ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ВЕЛИКАЯ болотная заводь встречала людей гигантской пластиковой коровой в соломенной шляпе. Когда-то корова, должно быть, была черно-белой, подумал Уильям, но годы дождя и ветра обесцветили ее до однородного бледно-серого цвета. Он оглядел скопление киосков и самодельных палаток, где продавалось все, что можно — от матерчатых кукол и старых бейсбольных карточек, запечатанных в пластик, до обеденных сервизов и тактических ножей. Справа какой-то парень хрипло кричал, пытаясь найти покупателя для своего «Корвета». Слева тощая женщина в палатке, украшенной бархатной картиной Элвиса, безостановочно повторяла что-то паре попугаев ара в клетке. Птицы, мокрые от сырого воздуха, сбились в кучу и, вероятно, замышляли убить ее, если клетка когда-нибудь откроется.

Вот она… блестящая стратегия «Зеркала». Уильям покачал головой. Попасть в Трясину из Зачарованного мира было почти невозможно: граница была густо усеяна ловушками и усиленно патрулировалась луизианской охраной. Вместо этого «Зеркало» устроило так, чтобы он прокрался через заднюю дверь, через Сломанный мир. Его инструкции были просты: приехать в маленький городок Верит, расположенный в прекрасном штате Луизиана. Посетить Великую болотную заводь. Оказаться у коровы ровно в семь часов. Встретиться с проводником, который отведет в Грань. Великий план. Что может пойти не так?

Если он чему и научился за годы военной службы, так это тому, что все, что может пойти не так, обязательно пойдет. Особенно учитывая, что проводник был вольнонаемным.

К корове подошла бездомная женщина и заняла место у задних ног коровы. Слой грязи скрывал черты ее лица. Она была одета в грязную изодранную полевую куртку, которая когда-то, должно быть, принадлежала какому-то солдату на поле боя. Черная лыжная шапочка скрывала ее волосы. Грязные джинсы торчали из-под куртки, заправленные в то, что выглядело, на удивление, прочными ботинками. До него донесся ее запах. От нее несло кислятиной, как будто она обвалялась в порции стухших спагетти. Насколько он понял, она тоже собиралась в Грань, так что ему придется всю дорогу вдыхать запах гнилого томатного соуса. В прошлое воскресенье он смотрел документальный фильм о Великой депрессии по каналу «История», и она бы дала фору любому из тех бродяг.

Становилось все лучше и лучше. Ему некого было винить, кроме самого себя, подумал Уильям. Он мог бы сейчас вернуться в свой трейлер и пить хороший кофе. Но немеет, он должен быть героем.

«Зеркало» дало ему четырехдневный ускоренный экскурс по Трясине, команде Паука и работе с тысячью приспособлений, которые они запихнули в его рюкзак. Его память была близка к идеальной. Все дети-перевертыши, проходившие через Хоука, были обучены запоминанию. Они должны были стать солдатами, которые должны были запоминать карты миссий и цели. Его память была исключительной даже среди перевертышей.

Уильям практиковался в Сломанном по привычке, запоминая случайные вещи, которые он читал и смотрел, все, от каталогов оружия до мультфильмов. Он мог пересказать наизусть первые сто или около того страниц обычной книги в мягкой обложке, прочитав ее один раз. Но количество информации, которую «Зеркало» втиснуло в него, напрягло даже его мозг, и теперь он гудел, как будто какие-то призрачные пчелы устроили улей в его голове. В конце концов, его разум свыкнется с этой информацией, и он либо усвоит ее навсегда, либо позволит себе забыть, но сейчас у него чертовски болела голова.

От толпы отделился мужчина и направился к корове. Лет сорока, с седыми волосами, подстриженными в стиле стрижки «маллет»¹, если бы он не лысел. Мужчина шел, слегка прихрамывая, подволакивая левую ногу. На нем были черные джинсы, черная футболка, серая фланелевая рубашка и винтовка «Ремингтон». С того места, где стоял Уильям, она выглядела как 7400-я, но ему нужно было посмотреть поближе, чтобы быть уверенным.

Мужчина остановился в паре футов от Уильяма и оглядел его. Уильям вздернул подбородок и посмотрел на мужчину в упор. Незнакомец показался ему человеком предприимчивым. Таким, что перережет тебе горло за коробку салфеток в сумке, пока ты спишь.

Мужчина повернулся к женщине, окинул ее долгим взглядом и сплюнул.

— Вы здесь из-за Грани?

— Да, — ответил Уильям.

Женщина кивнула.

Что ж, он проведет следующие несколько дней в компании этой очаровательной вони. Могло быть хуже. По крайней мере, от нее не воняло рвотой.

— Меня зовут Верн. Следуйте за мной.

Верн, прихрамывая, направился от места встречи в кусты. Бродяжка последовала за ним. Уильям взвалил рюкзак на плечо и пошел за ними.

Они пробирались через кустарник минут двадцать, когда он не почувствовал границу. Волосы у него на затылке встали дыбом.

Верн обернулся.

— Значит так. Здесь мы делаем переход и входим в Грань. Если умрете при переходе — это ваша проблема. Не рассчитывайте на искусственное дыхание и прочее дерьмо. Если вы пройдете через границу, нам предстоит двухдневное путешествие по болотам. Вы оба заплатили половину. Вторая половина должна быть готова, когда мы доберемся до Сиктри. Если вы доставите мне какие-нибудь неприятности, я пристрелю вашу задницу и вообще не буду беспокоиться об этом. Если вы передумаете и захотите сойти с лодки, то очутитесь в болоте. Я не собираюсь возвращаться и не собираюсь возвращать деньги. Нам все ясно?

— Достаточно ясно, — сказал Уильям.

Женщина кивнула.

Верн скорчил ей гримасу.

— Ты немая, что ли? Не бери в голову, это не мое дело.

Он повернулся и шагнул на границу. Ну вот. Уильям напрягся от нахлынувшей боли и последовал следом.

Через тридцать секунд мучительной агонии все трое, согнувшись пополам, пытались отдышаться.

Уильям выпрямился первым, потом Верн. Женщина стояла, согнувшись, втягивая воздух маленькими болезненными глотками. Верн направился сквозь кустарник туда, где шум бегущей воды возвестил о появлении ручья.

Бродяжка не двинулась. Слишком много магии было в ее крови.

— Отошла? — спросил Уильям.

Она со стоном выпрямилась, протиснулась мимо него, и последовала за Верном.

Да, пожалуйста. В следующий раз он не станет лезть не в свое дело.

Он протиснулся сквозь кусты и почти бегом бросился в воду. Перед ним лежал узкий ручей, спокойная вода которого была цвета темного чая, но все еще прозрачная. Гигантские кипарисы с толстыми раздутыми стволами стояли по обе стороны ручья. Они стояли плотно, словно на страже, узловатые корни крепко держали их в земле. У ближайшего дерева ждал Верн в большой лодке — широком, неглубоком судне с облупившейся краской и помятыми бортами. Большую его часть занимала деревянная кабина, скорее укрытие от солнца, чем настоящая кабина: передняя и задняя стены отсутствовали. Две веревки свисали с носа лодки, погружаясь в воду.

— Без мотора? — спросил Уильям, поднимаясь на борт.

Верн бросил на него взгляд, предназначенный для умственно отсталых.

— Ты ведь не из Грани, верно? Во-первых, мотор шумит, так что все болото будет знать, где ты находишься, а во-вторых, моторная лодка очень ценное дерьмо. Эджеры пристрелят тебя за нее.

Верн поднял веревки. Две одинаковые головы высунулись из воды на длинных извилистых шеях, как два лох-несских чудовища, которые каким-то образом отрастили головы выдр.

— Поедем на тяге ролпи, — сказал Верн. — Держите свои чертовы руки при себе, держась подальше от бортов. В болоте полно аллигаторов, большинство из них больше этой посудины. Увидев вашу тень на воде, они бросятся за вами в лодку. И я не собираюсь бросаться спасать ваши задницы.

Он, причмокивая, хлопнул вожжами. Ролпи нырнули, и лодка взлетела, скользя по темной, болотной воде.

УИЛЬЯМ прислонился к стене кабины и смотрел, как мимо проплывает болото. Если бы кто-нибудь спросил его вчера утром, как выглядит ад, он бы ответил, что не знает. Он провел на болоте двадцать четыре часа, и теперь у него был ответ. Ад был похож на болото.

Лодка ползла вниз по реке, обрамленной густыми зарослями тростника. Вдалеке росли кипарисы, их раздутые стволы казались гротескно толстыми, словно старики с пивными животами, сидящие на корточках в грязи. Рассвет должен был наступить через полчаса, и небо и вода светились бледно-серым светом изношенного десятицентовика.

Уильям глубоко вдохнул, пробуя запахи на вкус. Слабое шевеление воздуха, которое в этом месте можно было принять за ветер, пахло водорослями, рыбой и грязью. Его чувства вновь обрели остроту, и зловоние, поднимающееся от месива грязи, гнили и воды в сочетании с жарой, заставляло его хотеть укусить кого-нибудь, просто чтобы выпустить немного пара.

Постоянное движение лодки действовало ему на нервы. Волки должны ходить по твердой земле, а не по этой оболочке из стекловолокна, или из чего там она, черт возьми, была, которая постоянно раскачивалась и тряслась каждый раз, когда один из ролпи глотал воздух. К сожалению, твердой почвы не хватало: берег превратился в суп из грязи и воды. Когда они остановились на ночлег, и он ступил на то, что казалось твердой землей, и его ноги провалились по щиколотку.

Он провел ночь в лодке. Рядом с королевой спагетти.

Уильям взглянул на девушку-бродяжку. Она сидела напротив него, сжавшись в комок. За ночь ее зловоние усилилось, вероятно, из-за сырости. Еще одна такая же ночь, как и предыдущая, и он может сорваться и бросить ее в реку, чтобы освежить воздух.

Она заметила, что он смотрит на нее. Ее темные глаза посмотрели на него с легким презрением.

Уильям наклонился вперед и указал на реку.

— Я не знаю, почему ты обвалялась в соусе для спагетти, — сказал он доверительным тоном. — На самом деле мне все равно. Но вон та вода тебе не повредит. Попробуй его смыть.