‒ Все для победы, герр оберлейтенант. Победа стоит любых жертв.

Райнхардт позволил себе немного расслабиться. Всего один час на дегустацию пива, коньяка, гуся, запеченого с капустой, рулета и печеночных паштетов. Там ‒ внизу так и так быстрее не справятся.

‒ Прошу отведать колбасок, господин первый офицер. Настоящий немецкий 'вурст'! Ничего подобного вы и в Германии теперь не сыщите. Это рецепт моего кока, родом из Богемии, из Бергрейхенштейна!

‒ Предлагаю тост: за победу!

‒ Пожалуй, пора заканчивать с чревоугодием, ‒ подумал Райнхардт, спустя некоторое время. Решил потихоньку улизнуть из-за стола и возвратиться на корабль. Там одновременно шла погрузка провианта и боеприпасов, срочно исправлялись наиболее существенные поломки и повреждения, двадцать человек из носового жилого отсека в спешке упаковывали свои вещмешки. Настоящее стихийное бедствие.

На полпути к выходу из кают-компании его настиг Висман, с ходу ухватившийся за его пуговицу. Райнхардт терпеть не мог подобных типов с шаловливыми ручонками. Едва удержался, чтобы не звездануть ему прямо в крокодилью пасть.

‒ Вы выполнили приказ?

‒ Что вы имеете в виду?

‒ В команде не должно быть расового нечистого элемента. До третьего поколения… Только чистокровные арийцы. Это архиважно. ‒ Среди общего шумного веселья его заплетающаяся речь прозвучала не слишком убедительно.

‒ Я сократил экипаж до минимума, согласно приказу, ‒ отчетливо проговорил каждое слово Райнхардт.

‒ Да… Сократить до минимума. Чтоб никакой помеси. Только арийцы. Настоящие. Как называется ваш корабль?

‒ У него нет названия, как такового. Это субмарина. U-966. Позывной ‒ ULF.

‒ Ах, Ульф! Ульф, то есть по-древнегермански 'волк'! Замечательно! Господа, я предлагаю выпить за успешное поход подводного корабля 'Ульф', который принесет нам всем долгожданную победу! За успех операции Gotterdammerung! (Gotterdammerung ‒ буквально: 'гибель богов', то же самое, что древнескандинавское 'рагнарок', катастрофический конец света в древнегерманской мифологии ‒ Примечание переводчика). Хайль Гитлер!

Все встали, кто-то сунул в руку остолбеневшему Райнхардту рюмку коньяка.

‒ И это то, что в абвере именуется высшей категорией секретности? ‒ с раздражением мысленно констатировал он. ‒ Все бессмысленно. Сдамся… Сдамся первому встречному эсминцу и отправлюсь в Канаду корчевать лес. Старик пусть удавится… Эту войну развязали и ведут кретины. Напрасно потерянные годы. Дамы и господа, я спешу вам сообщить, что нас всех поимели.

Райнхардт в поисках Риттера возратился к столу и застал его беседующим с певицей и Фордингером.

‒ Умираю от зависти, ‒ говорил Риттер. ‒ Увидеть собственными глазами фюрера для меня самая заветная мечта.

‒ Ах, бросьте, господин капитан, ‒ кокетливо отвечала оперная дива. ‒ Когда мы вернемся, я более чем уверена, что он пожелает лично принять вас. Вы даже не представляете, какое значение имеет наша операция. Мы…

‒ Покорнейше извиняюсь, госпожа, ‒ прервал ее речь Райнхардт. ‒ Господин капитан. Прошу вашего разрешения вернуться на корабль. Мне необходимо лично проконтролировать выполнение ремонтных и погрузочных работ и подготовить субмарину к выходу в море.

‒ Что? Ах, да… Конечно, Райнхардт. Вы правы. Необходимо все подготовить. Разрешаю.

‒ Вы уже покидаете нас, герр оберлейтенант?

‒ Увы. От всей души советую и вам приготовиться к отплытию и взойти на палубу не позднее, чем через два часа.

* * *

Старший механик напоминал тень отца Гамлета. С засученными рукавами, руками по локоть испачканными в машинном масле, пятна которого оказались даже на его русой бороде, со слипшимися от пота волосами, он сидел под кожухом дизеля и утомленно вытирал ладони ветошью.

‒ Аккумуляторные батареи и электростанция в порядке, ‒ сообщил он Райнхардту усталым голосом. Где-то за его спиной механики собирали инструмент и обрывки кабеля, с грохотом укладывали на место блестящие решетки гретингов. ‒ Клапаны шнорхелей и силовые установки исправны, негерметичности в газовыхлопной шахте за водомером устранены, оба опреснителя работают нормально, подшипники вала установлены, уплотнительные кольца заменены, повреждение корпуса над балластной цистерной заварено. Можем отправляться. Остались кое-какие мелочи, но это мы можем спокойно подлатать в дороге. Горючее заправлено во все емкости. Как там дела наверху?

‒ Благодарю за службу! ‒ Райхардт протянул ему бутылку пива. Главный механик принял ее с благодарностью и одним движением распечатал о головку винта на кожухе дизеля. Пиво хлынуло из горлышка как шампанское. Пробка, словно выстреленная, улетела куда-то, рикошетя и брякая. Механик встал, нашел на полу кусочек жести и швырнул его в ведро с отработанным маслом. Пил залпом, обмочив пеной бороду, видно было только как без устали движется взад-вперед его костлявый кадык.

‒ Два кретина, по-моему, из абвера, четыре племенных быка арийской породы ‒ прямо с сельскохозяйственной выставки и, вдобавок, оперная певичка. Все это мы должны доставить в океан. Не знаю куда, не знаю зачем. Надеюсь, речь идет о том, чтобы всех их где-нибудь утопить.

‒ Певичка? ‒ с изумлением спросил главный механик.

‒ Оперная, ‒ с горечью в голосе подтвердил Райнхардт. ‒ Два метра ростом, искусственная блондинка, безносая, глаза коровьи и титьки, как два бакена. Глупа, как баварские подштанники. Шеф в восхищении.

‒ Жизнь становится все интереснее.

* * *

В центральном отсеке началась толчея. Длинная цепочка матросов с мешками в руках тянулась к выходу ‒ в то время как в обратном направлении все еще заносили ящики консервов и копченых колбас. Возле радиопеленгатора распахнутые недра электрошкафов демонстрировали пугающую путаницу проводов, в которых копались измученные электрики.

Райнхардт старался не мешать. Сидел в офицерской столовой, отхлебывая из бутылки яблочный сок, и ожидал когда хаос преобразуется в нечто более осмысленное.

‒ У нас теперь торпеды во всех торпедных аппаратах, но никакого запаса, ‒ докладывал обстановку второй офицер.

Отпил глоток презентованного ему пива и довольно причмокнул.

‒ Боеприпасов для зениток не брали совсем ‒ без того полный комплект. Два носовых отсека свободные, а поскольку запасных торпед нет ‒ и нет нужды с ними возиться, нам проще. Установленные в аппаратах можем выстреливать электропуском. Из команды списано семнадцать человек. Вводим трехсменную суточную вахту ‒ и будь, что будет. Если не придется предпринимать нормальных торпедных атак, то я, в принципе, никаких особых проблем не вижу.

Списанные матросы из центрального поста, наконец, поднялись на палубу, а затем перебрались на 'Оксфольт' по сброшенной им с борта сетке.

Тотчас за этим наверху раздались крики:

‒ Не забывайте писать, чертовы счастливчики! А ты вдуй своей старушке разок и за меня тоже! Держите там койки в боевой готовности к моему возвращению! Пламенный привет холодным норвежкам! Разогрейте их как следует!

‒ Счастливчики, ‒ проворчал второй офицер.

‒ Кабы так… Холодно, поганый хавчик, налеты. Сам уже не знаю где хуже. Вы видели, какой нам выдали провиант? Свежие сыры, фрукты, колбаса, консервы…

‒ Я видел даже русскую икру, паштеты и лосося в банках. Откуда только это выкопали?

‒ Ну это, скорее всего, для пассажиров. Можете не рассчитывать, что мы увидим подобные вещи в своей столовой.

На мостике послышались шаги и женский смех.

‒ Какой он крошечный! Совсем маленький!

‒ Это она о корабле? ‒ поинтересовался кто-то в унтер-офицерской столовой ‒ скорее всего, Фангхорст.

‒ Нет! О твоей елде!

‒ Ох, да заткнешься ты когда-нибудь, старый боров! Просто невозможно ни с кем здесь разговаривать!

Райнхардт вздохнул и отхлебнул сока.

Наверху вновь послышался писклявый смех, а потом возглас: 'Нарекаю тебя..! Нарекаю тебя 'Нибелунгом'! И вслед за этим звук бьющегося о борт стекла. Второй офицер инстинктивно содрогнулся.

‒ Что это было?

‒ Бутылка от шампанского, я думаю. Стало быть, ужин плавно подошел к концу.

Очередной звук, который раздался наверху, в первое мгновение вызвал ассоциацию с сиреной 'Боевой тревоги'.

Акустик, перед этим уныло сидевший на своем посту, молниеносно вскочил с кресла, срывая с головы наушники.

‒ А это что за хрень?!

‒ Ария. Если не ошибаюсь, 'Кольцо Нибелунгов' Вагнера.

Второй офицер снял с головы пилотку, бросил ее на стол и начал массировать пальцами лицо.

‒ Да что тут происходит? Во что такое мы вляпались?

Люк в центральный отсек со скрипом отворился, после чего в нем показалась миниатюрная нога, обтянутая шелковым чулком со швом на внешней стороне, обутая в туфельку, а следом ‒ пола меховой шубы. Потом раздался смех.

‒ Как же здесь тесно! Осторожно, а то я сломаю каблук! Ау! Да тут здесь все железное!

В то время как мадам Левенганг копошилась на трапе, все до единого присутствующие на центральном посту безмолвно смотрели вверх. Даже акустик развернулся в своем кресле. Певица, укутанная в длинную меховую шубу, сошла, наконец, на горизонтальную поверхность и недовольно морщила нос, словно рассерженный пекинез.

‒ Фу! Какой ужас! Здесь необходимо срочно проветрить! И мой чемодан сюда не вмещается! Кто-нибудь, внесите мой чемодан!

В самом деле, не только у ее обитого кожей и стянутого ремнями чемодана, но и у четырех огромных сундуков, похожих на ящики с боеприпасами, не было никакого шанса шансов поместиться в узком отверстии люка.

Райнхардт вышел на мостик и окинул оценивающим взглядом груду багажа.

‒ Тащите все это к грузовому люку торпедного отсека! И поживее, салаги!

‒ Осторожно!

‒ С этого дня я займусь вашим воспитанием, мальчики! ‒ донесся снизу голос певицы. ‒ Теперь вы будете обедать с цветами на столах!