ГЛАВА 6

Кейт

Странно слышать, как Майлс называет меня Мерседес, но, если подумать, не совсем. Я посещаю книжные выставки по всему миру, где читатели и друзья-авторы называют меня Мерседес. Кое-кто из книжного мире действительно знает мое настоящее имя, но они никогда не используют его, потому что не хотят совершить ошибку, раскрыв его читателям. Так что в книжном мире я — Мерседес, с головы до ног.

Но мои друзья из Боулдера знают меня как Кейт.

А теперь Майлс знает меня как Мерседес.

Это может привести к осложнениям.

Но опять же, мы всего лишь едим пиццу. Это не значит, что мы подружимся на Facebook или что-то в этом роде. Я строю из мухи слона.

Майлс останавливает мою машину перед пиццерией «Гараж Одри Джейн». В Боулдере это популярное заведение, где подают вкусную Нью-Йоркскую пиццу. У меня слюнки текут еще до того, как мы выходим из машины.

Я выскальзываю из пассажирской двери, и Майлс тут же хватает меня за руку, будто я пациент, только что перенесший операцию по увеличению груди. Я выдергиваю руку из его ладони.

— Я могу идти сама, Майлс. Я уже чувствую себя лучше. Свежий воздух очень помог.

Он кивает и почтительно уступает мне место, захлопывая за мной дверь.

— Почему бы тебе не занять столик на террасе, а я пойду закажу нам пиццу. Какие-нибудь возражения против начинки?

— Никакого лука, — серьезно заявляю я. — Он отвратителен, и ему не место в пицце.

— А как насчет красного лука?

Я сужаю глаза. Он поднимает руки вверх и улыбается.

— Ладно, ладно, никакого лука.

Он поворачивается и поднимается по ступенькам ко входу в ресторан, перепрыгивая через две ступеньки, словно гигантский гладиатор в мире, созданном для простых смертных. Господи, он такой большой, что ступеньки у него под ногами кажутся почти крошечными. И, клянусь, с каждым разом, как я его вижу, он становится все горячее. Джинсы идеально обтягивают его зад, и, должна сказать, я никогда не думала, что армейские ботинки — это моя тема, но на Майлсе, в паре с этими поношенными джинсами, обтягивающей черной футболкой и загорелой кожей? Образ механика-байкера правда для меня работает.

Нахожу столик подальше от гитариста, напевающего в углу. Боулдер летом — рай для счастливых часов на террасе ресторана, повсюду, куда не кинь глаз, звучит живая музыка. Город буквально кишит начинающими музыкантами, ищущими аудиторию для своих выступлений.

Через несколько минут Майлс возвращается с парой бутылок воды, ведерком с охлаждающимся пивом, номером заказа и корзинкой дымящихся хлебных палочек.

Он ставит их передо мной и говорит:

— Мне пришлось убить за них одного парня.

— Надеюсь, ты не запачкал их кровью, — почти рычу я, как дикарка, хватая одну из длинных, закрученных золотистых палочек и мгновенно запихивая ее в рот. Я слишком тороплюсь, даже не удосуживаясь окунуть ее в соус маринара. – М-м-м, — стону я, закрывая глаза, когда откусываю еще, и чуть не испытываю оргазм. — Ты мой смертоносный герой.

Я запихиваю в рот еще один маслянистый кусочек, продолжая стонать в знак признательности. Покончив с хлебной палочкой, я наконец открываю глаза и вижу, что Майлс пристально смотрит на меня. Челюсть у него отвисла, а руки застыли на подлокотниках стула. Он еще не взял пива из ведерка со льдом и ничего не съел. Даже не открыл бутылку воды. Он просто... пялится.

— Господи, теперь-то что? — спрашиваю я, проводя языком по нижней губе, ловя на лету капельку чесночного масла.

— Ты ходячая, гребаная дразнилка, ты это знаешь? — говорит он, качая головой. Он хватает пиво, откручивает крышку и одним глотком выпивает половину бутылки.

— То есть? — спрашиваю я со смехом, мой рот все еще полон сдобного совершенства. — Я только что запихала себе в рот хлебную палочку, как какой-то подросток препубертатного возраста, сбежавший из лагеря для толстяков.

— Тогда запиши меня в лагерь толстяков, — отвечает он и делает еще один глоток.

Усмехаясь, оглядываю его накачанное тело, потому что не похоже, что у него есть хоть капля жира. С тоскливым вздохом тянусь за пивом, и он быстро отдергивает ведерко от моей руки.

Он строго смотрит на меня, и его сапфирово-голубые глаза превращаются в щелочки.

— Выпей всю бутылку воды, а потом сможешь выпить пива.

Я наклоняю голову и поражаю его своим испепеляющим взглядом.

— Мне двадцать семь, Майлс. Кажется, я знаю, когда можно выпить пива.

— Ну, мне уже тридцать, и если бы сегодня ты не упала в обморок мне на руки, я бы с тобой согласился. Но, пожалуйста, ради моего душевного спокойствия, не выпьешь ли ты сначала немного воды?

Он протягивает мне покрытую влагой бутылку и смягчает взгляд так, что я понимаю, он, вероятно, привык получать от женщин то, чего хочет. Наверное, он даже больший бабник, чем Дин.

Тяжело вздохнув, беру бутылку и выпиваю половину несколькими глотками, отвратительно булькая. Опускаю бутылку, и он удовлетворенно ухмыляется мне, что на самом деле делает его еще более красивым. Он достает из ведерка со льдом коричневую бутылку, откручивает крышку и протягивает мне.

— Спасибо, — щебечу я и делаю глоток, наслаждаясь вкусом алкоголя после долгого дня за написанием книги. Ну, написанием и падением в обморок.

— Что же, рассказывай, — говорит он, ставя пиво и опершись локтями о стол.

— Что рассказывать? — спрашиваю я, невинно хлопая ресницами.

— Чем ты так занята каждый день в комнате ожидания «Магазина шин», что моришь себя голодом до обморока?

Я хватаю еще одну хлебную палочку и запихиваю ее в рот, жуя с дерзкой, дразнящей ухмылкой.

— Все, что я могу сказать, это то, что я была в ударе.

Он ухмыляется в ответ. Черт, как бы я хотела, чтобы моя ухмылка выглядела хотя бы вполовину такой же сексуальной, как его сейчас.

— Ты должна сказать мне больше. — Он жестом указывает на пространство между нами. — Давай назовем это безопасным местом. Ты можешь говорить открыто, и ничего не будет использовано против тебя.

Я тяжело выдыхаю, потому что знаю, что не смогу преломить хлеб с этим парнем и не признаться ему. Поэтому рассказываю ему всю эпопею, вплоть до моего любимого кофе, розыгрышей и косых взглядов.

На самом деле он не столько смеется, сколько прикусывает нижнюю губу, чтобы вообще не реагировать. Продолжаю с восторгом объяснять об атмосфере, людях и кофе. Я даже добрых пять минут рассказываю о Бетти. Выкладываю все, что я вещала Линси и Дину, а также своим поклонникам в социальных сетях. Что «Магазин шин» похож на простенькую кофейню, которая привечает всех желающих. Ну, вернее, всех, у кого есть машина.

К тому времени, как я заканчиваю, то почти задыхаюсь.

Майлс медленно, недоверчиво качает головой.

— И ты занимаешься этим уже больше трех недель?

— Примерно. — Я пожимаю плечами.

— И ты пишешь книгу? А о чем она?

Я морщусь от этого вопроса.

— Не имеет значения. Я уже заканчиваю.

— Почему ты не хочешь сказать, о чем пишешь? — спрашивает он, и его голова дергается от моего резкого ответа.

— Потому что это отпугивает людей.

— То есть?

— Если я объясню тебе, то отвечу на твой вопрос, а я не хочу на него отвечать.

— Я не буду тебя осуждать! — спорит он, хватая пиво и делая глоток.

Я закатываю глаза.

— Будешь.

Это заставляет его недоверчиво усмехнуться.

— Я имею в виду, теперь это почти очевидно.

Я надуваю губы, и он, наконец, сдается.

— Ладно, ладно, нам не обязательно говорить о том, что ты пишешь. — Я вздыхаю с облегчением. — Хотя, скажу тебе, что я немного фанат исторического жанра, так что если ты скажешь, что пишешь следующую «Игру престолов», нам в принципе придется пожениться и жить долго и счастливо.

Это заставляет меня так сильно захихикать, что я чуть не выплевываю пиво. Нас прерывает прибытие пиццы, и так как я все еще не съела ничего содержащее белок, мы оставляем наш разговор, и сосредотачиваемся на еде. Размер кусков больше моего лица, и мы оба аккуратно складываем их пополам и вонзаем в них зубы, как голодные животные.

Даже после трех хлебных палочек я все еще достаточно голодна, чтобы съесть огромный кусок, который ничто по сравнению с тремя кусками Майлса. Он просто сложил два последних в сэндвич-пиццу. Сэндвич-пицца! Удивляюсь, куда, черт возьми, все это девается, потому что под этой обтягивающей хлопковой футболкой его тело выглядит таким рельефным.

Еще одно пиво спустя, я наконец задаю вопрос, который вертится в глубине сознания.

— Так ты кому-нибудь расскажешь?

Он приподнимает брови.

— Рассказать, что в комнате ожидания тусит горячая рыженькая, и от нее надо избавиться? Хм, я пас.

Я снова хихикаю. Черт возьми, из-за этого парня я превращаюсь в гребаную девчонку.

— Как считаешь, кто-нибудь еще догадывается обо мне?

Он качает головой.

— Нет, я спросил своего приятеля Сэма, который работает за стойкой регистрации, и он не понял, о чем я говорю.

— А он что-нибудь скажет?

— Нет, мы друзья.

Я расслабляюсь.

— Так ты, значит, механик? — спрашиваю я, понимая, что только и делаю, что рассказываю о себе.

— Ага, — отвечает он, вытирая рот и откидываясь на спинку стула, широко расставив длинные ноги, его большие ступни занимают все пространство между нашими стульями. — Я начал заниматься кузовными работами, покраской и кое-какими дизайнерскими штучками, но потом мне надоело носить экипировку, и я вернулся в школу механиков. Хорошая работа. Достойная оплата. Я непринужденно провожу время. Никакой работы по выходным.

— Знаю, — громко стону я. — Ненавижу, что вы, ребята, закрываетесь по выходным.

Он усмехается.

— Неужели ты никогда не отдыхаешь?

Я отрицательно качаю головой.

— Я трудоголик. Это книжный бизнес. Чем быстрее выпускаешь книги, тем дольше остаешься в памяти людей. Мне повезло, что моя первая книга стала бестселлером, и я не хочу терять этот импульс.

Он задумчиво кивает.

— Вот почему ты работаешь весь обед.

Я пожимаю плечами.