Изменить стиль страницы

* * *

Элмару очнулся от очень странных ощущений, что его голова лежит на чём-то мягком и его гладят по ней, перебирая его волосы, хотя последнее, что он помнил, это удар о каменный пол. Он открыл глаза и, судя по тому, что он видел, его голова лежала на чьих-то коленях, а кроме Малэ, тут никого не было. Так что колени принадлежали именно ей. Да и вид открывался замечательный, под таким ракурсом грудь, пусть и прикрытую туникой, он ещё не рассматривал.

«Очень аппетитную грудь, должно быть, — заметил он себе, раздумывая, что же скрыто тканью и представляя себе, как он… Он вслушался в то, что она говорила, и понял, что здесь должен быть ещё кто-то, — Малэ сама с собой не разговаривала. Вот когда кошмары ей снятся, то может кричать, но я знаю, как с этим бороться, очень приятно бороться». И он представил как и как бы он вообще вылечил её, а для профилактики лечил каждую ночь, хотя и днём тоже надо бы…

— Ты понимаешь, его действия были не похожи на то, что раньше происходило, как-то странно это всё было, — вторглись в его мечты слова Малэ, продолжавшей перебирать его волосы. Он уловил в них тень сомнения, но ему было не до этого, он хотел, чтоб она не отвлекалась и продолжала перебирать его волосы, ему так понравились её прикосновения.

— Как будто в первый раз такое происходит, — заметил тот другой, — не оправдывай его. Другие точно так же себя вели, он ещё долго продержался. А кстати, у вас уже всё было, что ты можешь сравнивать? Хотя даже если это так, а ты до сих пор жива — это означает только одно, что он соединил ваши жизненные силы и жить ты будешь столько же, сколько и он. Силён, брат!

«Замолчи! Не отвлекай её! — рассердился мысленно Элмару на голос, так как рука Малэ приостановила своё движение. — Было, не было, а какое твоё дело! Если не было, то обязательно будет!» И он опять представил, как именно будет всё происходить.

— Нет, Алусиэль, тут определённо что-то странное, он меня не слышал, а зрачки сократились в точку, — продолжала настаивать она, покраснев от его намёков. А тот так и не понял, на что она ответила «нет», но, скорее всего, на последнюю часть сказанных им слов.

— Я посмотрю, — встрепенулся тот, и в поле его зрения очутился знакомый призрак, который, подлетев к нему, прикрыл глаза. Спустя какое-то время он, глупо хихикнув, начал рассуждать: — Неслабо, кто-то ему такой коктейль влил, тут и козу захочешь! А ты, Малэ, точно лучше, чем коза, ближе по физиологии… да и физиология у тебя хороша… Открыв глаза, он увидел напротив серые глаза Элмару. В них так и плескалось раздражение, готовое перелиться в действия. «О-о-й, не стоило про физиологию говорить… и коз», — подумал призрак и осторожно её позвал: — Малэ, он очнулся. Элмару попытался встать, но его мягко придержали и, печально улыбнувшись, сказали:

— Тебе пока ещё рано.

— А что произошло? — спросил ничего не понимающий Элмару.

— Ты попытался дорваться до тела Малэ. Хорошо, что у неё ноги крепкие, а пол каменный, — ответил ему Алусиэль загадкой и заржал в конце, — а ещё тебя попытались отравить, специфически, некоторые за такой дивный коктейль отдали бы всё своё состояние. Вот видишь, как много ты пропустил? И тут Элмару вспомнил всё, и ему стало так тяжело на душе — он хотел изнасиловать Малэ. Пускай он и так хотел Малэ, но желал, чтобы она сама была согласна была разделить его огонь, его желание. Он решил опять встать, но ему надавили на плечо, чтоб он спокойно лежал, и наклонились к нему, обеспокоенно глядя.

— Зрачок вроде вернулся к нормальному размеру, — сообщила Малэ Алусиэлю.

— Ну вот и всё, активная фаза закончилась, отлежится, за день слабость пройдёт, а неплохо ты его приложила, я говорю не о голове. Смотри, как бы там одна яичница его любимая с беконом не осталась, нечем ему тебя будет радовать, когда наконец-то всё закончится, — сказал он рассмеявшись и исчез. Элмару понял, про что призрак говорил, так как хоть у него тело всё болело, но к низу живота только сейчас начала возвращаться чувствительность, и там болело так, как будто туда ударили кувалдой с размаху. С отцом он вроде последнее время не дрался…

«Так это тогда Малэ меня ногами так пнула! Да и другим вряд ли чем у неё бы получилось так приложить, — подумал он, вздохнув, — конечно, я предпочёл бы целовать их и немного в другой ситуации, а не получать пинки ими. Но заслужил, я бы себя ещё потом по рёбрам попинал, чтоб точно не очнулся». Но эти его мысли снова сменились эротическими картинками, где главными героями были он и Малэ. Элмару представил её под собой, а её ноги у себя на плечах — её тонкие щиколотки, и вот он целует сначала одну, потом поворачивает голову и другую… он ощущает, как боль в его паху сменяется напряжением и желанием двигаться всё быстрей и быстрее, вторгаясь внутрь её… Тут, прерывая его эротические фантазии, его щеку обожгла пощёчина. И тогда, возвращаясь в реальность из мира фантазий, он чётко понял, что в ближайшее время это нереально, он сам виноват.

— Этот дивный коктейль, как назвал его Алусиэль, предназначен был не для меня. Уж очень я внезапно там появился. Но на мне его решили испытать. Тьма, как голова болит, Малэ, у тебя рука тяжёлая, — спустя какое-то время сказал Элмару, почти пришедший в себя после пощёчины. К нему опять наклонились, обеспокоенно глядя, а он протянул руку, осторожно обводя контур губ Малэ, горько усмехнулся, подумав: «Как много в нас всего тёмного, что мы не можем контролировать, а я считал, что смогу это сделать».

— А кому? — прошептала она, всё ещё ощущая след от прикосновения его пальца, которым он обвёл её губы.

— Скорее всего, тебе, — ответил он, сопоставив сильное нежелание отца такой невесты, как Малэ, у него, и наоборот, желание обладать ею у своего брата. Он это заметил ещё в академии, когда тот только что не сказал, что был бы не прочь, если бы брат поделился ей. У Малэ потемнели глаза и раздулись ноздри, а на открытых участках кожи начали проступать серебряные лианы. Она, кажется, знала, для чего это Армаросу надо было, и витиевато выругалась:

— Да чтоб его Хаос пожрал, а Тьма благословения лишила и Бездна домом родным стала, а ночи для него были бы кошмаром наяву, где все его желания обратились бы против него. Элмару впервые видел, как она ругается. Именно видел, а не слышал!

— Не бесись, — сказал он на это, так как увиденное ему не очень понравилось. Он чувствовал, что проявления божественной сути для Малэ, когда она была в смертной аватаре, ещё те энергетические затраты. — Он не достоин того, чтобы ты на него все силы потратила, слишком мало их у тебя, чтоб на всяких придурков тратиться.

— Понимаешь, однажды в юности мне дали попробовать нечто такое же. Только они не учли, кому дают. Я как раз тогда же научилась трансформации за короткий срок, и за теми придурками гонялась моя крылатая ипостась. Дело в том, что на трансформацию тратится энергия, а тут высвобождается она же, только сексуальная, которую куда-то надо потратить — я могла её перераспределить на трансформацию в наиболее энергоёмкую ипостась, и опять же физическая активность.

— И долго бегала? — спросил заинтересованный её словами Элмару. Или видами обнажённой Малэ, бегущей по пустыне… её тело, покрытое лёгким рисунком лиан, нисколько не скрывающих её великолепного тела на фоне тёмного песка…

— Всю ночь. А они надеялись на другой результат, — ответила она и добавила: — Так что я знакома с тем, как эта дрянь воздействует, и не сказать, что в восторге от испытанного.

— А я почему так мало времени проявлял активность? — тогда спросил он, подумав: «Уж лучше так это назвать. А все эти эротические картинки мне видятся уже волнами. Судя по всему, до этого я особо не различал грань между ними и реальностью».

— Кому мало, а кому достаточно… думаю, ты же летел, а потом обратная трансформация да и удар об пол головой с тем, что я тебя приголубила, но всё равно когда ты очнулся, ты не окружающим заинтересовался — дышать по-другому начал, рожки расти — они у тебя вообще сразу появляются, когда ты возбуждён — я не первый день знаю тебя, а вообще-то ты себя обычно лучше контролируешь. Да и сейчас время от времени что-то с тобой творится. Интересно, что же ты такое увидел, что начал мне коленки целовать с закрытыми глазами, а потом ещё вверх потянулся, явно желая ещё что-то поцеловать. Не буду говорить о твоих телодвижениях и хорошо видимом возбуждении, даже сейчас.

— К моему дыханию прислушиваешься, как романтично, — услышав про дыхание, сказал Элмару и про себя добавил: «А про коленки тебе лучше не знать, а то обидишься, и что я потом делать буду, коленки-то я и потом хотеть буду. Да что там коленки, и остальное тоже».

— Не льсти себе, я начала это делать, чтоб не попасть в подобную ситуацию с тобой. А ночью особенно хорошо всё слышно, когда рядом с ухом громко и часто дышат, и то, что ты спишь или нет, возбуждён или ещё что, я, скорее всего, это знаю, — сказала она, возвращая с небес на землю его, и добавила улыбнувшись: — Но сейчас это не так важно, потому что я тебе доверяю, даже несмотря на то, что случилось вчера вечером.

— Зато я себе как-то перестал доверять, — он печально заметил, так как после её первых слов было начавшаяся очередная волна его перевозбуждения резко отхлынула.

— Это всё та дрянь, что тебе подсыпали в вино, судя по тому, чем тебя вырвало, — сказала Малэ, пытаясь успокоить его чувство вины.

— Нет. Я и так тебя желаю, и даже без неё всё могло произойти, — Элмару приподнял голову с её коленей и, сев, развернулся к ней. Он увидел красные следы на шее и видной ему части груди в вырезе там, где целовал, и закрыл глаза, чтоб не видеть доказательства своей безумной похоти. Потом он на что-то решился и потянулся к ней, чтоб поцеловать. Малэ подалась ему навстречу, одновременно страшась и желая ощутить его губы, и тогда он обхватил её чуть выше талии и начал целовать её шею и все те следы, что остались после его поцелуев. Она было начала вырываться, боясь продолжения вечерних событий, но замерла, не чувствуя той боли, что приходила с ними недавно.