки, или соответствовать ожиданиям окружающих.

— Я думал, тебе нравятся ярлыки?

— Возможно, ты показал мне, что ярлыки не имеют значения. Что важно — так это ты и я. Ничего больше.

Глаза Мэддокса наполняются благоговением, как будто я только что подарил ему мир. Я с радостью сделаю целью своей жизни сохранение этого взгляда на его лице.

— Ничего другого, — бормочет он.

— Ну, может за исключением того, чтобы найти место, где потрахаться, чтобы не мешали все эти тупые коробки.

Мэддокс прижимает меня к полу. Мы еще не занимались сексом после того, как я получил сотрясение мозга, поэтому он немного не рассчитал. Моя голова обо что-то сильно ударяется, и я морщусь от боли, но мне плевать. Я хочу губы Мэддокса.

Но прежде, чем его губы встречается с моими, он отступает.

— Стоп. Тебе нельзя заниматься сексом с сотрясением мозга. Никакой напряженной деятельности.

— Я только что перетаскал херову кучу коробок.

— И у тебя болит голова. Я вижу по морщинам на лбу. — Он прослеживает их кончиками пальцев, и это удивительно ощущается на моей коже.

— Голова болит, потому что мы не занимались сексом целую вечность.

— Прошла всего неделя, — смеется он.

— Больше похоже на годы. Это легкое сотрясение мозга. Я хорошо себя чувствую. Клянусь.

Улыбка, которую Мэддокс дарит мне, невинна, в то время как горящий взгляд говорит о другом. Он прижимается ко мне губами, очень нежно, но слишком быстро.

— Я собираюсь быть хорошим мальчиком и подожду, пока тебе не станет лучше, а потом наброшусь на тебя.

Из меня непроизвольно вырвался стон. Я так хочу его сейчас.

Он прикрывает мой рот своей рукой.

— У нас на это целая вечность, Дэймон.

Хотя я все еще хочу наброситься на него, сказанные Мэддоксом слова ложатся мне на душу бальзамом. Я улыбаюсь парню, который стал для меня всем и расслабляюсь. Потому что как я могу жаловаться, когда он обещает мне то, что я никогда и не надеялся от него получить?

— Вечность? — спрашиваю я.

— Да, Дик. Вечность.

♥♥♥КОНЕЦ♥♥♥