Глава 11

К несчастью, не я одна страстно желала осмотреть птиц. Остальные парни рванули вперёд, и я испугалась, что они в спешке обвалят всё Развлечение.

Осознав тщетность своих попыток, я шагнула назад и по возможности зарисовала верхнюю часть клетки из труб. Мне нужно взглянуть поближе. Я не могла протиснуться силой. Да даже если бы и смогла, то не увидела бы ничего полезного. Иногда быть на голову ниже остальных — это настоящая помеха.

Я раздражённо отвернулась и заметила небольшую часть тёмной трубы, проходящей вдоль основания высокой каменной стены. Заинтересовавшись, я подошла поближе к ней и подковырнула грязь носком ботинка. Труба тянулась вдоль всей стены. Она исчезала в небольшом отверстии у той части стены, которая находилась над опущенным каретным сараем. Кожу на моих руках закололо от нетерпения.

Вольер был больше, чем казалось с первого взгляда. Мне нужно найти остальную его часть. Прижимая альбом к груди, я направилась к склону и поспешила вниз.

— Мисс Уитлок, уже сдаётесь? — крикнул Дэвид. Я даже не потрудилась обернуться. Дураки могут следовать своей собственной глупости. Я стояла на пороге открытия. Я могла лишь надеяться, что этот путь не заведёт меня в тупик.

Пока я плавно спускалась по склону, лишь свет из арочного проёма позади меня освещал длинный подземный коридор. Я шагнула вправо и осмотрела один из светильников, которые освещали проход, когда проезжали экипажи.

Над ним находилось кремниевое колесо. Я уже видела подобные факелы. Механизм довольно прост: когда натягивался трос, колесо над факелом начинало вращаться. Внешний край колеса был покрыт кремнием. Вращаясь, он тёрся об ударник и осыпал факел искрами, позволяя ему зажечься.

Мне просто нужно найти направление. Следуя по тонкой трубке, соединявшей факелы, я проследила за ней до небольшого рычага у подножия склона. Он немного застрял, но мне удалось потянуть за рычаг. Раздался треск, и кремниевые колеса закрутились в потоке искр. Факелы загорелись, освещая проход.

Я осмотрелась по сторонам, не забывая о странных шагах, которые я слышала, когда в последний раз спускалась по склону одна. Я не уверена, что тогда в темноте притаился именно человек в маске, но осторожность не помешает. Я повернула направо и пошла вдоль каретного сарая, пока не нашла большую металлическую панель высотой добрых шесть футов. Она крепилась к стене, а к ней болтами были прикручены двойные двери.

Я протянула руку, чтобы открыть дверь.

— Что ты делаешь здесь внизу?

Я подскочила и резко обернулась, вскинув руку к горлу.

— Питер! — ахнула я, внезапно почувствовав головокружение от шока. — Никогда больше так не делай.

Он поднял руки вверх.

— Приношу свои извинения. Я не хотел пугать тебя.

Я жестом подозвала его ближе.

— Думаю, я нашла двигатель.

Круглое лицо Питера расслабилось от облегчения.

— Блестяще! — он поспешил ко мне, и мы вместе распахнули двери.

Наружу выбежала крыса, попискивая на бегу. Я завизжала и прыгнула за Питера. Он так сильно рассмеялся надо мной, что чуть не согнулся пополам. Я сильно толкнула его в плечо, и он отшатнулся в сторону.

— Это была всего лишь крыса, — проворчала я.

— Не я же подскочил до потолка, — он вытер глаза и подошёл поближе, чтобы присмотреться. Большую часть комнаты занимал большой котёл, но в нем не было ничего необычного, только паровая топка и трубы. — Ну и бардак.

— Вот и проблема нашлась, — сказала я, указывая на большую трещину в трубе, которая вела от старого котла.

— Что ж, ты, безусловно, избавила меня от массы работы, — Питер закрыл дверь. — Починить такое должно быть просто.

Я кивнула, но ушла мыслями намного дальше ремонта треснувшей трубы.

***

Вернувшись к себе в мастерскую, я торопливо принялась вытаскивать дневник за дневником с полки над рабочим столом. Я перелистывала страницы в лихорадочной спешке, ища то, о чём читала несколько месяцев назад.

Это тот случай, когда огромное количество заметок Саймона стало ужасным препятствием.

Одна из книг в кожаном переплёте с глухим стуком упала на пол. Я наклонилась, чтобы поднять её, затем полистала страницы. Наконец, я нашла это.

Саймон Прикетт сделал подробные заметки о внутреннем устройстве нескольких Развлечений, созданных Орденом. Само собой, в дневнике он составил подробную карту тока пара по трубам золочёного вольера в Академии, а также внутренние схемы птиц.

В теле каждой птицы был заложен элементарный свисток. Саймон пометил, какой тон издаёт каждая птица в вольере. Он также пометил, что по мере нарастания давления открывались различные клапаны, и хор птиц щебетал в случайном порядке.

Я бы могла сделать гораздо лучше.

Если найти способ одновременно выпустить пар в тело каждой птицы, я бы заставила их петь не беспорядочно, а хором.

Это было бы изумительно.

Но у меня есть только три дня.

Если бы я хотела нарисовать набросок замены треснувшей трубы, это заняло бы у меня не больше часа. То, что я задумала, либо выделит мою идею среди остальных учеников своим творческим даром, либо выставит меня чересчур амбициозной дурой.

Если я хотела, чтобы моя затея увенчалась успехом, то мне требовалось время. Время — единственная вещь, которой у меня, похоже, никогда не будет в достатке.

Я вытащила большой лист чистой бумаги, взяла в руки карандаш и принялась за работу.

Я трудилась весь день и ночь. Даже когда я пыталась поесть или помочь покупателям в магазине, мои мысли возвращались к моему грандиозному плану. Он стал моим наваждением, но в некотором отношении помогал мне почувствовать себя живой и сильной. Я могла лишь представлять себе, каково это — привести свой план в действие и заставить его работать.

Идея была простой, но вот её реализация — напротив. Мне пришлось создать большую музыкальную шкатулку с выступами, обозначающими сигнал каждой птицы. Когда пружина поднималась над каждым выступом, она открывала клапан, позволяя пару войти в нужную птицу и издать ноту через свисток.

Я выбрала упрощённую версию четвёртой части Девятой Симфонии Бетховена. Ритм и последовательность тонов знаменитой «Оды к радости» были легко узнаваемы и соответствовали тонам, которые я могла бы выпустить через птиц.

Я так зациклилась, что поймала себя на том, что постоянно напеваю мелодию и подбираю слова под песню в соответствии с тем, что я делала в данный момент. Однажды утром я запела лихим громогласным голосом:

— Мне нужно масло для лепёшки, немного чая и варенья. А коль проголодаюсь, я съем ещё печенье, — одержимость превратила меня в поэта.

Разобравшись, как лабиринт из клапанов и пусковых сигналов можно связать с моими пружинами, я принялась трудиться над схемой нотных знаков, поскольку на тумблере они должны обозначаться выступами. Я практически довела себя до сумасшествия деталями.

К концу третьего дня, слава богу, у меня было нечто стоящее. Я посмотрела на лист бумаги со своими аккуратными рисунками и подробными нотами. Меня переполняла гордость, которую я не могла описать. Это нечто прекрасное.

Я осторожно скрутила большой лист в рулон и перевязала его розовой лентой, прежде чем встретиться с Бобом за конюшнями, чтобы он отвез меня на следующую лекцию. Я с трудом сдерживала волнение.

Путешествие до монастыря заняло немного времени. Было рано, и когда мы подъехали к потайному каретному сараю, Лондон едва открывал сонные глаза, чтобы поприветствовать солнце.

Я взлетела по склону, чувствуя себя птицей. Я не смотрела по сторонам и случайно врезалась в Дэвида.

Он поймал меня, не дав упасть, и крепко сжал мою руку, подождав, пока я встану на ноги. Мой рисунок упал на землю.

— Доброе утро, мисс Уитлок, — поприветствовал он, когда я потянулась за рисунком. Но он поднял его раньше меня. — Что это?

— Отдай это, Дэвид, — моё сердце заколотилось от страха и гнева, когда он снял ленту и развернул бумагу. Он не имел на это права. Крепко стиснув зубы, я протянула руку.

— Я только посмотрю, — он одарил меня улыбкой, полной высокомерия, и я ринулась за рисунком. Он грациозно повернулся на каблуках, чему либо научился на своих уроках танцев, либо у дорогого итальянского инструктора по фехтованию. Каждый раз, когда я подходила ближе, он умело делал ложный выпад в сторону. Его бледные глаза пробежались по моим рисункам, и полуулыбка, которую я нашла такой раздражающей, медленно исчезала.

В этот самый момент Сэмюэл и ещё четверо учеников подошли к Дэвиду с другой стороны. Мой страх перерос в панику, когда Сэмюэл подошёл к Дэвиду.

— Что у тебя там? — съязвил он. — Она захотела украсить птиц лентами и кружевами? — Сэмюэл подобрал брошенную ленту, словно охотничий трофей, и заглянул Дэвиду через плечо.

Когда его глаза скользнули по моему рисунку, жестокая улыбка исчезла с его лица.

Я не могла кричать или плакать. Я знала, что никоим образом не могу потерять контроль, иначе они получат именно то, что хотели. Им обоим больше всего на свете хотелось бы довести меня до ужимок маленькой девочки, позорно выпрашивающей игрушку.

— Я сказала — отдай это назад, — не знаю, где я научилась говорить таким тоном, но это явно не был голос отчаявшегося ребёнка. Парень из Ирландии и Ноа отступили на шаг, когда я угрожающе зашагала вперёд.

Дэвид казался опешившим. В этот момент Сэмюэл выхватил у него бумагу, едва не порвав. Я почувствовала резкий укол в груди и приготовилась защищаться от него.

— Отдай это мне. Сейчас же, — потребовала я.

Он сжал чертежи в кулаке и спрятал за спину.

— Что ты мне за это дашь? — в его глазах светилось безумие, когда он устремился вперёд, прямо ко мне. — Конечно, это стоит поцелуя.

Я отступила.

— Я слышал, ты делала гораздо больше с той цыганской дворняжкой, с которой ты водилась, — он усмехнулся. Я почувствовала, как моё лицо запылало.