— Я не хочу с тобой разговаривать, Райли, — говорю я, и в этот момент понимаю, что между нами больше никогда ничего не может быть.

Слишком много всего произошло.

— Я хочу обратно мой телефон. Сейчас!

— Ты хочешь к нему, да, Эмилия? Ты хочешь вернуться к нему. Но я не могу этого допустить. Либо ты остаешься со мной, и мы попытаемся начать все с начала, либо...

— Либо что, Райли? Ты хочешь убить меня?

— Наверное, мне стоило бы это сделать, Эмилия... — о, Господи, он заводится.

— Значит, сделай это, Райли, хватит болтать! — о, Господи, я снова его провоцирую. Ну, конечно же. Зачем я каждый раз это делаю? Нормальный человек сейчас держал бы свой рот закрытым, правда? Что не так с моей головой?

На мгновение Райли выглядит так, будто собирается броситься на меня и сжимать горло так долго, пока я не перестану дышать. «Да, ваш отец работает в ФБР и наверняка может сделать это похожим на несчастный случай», — думаю я. Пожалуй, это был бы самый лучший вариант. Если бы меня не стало, ты был бы свободен, Мейсон, от меня и моего больного дерьма. И Райли тоже было бы лучше, не говоря уже о твоих бедных родителях, которые так много страдали из-за нас.

«Эмилия, не думай о глупостях! — снова говорит твой голос. — Я сказал, что приеду, значит приеду, а сейчас постарайся не натворить дерьма, Эмилия. Просто не разговаривай с ним, Эмилия!»

Райли резко дергает меня к себе, так что мы оказываемся нос к носу.

— Зачем ты постоянно провоцируешь меня, Эмилия? Что тебе от меня надо?

— Мне совершенно ничего от тебя не надо! — кричу ему. — Отпусти меня! — твой голос придает мне уверенности в себе, Мейсон, даже если тебя здесь нет. Но пальцы Райли сжимаются еще крепче. Думаю, он хочет увидеть, когда я покажу свою боль. Его веко дергается, Мейсон. Он теряет рассудок, и я надеюсь, что ты скоро приедешь. — Отпусти меня, Райли! — пытаюсь казаться равнодушной, но постепенно снова начинаю бояться. Не знаю, на что он способен в таком состоянии.

Его глаз все еще опухший, и он немного похож на горбуна из Нотр-Дама.

Как только раздается звонок в дверь, он сразу же отпускает меня, и я вздыхаю от облегчения и опускаюсь на подушки, потирая руку. Мое сердце стучит быстрее, потому что я надеюсь, что это ты, Мейсон. Сейчас тринадцать пятнадцать. Ты уже мог бы быть здесь.

Но из коридора я слышу не твой голос, а голос твоего отца, когда Райли нажимает на кнопку домофона.

— Райли, это я... — говорит мистер Раш, и Райли смотрит на меня большими глазами. Я слегка сжимаюсь. Он нажимает на зуммер и подходит ко мне, после того, как приоткрыл дверь.

— Уверен, он здесь, потому что Мейсон не мог сдержать язык за зубами, но ты ничего не расскажешь, Эмилия. Все это было просто игрой его ревнивого воображения! Я не сделал ничего, чего ты не хотела! Я и в самом деле ничего не сделал! Ты это поняла? — вижу голую панику в его глазах и киваю.

— Поняла! — я знаю, что мистер Раш, наверняка, не один, но, видимо, Райли об этом не знает. В следующее мгновение дверь с треском распахивается, ударяясь о стену.

— Мейсон, подожди! — зовет твой отец, но ты не ждешь. Ты врываешься в квартиру, как бешеный, прямо в сторону Райли, который как раз отвернулся от меня. Твои шаги размашистые, руки сжаты в кулаки, ноздри раздуты.

Твое лицо перекошено от злости, но я так рада тебя видеть. При этом никогда не думала, Мейсон, что мы дойдем до этой точки.

Ты молчишь. Худший знак. Когда ты ничего не говоришь, значит, злость переполняет тебя. Ты нокаутируешь Райли одним единственным ударом.

Я никогда не видела тебя таким. Потом ты смотришь на него сверху вниз, хочешь продолжить бить его, но твой отец оттаскивает тебя в сторону и говорит:

— Лежачих не бьют, Мейсон. Кроме того, наверняка теперь тебе стоит позаботиться о чем-то другом.

Ты сразу смотришь на меня, как я сижу здесь на диване с большими глазами, завернутая в одеяло. Твои глаза с беспокойством сканируют меня, и когда ты понимаешь, что у меня нет видимых травм, немного расслабляешься. Мое сердце останавливается, когда ты подходишь ко мне, но не в плохом смысле. Чувствую себя чертовой принцессой из сказки, которую спасают из замка.

— Ты можешь идти? — это первое, что ты меня спрашиваешь. Наверняка могу. В смысле, он же ничего со мной не сделал. В это время твой отец заботится о Райли.

— Мой чемодан — красный, — отвечаю я и встаю. Мне не хочется выглядеть глупо перед мистером Раш. Ты идешь за моими вещами мимо Райли, и, уверена, тебе хотелось бы по пути пнуть его ногой по голове. Я знаю твои мысли почти так же хорошо, как свои собственные. Мы связаны, Мейсон.

Ты возвращаешься с моим красным чемоданом, а я ковыляю к двери. Бл*дь! Вчерашний адреналин так сильно въелся в мои кости, что я с трудом могу передвигаться.

Ты раздраженно вздыхаешь из-за того, что я такая медлительная, и поднимаешь меня. Кстати, на мне все еще пижама, Мейсон, — я просто хотела упомянуть об этом, — но тебе все равно. С чемоданом в руке ты выносишь меня из квартиры.

— Я забронировал вам номер в «Хилтоне»! — кричит нам вслед твой отец.

38. Я всегда буду рядом, когда мой сын во мне нуждается, Райли

Китон

Теперь у нас в семье есть не только тот, кто бьет женщин, а и почти насильник. Мы проделали действительно хорошую работу. Я могу думать об этом только с цинизмом, потому что если когда-нибудь действительно осознаю серьезность ситуации — полетят головы, Оливия. Райли снова пришел в себя после удара, который я обещал Мейсону по дороге сюда. Оливия, ему это было нужно, и Райли тоже. Он сейчас в самой заднице, и мне нужно позаботиться о своем втором сыне, у которого почти случился нервный срыв. Это так важно, что я рядом, потому что видно, что сейчас он уже сожалеет о том, что решил было сделать.

Он не такой безжалостный ублюдок, как я. Райли, несмотря ни на что, сохранил свою чистую душу и лишь ненадолго сбился с пути. Он не преступник, который бродит по улицам и без разбора ищет свои жертвы, которому доставляет удовольствие причинять боль другим, наслаждаясь этим. Совсем наоборот. И теперь речь идет о том, чтобы вернуть ему душу и вытеснить тьму.

Он сидит передо мной на диване. Я сделал ему какао и купил шоколадный пончик. Сейчас он напоминает мне маленького мальчика, который тогда сидел на автобусной остановке.

Мне хочется плакать, Оливия.

Видеть его таким.

Я всегда думал, что Райли сильнее из наших детей, он может все перенести и разобраться в итоге, потому что так много всего пережил. Видимо, я ошибался, Оливия. Но кто смог бы справиться лучше с тем, что ему пришлось пережить? Все намного серьезнее, чем я думал. Ты права. И не имею понятия, что бы делал на месте Райли.

Даже представлять не хочу, каково быть на его месте.

Райли одет в шорты, и мне видно его протез. Вспоминаю, как он был маленьким мальчиком и прыгал по квартире, потому что отказывался пользоваться костылями. Он всегда старался все делать самостоятельно и не хотел ни от кого зависеть.

Вспоминаю, как увидел его на автобусной остановке, когда преследовал тебя. Сначала я только хотел с ним поговорить, потому что он часть тебя, но в какой-то момент эти разговоры стали изюминкой моего дня. Такой юный и такой зрелый, такой невинный и с добрым сердцем.

Он слишком рано стал ответственным, потому что не хотел усложнять твою жизнь еще больше. Он хотел быть мужчиной в доме, потому что рос без отца, и хотел помогать тебе во всем. После того, как смог передать все это мне, он расслабился и расцвел. Мне всегда казалось, что Райли идеально контролирует свою жизнь. Сейчас это так не выглядит, Оливия.

— Райли, — спокойно говорю я, но он не смотрит на меня. — Хватит смотреть в пол. Ты — мужчина, а мужчины смотрят не в пол, а вперед и отвечают за свои поступки.

— Как я вообще могу за это ответить, Джон? — говорит он. Так он называет меня только тогда, когда хочет сбежать от реальности.

— Знаешь, какие вещи я делал с твоей матерью? Ты никогда и не догадывался. Худшее время у нас было, когда ты был в Нью-Йорке из-за своего протеза. — Сейчас он скептически смотрит на меня.

— Я думал, что вы счастливы вместе.

— То же самое я думал и о вас. Видишь?

Райли вздыхает.

— Я такой говнюк.

— Я тоже, — пожимаю плечами. — Хочешь узнать, как я познакомился с твоей матерью, Райли? Об этом никто не знает.

— Да, она работала на тебя.

— Я преследовал ее, Райли, и очень долго, прежде чем она меня заметила. — Это привлекает его внимание, Оливия. Он смотрит на меня совершенно другими глазами. Для него я всегда был Китон Джон Раш, идеальный чистюля и супергерой.

— Что ты сделал? — с сомнением спрашивает он. Я слегка улыбаюсь.

— Я увидел ее один лишь раз и понял что это она. Она принадлежит мне, и я забрал ее. При этом не всегда честными и законными способами. Больше знать тебе не обязательно.

— Кажется, больше знать я не хочу, — говорит он с легким отвращением и делает глоток какао.

— Ты был изюминкой моего дня. Я мог в любую минуту оставить твою мать, лишь бы провести время с тобой, — признаюсь я, и замечаю, как мой голос становится мягче.

Он смотрит на меня еще более скептически.

— Ты был особенным ребенком, Райли, таким интеллигентным и в то же время таким ребяческим в своем воображении. Однажды ты пошел в школу в костюме Супермена, и твоя мать получила от учительницы выговор. Ты видел себя героем, а теперь видишь себя злодеем. Но ты не такой. В каждом человеке есть эти две стороны. Зависит только от тебя, какую из них выбрать. Мейсон иногда не может сделать этот выбор, и ты тоже не смог в определенный момент, но это не делает тебя плохим человеком.

— Я сделал ей больно против ее воли. — Он зажмуривается, как будто желая стереть эти картинки со своей памяти. — Я бы все сделал, лишь бы повернуть время вспять.

— То, что ты сделал, было ужасно, но ты жалеешь об этом и больше никогда так не поступишь. Это то, что имеет значение, Райли. Посмотри на меня! — он делает это. — Ты вовремя остановился. По этому видно, что ты не злодей. У тебя доброе сердце.