Всё, о чём он когда-либо мечтал — даже когда не мог признаться себе, что хочет этого, и уж тем более не верил, что у него когда-нибудь будет шанс получить подобное, по крайней мере в этой жизни — они просто забрали это. Они забрали это у него. То, о чём он мечтал, о чём молился, даже в той дыре под фермой своего дяди, когда был ребёнком.

Семью. Любовь. Саму Элли, хотя он тогда ещё не знал её, ничего не помнил.

Горе жило там, но это было больше, чем просто горе.

Он чувствовал себя так, словно ему отрезали часть тела.

Боль была столь глубокой, что он едва ощущал её как нечто отдельное от себя. Ощущения и эмоции были настолько частью его самого, что он потерял способность отличать их от того, кем он был. Может быть, так всегда и было. Возможно, так было с тех пор, как он увидел, как его собственные родители были зверски убиты на той лесной поляне в горах к востоку от Памира.

— Боги, — услышал он позади себя голос Врега. Голос другого мужчины звучал сдавленно, наполненный слезами, почти молитвой. — Боги ... Ненз... guete a Hulen-ta.

Он почувствовал, как другой мужчина потянулся к нему, но Ревик почти не чувствовал его рук. Он только чувствовал, как уходит в себя. Он не знал, куда именно идёт, что это значит, но прежде чем он успел туда войти, жена вернула его обратно в комнату.

Её свет ударил по нему, заставив его голову повернуться так быстро, что никакая мысль не сопровождала это движение.

В дверях стояла Элли.

Она смотрела на то же самое изображение их троих — на её лучшую подругу детства, Касс.

На Териана, который чуть не убил её, насиловал и избивал в Вашингтоне.

Она смотрела на этих двоих, на их с Ревиком ребёнка у них на руках. Как семейный портрет, только обрамлённый органическими машинами вместо тех серо-голубых размазанных фонов в старых человеческих версиях.

Увидев глаза жены, Ревик не смог отвести взгляд.

Впервые он не подозревал — он знал.

Бл*дь, он знал, что она там.

Он видел что-то в её взгляде, что-то помимо вайров или того отрешённого выражения, которое пугало его, злило и раздражало, оставляло с извращённым чувством вины, боли и желания, когда он не мог дотянуться до неё. На этот раз, чёрт возьми, он знал. Он видел понимание в её глазах. Она знала, на что смотрит, что это значит.

Ревик всё ещё смотрел на её лицо, на странную, неестественную ясность, которую он видел в её нефритово-зелёных глазах, когда понял, что вайры исчезли с её шеи. Она сжимала их одной рукой, смяв в кулаке у бедра. Она сняла их сама.

Она никогда не делала этого раньше.

Вместо облегчения в груди Ревика вспыхнул страх, хотя он и не сразу понял, отчего именно. Отстранившись от Врега, он двинулся к ней, прежде чем хоть одна мысль проникла в этот ужас.

— Элисон, — ахнул он, качая головой. — Элли... нет. Нет.

Он сдавленно выдохнул слова, её имя, поднял руку, может быть, чтобы успокоить её, может быть, чтобы успокоить себя. Слёзы навернулись ему на глаза, шокировав его, ослепив и сбив с толку в одно и то же мгновение.

— Элли... дорогая. Возвращайся в другую комнату. Пожалуйста. Пожалуйста, не надо... — он с трудом переводил дыхание. — Не смотри на это. Пожалуйста, жена. Не смотри.

Затем из монитора раздался голос, от которого каждый волосок на шее Ревика сзади резко встал дыбом.

— Эл? — восторженно воскликнула Касс.

Ревик замер, повернув голову и уставившись на экран.

Только тогда он услышал голос Врега в гарнитуре.

— Прямо сейчас! — видящий зарычал. — ...Отследите эту чёртову штуку! Сейчас же! Она полностью обошла сервер. У него в комнате. Двусторонний сигнал…

Ревик слышал его слова, но не мог понять их смысла.

Он уставился на Касс, всё ещё протягивая руку к жене, может быть, чтобы защитить её разум, а может быть, её тело, которое было одето только в одну из его длинных рубашек на пуговицах.

Касс прищурилась с другой стороны настенного монитора, подняв свободную руку, чтобы заслонить яркий свет на своей стороне, так чтобы она могла видеть.

— Эл, это действительно ты?

Какая-то убийственная ненависть вспыхнула в Ревике, в том числе в его глазах.

— Какого хрена тебе надо? — прорычал он, глядя на неё снизу вверх. — Чего ты хочешь от нас?

Касс рассмеялась мелодичным, но каким-то надломленным смехом.

— Ну, извини, если я звоню не вовремя, здоровяк, — сказала она, и её губы растянулись в болезненно-сладкой улыбке. — Мы просто хотели спросить, не хочешь ли ты снова выйти поиграть, — её улыбка превратилась в ухмылку, как раз перед тем, как она заговорщически подмигнула Териану. — ...Я понятия не имела, что миссис так скоро встанет. Конечно, ты можешь взять её с собой.

Касс нежно покачала ребёнка на своём бедре и улыбнулась ещё шире.

— ...Прошло так много времени с тех пор, как у нас было настоящее время для девочек, наедине.

Ревик потерялся в её словах, потерялся в осознании того, что Касс сделала это с Элли, что она убила её разум и сломала её свет так беспечно, будто щёлкнула выключателем. Что теперь она может смеяться над этим, держа ребёнка Элли, как будто это ничего не значило, как будто она не смотрела, как они вырезали его дочь из утробы его жены...

Факты громоздились где-то на заднем плане, разрывая его сердце, причиняя ему такую боль, что он не мог думать об этом.

Он вспомнил Касс в той тюрьме под Кавказскими горами. Он вспомнил, как она была счастлива снова оказаться с Элли в Лондоне. Он вспомнил, как сговорился с ней, чтобы организовать предложение руки и сердца для Элли в той хижине, как она смеялась и смущала его, когда они с Чандрэ выбирали откровенное нижнее белье и чулки для того времени, когда он и Элли начнут заниматься сексом. Он вспомнил, как она в старших классах защищала Элли от этого придурка Микки, который не оставлял её в покое.

Он вспомнил её в Нью-Йорке, как она пыталась отговорить Элли от Джейдена.

Даже несмотря на всё это, его страх за Элли никуда не девался.

Что-то жило во взгляде, который он видел в этих нефритовых глазах — нечто большее, чем осознание. Он уставился на свою жену, вообще отказываясь смотреть на другую женщину.

— Элли... не надо, пожалуйста, детка, — он даже не знал, о чём её просит, но на глазах у него выступили слёзы. — Не надо, Элли. Детка, не надо, пожалуйста.

Он протянул руку, умоляя её своим светом.

— Элли... пожалуйста. Ещё не время. Пожалуйста...

— Ой, да ладно тебе, здоровяк, — уговаривала его Касс с экрана позади него. — Не будь таким занудой. Если Элли хочет играть, позволь ей!

Ревик смотрел между ними, чувствуя, как тошнота в груди усиливается. Когда его взгляд в следующий раз упал на Элли, он вздрогнул, увидев выражение её лица, с которым она уставилась на изображение на мониторе.

Он понял, что там живёт не только понимание. Он видел гнев.

Может быть, даже не гнев.

Это было слишком хладнокровным, чтобы являться злостью, или ненавистью, или даже желанием навредить.

Что бы Ревик ни увидел в глазах своей жены, это было чистое, бездонное, глубокое знание. Глядя на неё, он мог поверить, что она прекрасно понимает, что произошло за последние несколько месяцев. Она поняла, кем стала Касс. Она прекрасно понимала, как это происходит, чего хочет Касс, почему она это делает, что это значит.

Она всё понимала.

Знание, которое смотрело из этих зелёных глаз, заключало в себе всё: память, разум, печаль, мудрость, понимание, привязанность, жалость, сострадание, презрение... любовь.

Глядя в её глаза, он почти визуально видел историю между двумя женщинами. Он видел их историю как детей, как подростков, как взрослых, как видящих. Он видел, как сильно Элли любила её во всех этих воплощениях. Теперь он видел, как сильно она её любит.

Его жена смотрела на Касс и знала её до глубины души.

В горле Ревика встал ком.

— Элли... нет, — он покачал головой и поднял руку. — Нет, детка. Нет... — его слова прозвучали шёпотом, слишком тихим для всех, кроме неё.

Но было уже слишком поздно.

В радужках его жены вспыхнул свет.