— Кроме надирания задниц на ринге, — поправил Ник.

— Кроме этого, сэр.

Ник подъехал к южным воротам Котла.

Остановившись у поста охраны, он опустил стекло и показал своё удостоверение.

Охранник посмотрел на Ника в тёмных очках, потом на его машину и нахмурился. Он бросил на Ника взгляд, который примерно переводился как: «Да ты, должно быть, издеваешься, бл*дь?»

Ник пожал плечами, включив двигатель на полную мощность после того, как парень махнул ему рукой и открыл ворота безопасности, чтобы пропустить его к первому набору надёжных замков, которые стояли между главной улицей и внутренней частью самого Котла.

Ник остановился перед вторыми воротами, через которые был пропущен электрический ток, и подождал, пока охранник закроет за ним первые ворота.

Как только он это сделал, ворота перед ним осветились — красные огоньки на вершине предупреждали о том, чтобы не подходить слишком близко, пока забор по периметру начал открываться.

Он проделал это ещё два раза.

Когда открылись третьи ворота, Ник, наконец, увидел первые виды Котла.

На другой стороне уже ждали люди.

Он не стал ждать, а взревел двигателем, заставив их разбежаться и протаранив их попытки преградить ему путь. Проезжая мимо, он мельком видел лица и нахмурился, когда один из них ударил бейсбольной битой по боковой панели.

Всю оставшуюся дорогу до 10-й авеню он не убирал ногу с педали газа.

Ну, пока он не наткнулся на первую баррикаду.

Он не колебался, а резко остановил машину в длинном участке тени, которая покрывала эту часть проспекта.

Он знал, что они выбрали это место, потому что тень уменьшит видимость для большинства людей. Для Ника это всё упрощало.

Сняв тёмные очки, он вышел из машины и вытащил пистолет.

Он держал оружие так, чтобы его было хорошо видно. Сдвинувшись с места, он быстро зашагал вперёд, не скрывая своих вампирских рефлексов или походки. Он взял себе за правило подмечать тела и оружие всех людей, которых он мог учуять, устанавливая зрительный контакт там, где он мог, ища их в темноте под почти полностью разбомблённым зданием, обеспечивающим тень.

Судя по опорам, когда-то это был стальной небоскрёб.

— Уберите баррикаду! — крикнул Ник, показывая татуировку «V» на своей руке и той же рукой демонстрируя свой полицейский жетон. — Я Миднайт. Немедленно выполняйте. Или я звоню своим друзьям.

Воцарилось молчание.

Затем из развалин соседнего здания появилась группа оборванных и изголодавшихся людей, одетых в слишком большую для них одежду. Ник наблюдал, как они начали толкать в сторону грузовик, который составлял основную часть баррикады, и мышцы на их костлявых телах напряглись от усилий.

Они работали молча, не глядя на него.

В Котле им не разрешалось держать оружие.

Это, конечно, не помешало некоторым из них обзавестись оружием, но они не собирались рисковать и потерять его при нападении на Миднайта или провоцировать налёт, в результате которого многие из них были бы убиты.

Даже если копы-люди больше не приходили сюда лично, это не означало, что угрозы Ника насчёт его «друзей» были пустыми.

Ник, вампир он или нет, по-прежнему являлся частью синего братства[7].

Полиция Нью-Йорка может противиться присутствию Ника, но они быстро сомкнут ряды, если посторонние попрут против него, независимо от того, что они думают о самих вампирах или Нике как личности. Если обитатели Котла перейдут эту черту, коллеги Ника, скорее всего, в отместку запланируют настоящий рейд — перспектива, которая никогда не оборачивалась для местных жителей ничем хорошим.

Кроме того, беспилотники полиции Нью-Йорка днём и ночью патрулировали небо над Котлом. По той же причине Ник мог бы обрушить на них ад одним приказом через гарнитуру, даже если они всего лишь разозлили его.

Печальный факт состоял в том, что Ник мог действовать здесь совершенно безнаказанно.

Он мог избивать их, кормиться ими, убивать, трахать, красть их детей, трахать и убивать этих детей, хоть с разрешения, хоть без, и всем было наплевать, просто потому, что это Котёл.

Сочетание этих угроз, исходящих от Ника даже сейчас, в значительной степени гарантировало, что они отступят, независимо от того, насколько блестящей или соблазнительной была его машина.

В любом случае, они мало что могли сделать с машиной.

Разобрать её на запчасти и продать по кускам — вот и всё.

У девяноста процентов из них вообще не было возможности продать такую машину на улице, не говоря уже о том, чтобы водить её. Котёл почти полностью отрезан от внешнего мира, и чёрный рынок в основном ограничивался мелкими товарами, включая детей, ставших жертвами торговли.

Поморщившись от этой мысли, Ник забрался обратно в машину.

Опустив на глаза зеркальные очки, он запер дверь.

Через несколько секунд он завёл мотор и с рёвом помчался по уже расчищенной аллее.

После того как он расправился с первой баррикадой, размахивая пистолетом и значком, по дороге, должно быть, распространились новости о том, кто он и что он такое.

На пути по опустевшей улице он не встретил ни одного блокпоста.

Он преодолел примерно две трети территории Котла, когда его взгляд упал на что-то слева, и он ударил по тормозам.

Он и не осознавал, как быстро ехал.

Это ещё одна особенность Котла — никаких ограничений скорости.

В данном случае это означало, что его вампирские рефлексы заставили машину вильнуть и по диагонали остановиться посреди дороги.

Несколько секунд он просто сидел в салоне, глядя на улицу сквозь тонированное лобовое стекло и окно с водительской стороны.

Этого не может быть.

Этого просто не могло быть.

Его вампирские глаза смотрели сквозь тёмные очки и затемнённое защитное стекло на картину, нарисованную на остатках кирпичной стены.

Вероятно, когда-то это была часть фасада жилого дома, а может быть, даже церкви. Теперь большая часть здания исчезла, осталась только шероховатая поверхность красновато-коричневого кирпича, которая уходила в засохшие сорняки и грязь в половине квартала вверх по авеню.

Несколько стен внутри руин остались стоять, но они напоминали скорее развалины, чем функциональное современное здание.

Больше всего это место напомнило Нику то, что он мог бы увидеть во время туристической поездки в Европу, до войн видящих.

На длинном куске кирпичной стены, тянувшейся вдоль дороги, кто-то нарисовал сверхреалистичную фреску, похоже, выполненную масляной краской. Картина занимала большую часть стены, вплоть до того места, где та сужалась к дороге, обрываясь и обнажая отдельные кирпичи и молодое дерево, растущее позади неё.

Стиль картины был идентичен тому, что Ник видел в том переулке, заполненном убитыми гибридами в Бронксе.

Реалистичность была столь же обескураживающей.

Ник окинул взглядом красочную картину, снял ногу с тормоза и поехал вперёд, чтобы рассмотреть всё это, медленно продвигаясь мимо.

За исключением стиля — который был чуть ли не точно таким же, чёрт подери, и чем дольше Ник смотрел на него, тем сильнее он казался идентичным — картина имела мало общего с той, которую он видел в переулке прошлой ночью.

Кроме того, она была гораздо более неоднозначной по смыслу.

Действительно, это граничило со стилистическим парадоксом.

Подавляющее большинство людей, изображённых этими аккуратными, точными мазками кисти, бежали прочь, и в их гиперреалистичных чертах запечатлелся ужас.

Некоторые были нарисованы вблизи, крупными.

Другие были изображены в более отдалённой перспективе, убегающими прочь, что подчёркивало трёхмерный характер картины. Все они бежали, кричали, падали и спотыкались, торопясь убежать.

У некоторых на лицах виднелась кровь.

У некоторых кровь текла из ушей и уголков глаз.

Они не убегали от пушек, бомб, солдат — или беспилотников.

Они даже не убегали от вампира или любого другого монстра.

В самом центре панорамного изображения, точно в фокусе, от которого все они бежали, на покрытом травой холме стояла маленькая, безобидная на вид фигурка.

Это была маленькая девочка.

Ник уставился на неё, на яркие, серебристо-голубые, похожие на лёд глаза, которые нарисовал ей художник, иссиня-чёрные волосы с серебристыми прядями, а также серебристую асимметричную чёлку. Её маленькое тельце было одето в рваные джинсовые шорты, поношенную футболку и армейские ботинки.

На вид ей было лет одиннадцать.

Ник не видел в её изображении ничего, что обратило бы людей в бегство — не считая этих серебристо-голубых глаз.

Эти поразительные, льдисто-голубые глаза, один лишь их цвет, заставил Ника уставиться на картину.

Они могли быть нарисованы таким образом, чтобы намекать на какое-то усовершенствование — как у Джордана в участке, или у той девушки Кит, которую он встретил на сёрфинге — но Нику так не казалось.

Они походили на глаза видящих.

Они определённо выглядели как глаза видящей.

Не просто гибрида — видящей.

Глубина и свет, которые художник каким-то образом вложил в изображение лица девочки, особенно в её глаза, ещё сильнее указывали на то, что она видящая. Изображение буквально источало свет, делая её ещё более живой и такой реальной, что Ник не мог оторвать глаз от этого округлого девичьего личика.

Но видящих больше не существовало.

За последние почти сто лет на всей планете не найдено ни одного видящего.

Даже гибриды теперь исчезали, постепенно вымирая из-за суровых мер М.Р.Д. и того факта, что новые гибриды не рождались, ведь не было видящих, которые могли их родить или оплодотворить подходящих человеческих женщин.

Чёрт, не осталось даже видящих, не совместимых для размножения с человеческим родом, что уж говорить о совместимых.

Нахмурившись, Ник смерил взглядом картину.

Он знал, что ему нужно сделать.

Тем не менее, он колебался ещё несколько секунд, прежде чем сделать это.