Воровка

(рассказ)

Шел второй год после войны. Училась я тогда в первом классе женской школы. В то время все жили бедно, но ученицы ходили в школу в форме: темные платья, сшитые из дешевых тканей или переделанные из маминых нарядов, с белыми воротниками и манжетами. Поверх форменного платья надевались сатиновые черные фартуки. Без формы, в сереньком выцветшем платье, ходила только Соня. Учительница наша Екатерина Ивановна будто не замечала этого. Портфели, с которыми мы ходили в школу, были с карманчиками, куда родители клали нам нехитрый завтрак: кусочек хлеба, сухари или что-нибудь из овощей. На перемене после второго урока мы доставали свои запасы и торопились их съесть. Самые вкусные завтраки были у Милы. Нередко она приносила в класс яблоки, обтирала их чистеньким платочком и, не торопясь, съедала всем на зависть. С каким-то злорадством смотрела она на бедную Соню, которая ничего не приносила из дома и смотрела на неё голодными глазами. Однажды Мила принесла большой кусок белого хлеба с маслом и не смогла одолеть его за перемену. И когда прозвенел звонок, сунула недоеденный кусок в парту. На одной из перемен она вдруг обнаружила, что хлеб исчез. Красная от возмущения, Мила тут же набросилась на Соню, стоявшую у окна.

— Это ты своровала мой хлеб? Говори! Ты украла? Воровка! — кричала она на весь класс. Мы тут же обступили их и тоже вместе с Милой стали стыдить Соню, которая вся съёжилась, как от холода, и дрожала.

— Бессовестная … воровка. Мы всё расскажем учительнице. Будет тебе от Екатерины Ивановны.

Не знаю почему, но мне и всем девочкам хотелось, чтобы Соне попало. Какое-то злое любопытство раздирало нас, как поступит наша учительница.

— Это она съела. Кроме неё некому … голодная, — продолжала наступать Мила, тыкая плачущую Соню пальцем в грудь.

Мы так возмущались, что не слышали, как в класс вошла Екатерина Ивановна. Она усадила нас и строго спросила: «В чём дело? Почему вы так все кричите?»

Нетерпеливо потрясая рукой, из-за парты выскочила Мила: «Соня у меня хлеб своровала».

— Ты видела? — спросила учительница.

— Нет, — замялась Мила, — она завтраки не носит…

— Если не видела, не имеешь права обвинять человека в воровстве, — оборвала её Екатерина Ивановна.

— Соня, подойди, пожалуйста, ко мне, — позвала она ученицу.

Сжавшись, как от боли, понурив голову, девочка приблизилась к учительнице.

— Скажи нам, Соня, ты съела чужой хлеб? — спросила Екатерина Ивановна, слегка прижав её к себе.

— Она, она, — закричали мы с места.

— А вот вас-то я и не спрашиваю, — резко одёрнула она нас.

— Ты, наверно, кушать хотела?

Воровка кивнула головой и заплакала, всхлипывая и содрогаясь всем телом.

— Успокойся, Соня, — сказала Екатерина Ивановна, — Я понимаю, что тебе очень хотелось есть, но чужое брать без спросу нельзя. Не будешь больше так делать?

Девочка отрицательно покачала головой, утирая рукавом мокрый нос.

— Надо было попросить, — продолжала учительница, — очень жаль, что в классе не нашлось ни одного человека, который бы тебя угостил.

Она укоризненно посмотрела на Милу, на всех нас. Но мне казалось, что она смотрит только на меня. Было очень стыдно за себя и за девочек. Покрасневшая от смущения, Мила виновато промямлила: «Попросила, я бы дала ей».

Екатерина Ивановна достала из сумки сухарик и протянула его Соне. И та, поблагодарив, сунула его в карман.

— Почему ты не ешь? — удивилась она.

— Я для сестренки … маленькая дома у нас.

— Ешь, для неё я дам ещё.

И тут всем стало жалко Соню и её маленькую сестрёнку. Девочки стали доставать из кармашков остатки своих запасов и совать в руки Соне.

— Бери, бери, мне не жалко.

И каждой хотелось, чтобы её заметила учительница. Мне было очень жаль, что в моём кармашке ничего не осталось. Но когда мы уходили из школы, я подошла к Соне и сказала:

— Я буду приносить тебе хлеб каждый день.