Глава 1

Мрак брызгал через прорези маски, изливаясь настороженной ненавистью. Мрак глянцевый, как смородина на солнце.

Угрожающе свистнула сталь и кончик обоюдоострого лезвия серебряной рыбкой сверкнул сначала у правого, потом у левого виска, заставляя меня поспешно отклониться.

Но я девочка не промах. Лёгкая, вёрткая. Техника боя у меня, без лишней скромности могу сказать, особенная. В свое время повезло с учителем, метаморфом-социопатом, искренне считавшим, что для красоты на свете существуют танцы, а цель боя до примитивного проста – смерть противника.

Результатом такого обучения стало то, что драться я категорически не умею. Либо убиваю, либо отхожу в сторону.

Как не старались потом другие учителя, привычка идти к убийству кратчайшим путем у меня так и осталась, въелась в кровь.

Со стороны мы, наверное, смотрелись забавно: огромный могучий волкодав и гибкая ощерившаяся кошка. Кстати, у кошки есть шанс выстоять против пса. Шанс есть всегда и у всех –  так меня учили.

Да. У кошки в естественных условиях шанс остаётся, а у моего противника его бы в жизни не было.  В естественных условиях он был бы уже мёртв, а мне не пришлось бы так сильно потеть, как сейчас.

С каждым новым выпадом становилось всё сложнее удерживаться в реальности, не переходить грань. Сила вибрировала, пульсировала и рвалась наружу.

Следовало как можно скорее кончать эту канитель. Вот-вот придет неконтролируемая жажда крови.

Бездна!!!

Я сделала ложный выпад, вынуждая напарника парировать удар и, открывшись, позволила ему выбить клинок из моей руки. Меч с обидой свистнул, вонзаясь в землю, возмущено вибрируя.

Прости, дружок. Бывают случаи, когда поражение – меньшее из зол.

– Неплохо, – пророкотал напарник, стаскивая шлем.

 – Польщена, – хмыкнула я.

– Слепой Ткач, Одиффэ! – догнала меня Астарэль, явно раздосадованная тем, как я сдала бой. – Зачем ты поддалась?

Я бросила на неё насмешливый взгляд:

 – Да так. Жарко стало.

Душевые кабины располагались в самой старой части замка. Плиты и стены рождали гулкое эхо, стоило лишь шевельнуть пальцем. Вода в трубах завывала так, что самая страшная нежить, услышав это, рыдала бы от зависти. Да! Ещё были белые облачка пара, разносимые сквозняком.

Крутанув кран почти до отказа, я встала под душ.

В висках тёмными крыльями пульсировала нерастраченная сила. До боли хотелось крови. Я мучилась от невыполнимого желания: выплеснуть агрессию, а взамен впитать чью-то боль, чью-то жизнь.

Вода лилась горячая. Казалось, ещё чуть-чуть, и на меня прольётся кипяток. Но пульсирующие обжигающие струи были единственным болеутоляющим мне сейчас доступным. Убивать я была не готова. Да и не могла позволить себе этого.

Услышав неясный гул девичьих голосов, я чуть не зарычала. Мне необходимо было побыть одной. В таком состоянии, как сейчас, я опасна и для себя, и для окружающих.

«Слепой Ткач! Принесло же», – подумала я.

 – Ну наконец-то хоть кто-то сбил спесь с этой гордячки! –  злобное веселье, звеневшее в голосе, грозило перелиться через край.

Ай-яй-яй, Тангарид Фейлэр. Злорадствовать нехорошо.

– Ты видела, какое у неё было лицо?

Сомневаюсь, что собеседница Тангарид могла разглядеть его. Лица во время учебных боёв всегда закрывались проволочными щитами.

– Не погрешу против истины, предположив, что Гартрон сегодня получил тысячу благодарностей, да пребудет с ним благословление Двуликих!  Я просто в восторге оттого, что эта Чеарровсая шлюшка в кое-то веки была вынуждена лечь на обе лопатки.

 – Почему она тебя так бесит, Тан? – полюбопытствовал кто-то из подруг. – Все Чеаррэ – высокомерные ублюдки. Но ты же не встаешь из-за этого на хвост?

 – Тангарид так бесится потому, что Эллоиссент, перепихнувшись с ней по-быстренькому, предпочитает вздыхать по своей узаконенной подружке.

Я резко втянула в себя воздух. Перепихнулся с Тангарид?! Очень мило…

Ну, Эллоиссент!..

– Хочешь сказать, тебя, Ваньэс, не раздражает, когда парни западают на этот рыжий овощ? Я ещё могу понять, когда они таращатся на Сиэллу или Астарэль? У последней одна грудь не меньше третьего размера. А вот что они находят в этой рыжей морковке – совершенно не понятно!

 – Ну, что находит в ней Эллоиссент как раз ни для кого не секрет. Он – псих, она – психопатка. У них родство душ.

Девчонки засмеялись.

– А на мой взгляд, Эллоиссент – душка. И одевается он классно.

 – А ещё глаза у него красивые. А эта Одиффэ действительно гадина. Поделом ей!

Резко отдернув занавеску, я зло глянула на сплетниц.

Девичий гомон стих.

 – Одиффэ?..

Я изогнула бровь домиком, сложила руки на груди и смерила неприятельницу взглядом. Коронный жест, позаимствованный у нашего, как выяснилось, общего любовника.

– Хоть прикрылась бы, бесстыдница! – фыркнула мне в лицо новоявленная соперница. – Или собственная неотразимость настолько вскружила голову, что думаешь и нас смутить своими непобедимыми чарами?

Холодное пламя неконтролируемой ярости окатило меня от макушки до пяток – я была голодна, разгорячена боем и разгневана. Словом, я была опасна. Этим жирным перепелкам улепетывать без оглядки нужно, а они тут изощряются, пытаясь подогнать шпильку поострее.

Рука метнулась вперед, смыкаясь на тонкой шее Тангарид. Я всей кожей, каждой мышцей чувствовала, как часто, испуганно бьется её пульс под моими пальцами. Фейлэр вжималась в стену, глядя на меня широко распахнутыми, испуганными глазами.

Желание сомкнуть пальцы, прорывая тонкую преграду её кожи, впитать в себя горячую пенящуюся кровь стало почти непреодолимым. Лань, сладкая, трепещущая лань, так и просящаяся на язык. Вкусная до безумия кровь! И сила. Магически эта дурочка была одарена отнюдь неслабо.

Воцарившаяся тишина вдруг ударила меня по ушам, привела в чувство, возвращая на землю.

Девушки глядели одинаково квадратными глазами.

До меня вдруг дошло, как это должно выглядеть со стороны. Я, совершенно голая, прижимаю к стене хрупкую, тоже почти обнаженную Тангарид, плотоядно облизывая при этом губы.

Упс!

Н-да…

Я поспешила отодвинуться от трясущейся с перепуга девушки. Бросив взгляд на её вытянувшуюся физиономию, не смогла сдержать смеха.

Представляю, сколько будет разговоров, когда дар речи к ним вернётся. Но пусть уж лучше эти дурёхи считают, что, унаследовав страсть Чеаррэ к однополой любви, я пыталась соблазнить непорочную невинность в лице Фейлэр, чем догадаются о том, как обстоят дела на самом деле.

Жажда крови сводила меня с ума. Я едва контролировала себя.

Неторопливо накинув халат на плечи, я ещё раз окинула подруг насмешливым взглядом.

Удалиться так просто, без спича, каюсь, не смогла:

– К вашему сведению мои непобедимые чары не смущают – они бьют наповал. Советую поразмыслить об этом на досуге и никогда больше не обсуждать меня там, где я могу вас за этим застукать.

Я удалялась со смешенным чувством, в равных пропорциях содержавшем веселье и злость.

Девчонки. Их шпильки не острее булавочного укола.

Только вот когда этих булавок много, боль становится очень даже осязаемой.

***

С момента моего поступления в Академию прошло четыре года. Через месяц мне исполнится девятнадцать.  И произошло то, что должно было произойти. Вчера я получила письмо от дорогой приемной матушки, благодаря которой имела всё, на что не могла рассчитывать по праву рождения.

«Одиффэ! – гласили строки.

Как всегда, Сантрэн не стала расшаркиваться и размениваться на неинформативные приветствия, пожелания здоровья и бытописания жизни общих знакомых, а сразу перешла к делу:

Недавно прибыл посланник из Фиара с недвусмысленным требованием. Свадьба с Дик*Кар*Сталом должна состояться непозднее, чем через квартал, считая со вчерашнего дня.

Я написала в администрацию Магической Академии, уведомляя их о необходимости ускорить получение диплома и свидетельства.

За тобой закрепилась твердая репутация одной из сильнейших учениц, так что вряд ли, учитывая обстоятельства, нам не пойдут навстречу.

Готовься

Сантрэн».

Игнорируя побуждение разорвать письмо на тысячу мелких клочков, заставить его вспыхнуть и навсегда исчезнуть из этой реальности, я аккуратно сложила его пополам. Потом ещё пополам. И положила под подушку.

Я не испытывала гнева. Того, от которого перед глазами начинает колыхаться алая пелена, от которого хочется нестись вперед, сломя голову, не разбирая дороги. Хочется драться, дерзить и кусаться. Нет. Я понимала, что бежать некуда. Передо мной глухая стена из толстенного кирпича. И стене, в общем-то, все равно, даже если в истеричном припадке я размозжу об неё голову. Стена будет продолжать стоять, по-прежнему глухая и серая.

Это должно было случиться ещё два года назад. В день моего семнадцатилетия.

Но Дик*Кар*Стал молчал.

Молчала и Сантрэн.

Внешняя политика между Фиаром и Эдонией была сложной и неоднозначной, отношения шаткими. Мы балансировали на грани войны, но пока обходились мелкими стычками.

Что изменилось? Что могло поменять расстановку сил на политической доске? Почему ненавистная корона вновь поднимается над моей злосчастной головой, в коей не было ни одной властолюбивой мысли?

 – Одиффэ?

В открывшемся дверном проеме сверкнули золотистые локоны Сиэллы.

– Ты здесь?

Легкие шаги приблизились и затихли.

– Ты в порядке?

С тихим шепотом полог распахнулся, открывая взгляду очаровательное личико фарфоровой куклы, с мягкими сияющими глазами и золотистыми локонами.

Я подвинулась, освобождая место рядом с тобой.

Золотая девочка осторожно присела на краешек ложа рядом со мной:

–Я хочу знать, почему ты не пришла к Эллоиссенту в лазарет? Он ждёт тебя.

Я молчала.

– Почему? – настаивала Сиэлла на ответе. – Как ты можешь быть такой бездушной? Словно ничего не происходит… ты знаешь, что он чуть не умер?