Глава 10

Коул

Глаза щипало от пота. Ноги и спина болели. Мое тело было накачано чистым адреналином.

Это был четвертый гол с тремя оставшимися секундами. Мы удерживали лидерство, но только на четыре очка.

Нападающие «Гейнсвиллских Кугуаров» выстроились в шеренгу, чтобы сделать свой последний удар. Им нужен был тачдаун для победы.

Я никогда не позволю этому случиться.

Я жил ради этого момента. Напряжения. Рева толпы, аплодирующей своей команде. Я всегда лучше играл спиной к стене – или, как в данном случае, к линии ворот.

Я занял позицию, мой взгляд был прикован к квотербеку, находящемуся в центре.

Его взгляд скользнул по мне. Дважды. Проверка на внезапность. Это приближалось. Он рявкнул, чтобы увести меня в офсайд, но потребовалось больше, чем дешевый трюк, чтобы уничтожить меня. Но секунды на часах тикали, и никакие крики не спасут его.

Я бы уничтожу его полностью и бесповоротно.

Мяч вошел в игру.

Я правильно рассчитал время и помчался со всех ног, пропахав линию прежде, чем нападение было готово. Я сражался с защитником, слишком медлительным, слишком уставшим, чтобы победить меня. Он держал меня, но я вывернулся из его рук и вырвался на свободу.

Квотербек увидел меня, но было слишком поздно. Он попятился, чтобы бросить, но не успел. Он запаниковал и развернулся, но не стал никуда карабкаться.

Я нырнул, прежде чем он определился с направлением, обхватил его руками и швырнул в траву. Мяч выскочил. Один из моих товарищей по команде поднял мяч и упал на поле.

Раздались свистки. Игрок лежал, и игра была окончена.

Или она должна была закончиться.

У меня не было возможности отпраздновать. Квотербек уперся своими толстыми руками в мою маску и дернул, чуть не оторвав мне голову.

Я ничего не слышал из-за рева крови в ушах. Я моргнул, но раскаленная добела ярость ослепила меня во всем, кроме чистого самосохранения. Я блокировал его руки, пока он не сломал мне шею. К сожалению, мое предплечье задело его шлем.

Толпа зааплодировала.

Дерьмо.

Желтый флаг упал рядом со мной.

Боже. Судьи думали, что задеть шлем – это пенальти? Если бы им нужна была причина, чтобы выбросить флаг, я бы дал им кровавый.

Мои товарищи по команде оттащили меня от ублюдка, прежде чем я взревел и разорвал его на части. Мудак ухмыльнулся мне, когда судьи собрались, чтобы принять решение.

– Излишняя грубость в обороне, номер девяносто два.

Я закричал, но моя команда вынудила меня отойти в сторону. Дерьмовый пенальти. Я был единственным, кто получил удар. Я пытался защитить себя!

– Раздевалка! – рявкнул тренер Скотт в его гарнитуру. – Убирайся с поля, пока тебя не выкинули с него!

Не то чтобы это имело значение. Наказание было назначено по истечении времени. Из-за меня нападение получило еще один шанс. Я не смотрел игру.

Стадион взорвался неистовыми криками, когда «Гейнсвиллские Кугуары» забили свой победный тачдаун.

Я направился в раздевалку, ругаясь, когда болельщик швырнул свое пиво мне в голову с трибун.

И тренерский штаб сказал мне успокоиться.

Какого черта я должен делать? Считать удары сердца? Повторять расслабляющее слово? У меня была пинта дешевого пива, капающая на мое лицо, и дерьмовое решение, обвиняющее меня, приведшее к нашему поражению.

Ничто не могло ослабить эту ярость.

Тим Морган был первым в раздевалке. Он усмехнулся, сбросив шлем и перчатки в тележку для белья.

– У тебя была одна задача, – сказал он. – Мы должны приобрести для тебя намордник?

Он не хотел со мной связываться.

– Держись от меня подальше, Тим.

– Я могу забрасывать гребаные тачдауны весь день, но мне необходимо контролировать дерьмовую защиту, чтобы получить победу для этой команды!

Наш нападающий, Джавон, встал между нами. Он указал мне на душ.

– Тим, заткнись нахуй. Коул, залезай в воду, – сказал он. – Игра окончена. Ничего нельзя с этим поделать. Отпусти ситуацию.

Легче сказать, чем сделать. У нас был только час, чтобы принять душ и провести интервью. Я отказался от каждого и был первым человеком в автобусе, направляющемся обратно в аэропорт.

Я надел наушники и включил чистый стационарный шум — просто бессмысленный чистый шум. Обычно это заставляло замолчать всех и вся и позволяло мне существовать без этой постоянной эмоциональной бомбардировки.

Не сегодня.

Каждая яма на дороге, каждое ругательство, каждый момент угрюмого молчания команды были разочарованием, которое душило меня в ослепительном гневе. Вместо этого я слушал радио, надеясь найти что-нибудь, что отвлечет меня.

Вместо этого Эйнсли Рупорт разливался по спортивному радио, как маленькая канарейка, которой он был. Поворот событий сегодня вечером взволновал его, как будто пропущенный гол был единственным доказательством того, что ему нужно было убедить Лигу в моем исключении.

– Хоторн постоянно принимает страшные решения. Это не первый его штраф из-за ненужной грубости и не последний, – хриплый голос Эйнсли вызвал у меня отвращение, как от собравшейся слюны, слишком толстой и теплой, чтобы проглотить. – Лиге лучше разобраться с его поведением в ближайшее время, а «Монархам» нужно найти надежную замену. Исход слишком многих игр решает характер Хоторна…

Я не понимал, как крепко сжимаю телефон. Футляр отлетел от экрана, и звук оборвался. Сломался.

Трахни меня.

Нам потребовалось два часа, чтобы добраться до аэропорта и сесть в самолет, и еще два с половиной часа полета, прежде чем мы добрались до дома. Этого времени должно было хватить, чтобы снизить мое подскочившее давление. Вместо этого, я стал чувствовать себя хуже, чем когда-либо.

Мне хотелось выпить виски, поесть и поспать. Не то, чтобы это успокаивало. Мое тело слишком болело от игры, и я не мог сосредоточиться ни на чем, кроме нескольких ошибок, которые я сделал на поле. Это будет тяжелая ночь.

Тем более что на этот раз... я возвращался не в пустой особняк.

Пригласить Пайпер остановиться у меня было чертовски глупой идеей, но это была моя вина, что ее уволили. Я не стал извиняться – я принял меры. Я обещал ей, что все исправлю, и я это сделал. Новая работа. Новый дом. Грузчики привезли большую часть ее дерьма, но она хотела сначала поставить защиту для детей, прежде чем переехать. Я оставил ее разбираться с этим. Она написала мне в субботу вечером и сказала, что все готово.

И она отправила смайлик с подмигивающим лицом.

Я понятия не имел, что это значит, но, вероятно, мне следовало спать в машине, особенно после того, как эта чертова игра отравила мой разум.

Я направился в дом. Сделал пять шагов, прежде чем столкнулся с ограждением высотой по бедро. Оно поддалось быстрее меня и рухнуло на землю, но я запутался в деревянной раме и пластиковой сетке. Я споткнулся, ударился об пол, случайно воткнув ограждение в каждое больное место на моем теле.

– Какого хрена?

Я отшвырнул от себя закрепленное пластиковое ограждение и снова выругался, когда оно прищемило мне палец прямо над ногтем. Чтобы разбудить во мне ублюдка, достаточно было удара деревом.

Я столкнулся с детской калиткой. Это имело смысл. Но как, черт возьми, я должен был ее вернуть на место?

Я прислонил ее к лестнице. Проклятая штука была растянута или что-то в этом роде – слишком свободной, чтобы поместиться на лестнице, когда я сжимал ее, слишком большой, чтобы стоять на месте. Я хотел было проигнорировать ее, но меньше всего мне хотелось, чтобы ребенок использовал его в качестве саней в гараже.

– Какого черта…

Я включил свет. Было ли все вверх ногами? Господи Иисусе, я слишком устал, чтобы понять это.

Нахуй.

Я опустил калитку в коридоре, оставив глубокую царапину на гипсокартоне. Грохот эхом разнесся по дому, пластик застонал, но не сдвинулся с места. Ничто не уберет его из этого проклятого коридора. Я проигнорировал четырехдюймовую щель над полом. Ворота вот-вот должны были открыться, и я больше не возился с ними. Если только ребенок Пайпер не был наполовину осьминогом, она не протиснется через отверстие.

Я споткнулся о вторую калитку у входа на кухню. Господи, мы держим внутри Роуз или проклятого велоцираптора снаружи?

Ворота стояли вертикально. Я бросил сумку у кухонного стола и направился к холодильнику. Мне нужно было выпить чего-нибудь покрепче, что-то, что я держал здесь, но мои ноги слишком болели от игры и установки Алькатраса Пайпер, чтобы добраться до бара в подвале.

Я потянул за дверцу холодильника.

Ничего. Дверь заклинило.

Я дернул еще раз.

Дверь не шелохнулась, но весь чертов холодильник задрожал, закачался и чуть не перевернулся на меня. Я чуть было не закричал и собрался с духом, чтобы поймать холодильник, прежде чем он опрокинется. Я поставил его на место, когда мое сердце почти вырвалось из груди.

Что, черт возьми, здесь происходит?

Какой-то чертов вуду запер дверь моего холодильника, и она практически оторвалась, когда я попытался открыть ее.

К раме был прикреплен замок. Это должно было удержать ребенка? Конечно, это помешало бы малышке Роуз открыть дверь и попасть в жаркое на ужин, но кого, черт возьми, они защищали, когда превратили прибор в какую-то хитрую ловушку для койотов?

Отлично. Ребенок был в безопасности, но полузащитник был практически расплющен. Дом не был защищен от детей. Он был заминирован.

Это хитрая, расчетливая женщина.

Я знал, что Пайпер приняла приглашение слишком легко. Она была достаточно раздражена тем, что ее уволили. Это была ее месть. Спонтанные ловушки расставлены вокруг дома, чтобы доставить мне неудобства. Ворота в коридоре. Замки на холодильнике. Я, наверное, найду медвежий капкан в своей постели.

Хорошо. Мне не нужно было пиво. Вместо этого я направился к шкафу, где стояли мои чашки.

Я потянул дверь.

Ничего.

– Ты издеваешься надо мной.

Как, черт возьми, ей удалось запечатать все мои шкафы? Я прошел вдоль ряда шкафов, дергая за дверки, днища, даже маленькие ящики над плитой.