‒ И еще, Райнхардт…
‒ Слушаю.
‒ На судне должны остаться только истинные арийцы.
‒ Что?!
‒ Что слышали. Вы лучше знаете экипаж. Приказ однозначен. Никакой смешанной крови. Никаких помесей, 'мишлингов'. Я более чем уверен, что, по крайней мере, несколько человек здесь 'четверть-славяне', 'иудеи' или еще какая-нибудь подобная шваль. Ваша задача очистить судно ‒ и никаких разговорчиков. Что это, к примеру, за фамилия такая ‒ Бодичек?
Какой-то бес в голове Райнхардта подсказывал ему шальную мысль ответить: 'Это фамилия Бодичка, герр калю', но он сдержался.
‒ Это Sudettendeutsch ‒ судетский немец, капитан. Из Марианенбада.
‒ Без разницы. Я буду у себя. Прошу распорядиться подать мне ужин в мою каюту в девять часов.
Едва Риттер вышел за двери, Райнхардт вызвал боцмана.
‒ Двадцать человек это все, что мы можем себе позволить, ‒ сказал он. ‒ Оставьте столько, сколько сумеете. Попрошу выбрать для списания с корабля прежде всего женатых, особенно молодоженов и у кого имеются хоть какие-нибудь известные им дети. Ну и которые ни к чему не пригодны. Всех идиотов и слабаков и тех, у кого расстроены нервы. Мне потребуется боцманская команда, мотористы. В этом роскошном гробу постоянно что-то ломается. И еще артиллеристы. Также можете списать часть 'старослужащих'. Прошу принять во внимание, что в этом случае придется установить три суточных вахты вместо четырех.
‒ Будет сделано, ‒ ответил боцман, поправляя черную пилотку, которая сидела на его огромной лысине словно игрушечная. ‒ Спишем Хоудини, Глухокшыкача с Химмерихом. И Уттер недавно женился, и…
‒ Подготовьте список и отпускные документы. Меня сейчас не интересуют фамилии. Я же не собираюсь с каждым прощаться персонально.
После этого Райнхардт возвратился на центральны й пост, но вскоре понял, что делать ему там решительно нечего. Рулевой держал курс, акустик идентифицировал шумы; время от времени то тут, то там обнаруживались корабли, но всякий раз слишком далеко.
‒ 'Асдиков', господин оберлейтенант, можно не опасаться, ‒ успокоил старший рулевой. ‒ Они могут пеленговать цели со скоростью до двенадцати узлов, а мы идем сейчас на четырнадцати. Слишком быстро для них движемся. Целых четырнадцать узлов. Если задумают гнаться за нами, то потеряют пеленг. Шнорхель на радаре им тоже не отследить ‒ слишком высокая волна. В случае чего, у нас есть шанс проверить, как действует та лабуда, которая якобы поглощает ультразвуки, а также радар и все прочее. Наша малышка, однако, совсем не дурно идет. Вы отдыхайте, господин первый офицер. Со вчерашнего ведь на ногах. Если что ‒ разбудим.
Райнхардт почесал голову и решил в самом деле спуститься к себе в каюту. Но для успокоения совести он сперва отправился еще раз взглянуть, что делается в машинном отделении.
Потом поужинал, несмотря на отсутствие аппетита. Через силу заставил себя проглотить хлеб с твердокопченой колбасой и сардинами, но мысли его при этом были где-то далеко. Мучили нехорошие предчувствия. Пассажиры, груз, шифрограмма с тройной секретностью…
Господи, что они задумали? Рейд в Америку? С грузом шпионов или диверсантов?
Вряд ли речь идет о старой навязчивой идее похода к американскому побережью для потопления судов противника в его собственных гаванях. Иначе бы нам не приказали отпустить торпедистов. Значит, все-таки шпионская операция.
Почему бы нет?
И это лучше, чем самоубийственные атаки на конвои. 'Обнаружить и потопить! Только вперед! Как Блюхер под Кацбахом!'. Нет, вздор! В любом случае, наша карта бита. Чиф был прав. Конец игры. Каждый, у кого есть хоть капля разума в голове, ясно понимает это. Когда мы начинаем проигрывать, следует встать из-за стола. А это означает потерю Африки, Италии, Нормандии, России, Греции, Польши… Не успеешь оглянуться, как будем сражаться за станции подземки в Берлине. Это очевидно каждому, только не этим идиотам. А наша охота за конвоями? Атакуя конвои, Райнхардт в последнее время чувствовал себя моськой, тявкающей на поезд, а не грозным 'волком Антлантики'.
С такими мыслями он дошел до своей каютки и свалился в койку.
* * *
Райнхардт не имел представления, что именно его разбудило. Звук воздуха продуваемых баластных цистерн? Топот ног? Или шум волн, разбивающихся о металлическую обшивку рубки?
Стрелою сорвался с койки.
‒ Докладывайте! Что случилось?
‒ Немного прояснилось, буквально только что. Есть возможность определить координаты по звездам, господин первый офицер. Второй вахтенный офицер отправился с секстантом на мостик. Сейчас узнаем наше местоположение.
Райхардт помассировал онемевшие щеки и веки ‒ с такой силой, словно желая вдавить их внутрь глазниц.
Пока не ложился, было как-то легче. После трехчасового сна ощущал себя совсем расклеившимся.
Райнхардт надел толстые вязаные носки, затем ‒ сапоги, нащупал висящую на переборке тяжелую кожаную куртку с меховым подкладом, натянул на голову шерстяную шапку и поковылял в центральный пост.
‒ Вы один на мостик?
‒ Да!
Только успел ступить на нижнюю ступеньку трапа, началось неожиданное.
Сперва ‒ возглас оператора радиолокатора:
‒ Самолет! Близко! Курс двести! Восемь миль!
И тут же крик: 'Боевая тревога!'. Второй вахтенный офицер съехал по поручням трапа прямо на голову Райнхардта, а вслед за ним за ним ‒ маат из центрального поста. Звук сирены слился с криком Райнхардта, все еще стоящего на четвереньках на палубе центрального поста:
‒ Срочное погружение!
Маат уже висел на рукоятке люка, запирая его в тот момент, когда поток воды водопадом хлынул внутрь лодки.
‒ Полный вперед! Рулевой ‒ резко вправо! Руль двести! Все на нос! ‒ ревел Райнхардт.
Судно начало погружение с отчетливым носовым креном. Сам собой отворился какой-то шкафчик, что-то вывалилось оттуда и с грохотом покатилось по палубе. В помещении офицерской столовой с лязгом рассыпалась какая-то посуда. Субмарина XXI серии обладала способностью срочно погружаться в течение восьми секунд.
Было слышно как шипит воздух, выдавливаемый из балластных цистерн, как скрипит и стонет корпус и надсадно ревут электродвигатели. Корабль резко завалился на борт, выполняя самый крутой из возможных поворотов. Прямо под приближающийся самолет. Так безопаснее. Максимально сократить дистанцию.
Пусть он сбрасывает скорость, пусть совершает разворот, пусть его вынесет из района атаки.
‒ Вышли две! ‒ сообщил акустик торжественным мрачным тоном. Все инстинктивно присели, втягивая головы в плечи. Райнхардт лишь крепче вцепился в перила.
Наступила тишина.
Зажмурив веки, каждый отчетливо представлял себе эти две торпеды. Словно бы у всех прорезался вдруг третий глаз. Два блестящих длинных округлых цилиндра, входящие все глубже и глубже в чернильно-черную воду, оставляющие за собой хвосты из фосфорицирующих пузырьков воздуха. А потом превращающиеся в маленькие призрачные подобия солнц, разрывающие бездну колоссальными пузырями обратившейся в газ воды.
Первый взрыв грянул внезапно, будто удар топором. Ужасный грохот, свет замигал, кто-то закричал в темноте.
‒ Прекратить панику! ‒ возмущенно рявкнул Райнхардт. ‒ Ничего не случилось! Полный промах!
‒ Протечка ниже аварийной газовыхлопной шахты!
Очередной взрыв. По субмарине прокатилась волна вибрации, затем ее ощутимо сотрясло, послышался грохот, с которым подбросило решетки палубного настила. Погас свет.
‒ Вода в машинном отделении!
‒ Без истерики! Что вы, в самом деле!
Тут же зажегся голубой аварийный свет.
‒ Ну то-то же, ‒ спокойно сказал Райнхардт. ‒ А визгу было… Удар пришелся в пенный след лодки. По наименьшей линии сопротивления. Погружение на сто восемьдесят. Курс сто двадцать. Господин Вихтельман, почему артиллерийского расчета не оказалось у эрликонов? Мы могли бы сбить эту сволочь.
‒ Я приказал вынырнуть только на минуту, герр оберлейтенант, ‒ объяснил второй помощник. ‒ Только для того, чтобы взять пеленги.
‒ Хватило и этого, ‒ констатировал Райнхардт. ‒ Дожили, нельзя уже и морды высунуть наружу в этом море. Просто невероятно какое дерьмо. По крайней мере, взяли вы эти пеленги?
‒ Да.
‒ Остаемся под водой еще полчаса. Затем возвращаемся на перископную глубину и запускаем дизели.
‒ Но каким чудом он сумел обнаружить нас ночью? Ведь он не мог нас увидеть! ‒ глупо рассуждал кто-то в помещении унтер-офицерского состава.
‒ Салага! У них давно радары в самолетах! Не представляю, как можно быть таким бараном! Загляни себе в задницу ‒ не там ли твоя голова!
‒ Райнхардт, что тут у нас происходит? Я жду доклада. ‒ Риттер отворил двери и мужественно объявился на 'поле боя'. Тотчас загудели предохранители и вновь вспыхнул яркий свет.
Первый вахтенный офицер тяжело вздохнул.
* * *
Точки планируемого рандеву достигли на следующие сутки около часа ночи. Райнхардт распорядился остановить машины и лечь в дрейф. Море в перископе казалось совершенно пустым. Случайный квадрат северной Атлантики, обозначенный на морских картах четырехзначным кодом.
Ничего здесь не было. Ни судна обеспечения, ни Royal Navy, ни даже чаек.
‒ Чиф, что у нас с горючим?
‒ Плохо. До дома определенно не хватит.
‒ Радиопеленгаторщик, что у вас?
‒ Ничего, господин первый офицер.
‒ Акустик?
‒ Ничего.
‒ Будем ждать, ‒ объявил Райнхардт. Крепко взялся за поворотные рукоятки перископа и оперся головой о его трубу. ‒ Кок, приготовьте кофе!
‒ Будут здесь, непременно, ‒ объявил капитан металлическим голосом. ‒ А вас попрошу не сеять пораженческих настроений!
* * *
Спустя два часа Райнхардт распорядился всплыть на поверхность и тщательно обшарить круговыми маршрутами весь сектор. Сам также поднялся на мостик и приказал дать ему сигнальную лампу Олдисса.