Глава 8

НАОМИ

Меня разбудил стук молотка. Я привыкла к тому, что меня будит шум от стройки, но сейчас я слышала стук всего одного молотка. А солнце, кажется, еще не взошло. Строительная бригада обычно не приходит раньше девяти.

Я начинаю одеваться и вдруг вспоминаю, как Тео ворвался вчера вечером. Это вывело меня из себя. Очень. Он ни разу не позвонил, а теперь вдруг раздражен тем, что я живу на участке, на котором я имею полное право жить? Мне нужны крепкие нервы.

Я открываю дверь и выхожу в зарю. Мои глаза плохо видят в утренних сумерках, а трава покрыта росой, от чего мои ноги слегка скользят. Я направляюсь к источнику звука.

Я вижу, что все старые столбики от забора лежат на земле, и замечаю, как Тео прибивает свежую доски к новому забору.

Неужели? Новый забор?

Я ловлю себя на том, что иду в его сторону. Впрочем, это не мое дело.

Он смотрит на меня, когда я подхожу, но не прекращает стучать молотком.

— Новый забор? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Старый и гниющий не очень будет смотреться в глазах твоих клиентов.

— То есть, после того, как узнал, что я живу здесь, ты строишь среди ночи новый забор не для того, чтобы соорудить непреодолимый барьер между нами, а ради моих клиентов?

— Ага, — говорит он, с грохотом опуская молоток, и забивает гвоздь до упора.

— Я сделала что-то не так? — спрашиваю я.

— А? — спрашивает он. — Нет.

— Ты злишься на меня за то, что я была в твоей спальне, или...

Он перестает стучать молотком и смотрит на меня.

— Ты была в моей спальне? Какого черта?!

Идиотка. Зачем я упомянула об этом?

— Эмили настаивала, чтобы показать мне, — говорю я, пытаясь придумать оправдание. — Она хотела показать мне пульт от окна.

Он отмахивается.

— Все ок, ты не сделала ничего плохого.

— Тогда почему ты так себя ведешь? — спрашиваю я. — Я думала, мы учимся быть хорошими соседями. Мне было весело с твоей дочерью, и ты великодушно помог мне с расчисткой дорог к моему участку.

— Так ты злишься, потому что я снова не пригласил тебя на «чай понарошку»? — спрашивает он, хмуро глядя на меня.

— Нет, — огрызаюсь я. — Забудь об этом, Тео. Мне все равно. Достраивай свой забор.

Я поворачиваюсь к нему спиной и топаю прочь. Захлопываю дверь фургона и возвращаюсь в постель. Я проспала еще два часа, пока меня не разбудила проклятая строительная бригада.

Я делаю несколько визитов на дом и возвращаюсь после обеда, чтобы принять клиентов в фургоне. У меня там есть симпатичный массажный столик, и я думаю, что это хороший способ заставить моих клиентов привыкнуть ездить в горы, чтобы увидеть меня.

Мисс Риверс прибывает в три, как раз, когда строительная бригада заканчивает работу. Вряд ли кто-то согласится на массаж под звук отбойных молотков.

Я впускаю ее и улыбаюсь.

— Узнаете фургон?

— Ты хорошо постаралась, чтобы он выглядел очень мило, — сказала мисс Риверс. — Райлену это никогда не удавалось.

Я улыбаюсь.

— Небольшой намек на то, как будет у меня в SPA.

— А SPA-салон будет идти в комплекте с ним? — спрашивает она, указывая в сторону Тео.

Этот упрямый засранец долбит все утро и весь день, и он не выказывает никаких признаков того, что уйдет до наступления сумерек. Черт, возможно, он и всю ночь будет молотить.

— Извините, — говорю я. — Если вас беспокоит стук молотка...

— Вовсе нет, — говорит мисс Риверс. — Этот мужчина великолепен. Он может долбить сколько угодно, если ты понимаешь, о чем я.

Я нервно смеюсь.

— Ты с ним ладишь? — спрашивает она меня.

— Эм-м... — запинаюсь я. — Сначала я думала, что да, но давай просто скажем, что, возможно, это к лучшему, что он строит этот забор.

— Очень плохо. Почему те, кто так хорошо выглядит, всегда ведут себя как заноза в заднице?

— Мистер Риверс все еще очень хорошо выглядит, — говорю я.

— Конечно, но он та еще заноза! — смеется она.

Все время, пока делаю массаж мисс Риверс, я слышу, как вдалеке стучит молоток. В какой-то момент раздается еще и громкое механическое жужжание.

— Милая, — говорит мисс Риверс. — Ты более напряжена, чем я, что случилось?

— Я не могу сосредоточиться при таком шуме, — говорю я. — Вы не возражаете, если...

— Давай, — говорит она. — А я пока тут отдохну.

Я выхожу из фургона и направляюсь прямо к Тео. У него в руках какой-то шлифовальный станок, и он работает на моей стороне недавно возведенного забора.

Он смотрит на меня и выключает шлифовальную машину.

— Ты на моей территории, — говорю я.

— Неа, — говорит он. — Я построил забор на несколько метров вглубь своего участка, так что технически я все еще на своей территории.

— Это чтобы ты мог шпионить за мной?

— Зачем мне это делать? — спрашивает он.

— Забудь, — рявкаю я. — У меня там клиент, не мог бы ты отложить на время электроинструменты?

— Я могу потребовать с тебя деньги за этот забор, — говорит он. — Это выгодно нам обоим.

— Я не просила тебя его строить его, Тео.

— Я тоже не говорил, что собираюсь брать с тебя деньги, — говорит он. — Я просто говорю, что могу.

— Отлично. Огромное спасибо, — говорю я со всем сарказмом, на который только способна.

— Ага, — говорит он, — Всегда пожалуйста. Наверное, я его чуть позже отшлифую.

Он поднимает шлиф машинку, хватает свой ящик с инструментами и начинает перелезать на забор.

— Пока, я так полагаю, — шепчу я, когда он исчезает за забором.

— Ты все еще стоишь на моей территории! — кричит он через забор.

— Придурок, — кричу я в ответ и возвращаюсь к своему фургону еще более злой, чем когда-либо.

* * *

Через несколько дней, ближе к вечеру, я слышу стук в дверь.

Я открываю ее и очень удивляюсь, увидев Эмили. Одну.

— Эмили? — спрашиваю я. — Как ты тут оказалась?..

— Рядом с забором есть дерево. Я на него залезла, — говорит она как ни в чем не бывало.

— О.

— Папа опять ворчит, — говорит она, надув губы.

Я прикусываю губу.

— Эмили, я знаю, что обещала, что мы снова поиграем, но не думаю, что твой отец хочет, чтобы я играла с тобой.

— Я знаю, — говорит она.

— Откуда? — спрашиваю я.

— Потому что, когда я спрашиваю, он всегда говорит: «Я не хочу, чтобы ты играла с ней».

Я смеюсь.

— Думаю, это довольно ясный ответ, да?

Она кивает.

Я понимаю, что теперь, когда Эмили пришла навестить меня, у меня будут большие неприятности с этим ворчуном. Я могла бы попросить ее сохранить это в тайне, перелезть обратно и вернуться домой... но это почему-то кажется безответственным. Что, если она поранится, пытаясь перелезть обратно?

— Думаю, мне нужно отвезти тебя домой, — говорю я.

— Может, поиграем здесь? — спрашивает она с надеждой. — Я не принесла Элизабет, Лео или льва-девочку, но мы можем притвориться, что они здесь. Они все равно не настоящие.

— Помнишь, как ты сказала, что твой папа ворчун? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Ну, я не хочу, чтобы он на меня злился, поэтому я отвезу тебя домой.

— Ладно, — говорит она, разочарованно опустив голову.

Я помогаю ей сесть на пассажирское сиденье и завожу внедорожник.

Пока мы ехали, она произнесла фразу: «моя мама умерла».

— Соболезную, — говорю я, толком не зная, что еще можно сказать.

Я ловлю себя на мысли, что задаюсь вопросом, не потому ли Тео такой брюзга.

— Все нормально, — говорит Эмили. — У меня есть папа. Мама умерла, когда я была совсем маленькой. Я даже не помню ее.

Это почему-то кажется мне еще более печальным, но Эмили не кажется расстроенной. Хотя я не совсем понимаю, зачем она мне это рассказывает.

— Я надеялась, что вы с папой поладите... — говорит она, но тут же замолкает. Она сжимает руки вместе и прижимает подбородок к груди.

Мне не нужно, чтобы она заканчивала фразу. Я знаю, что она собиралась сказать.

Я подумываю о том, чтобы сказать что-нибудь в защиту Тео, но я действительно не хочу ввязываться во что-то подобное. Только не с Тео.

— Мне просто нравится играть с тобой, — говорит Эмили. — Может ты спросишь папу, можем ли мы играть вместе. Вы с ним не должны играть вместе, только мы — ты и я.

Я чувствую, как горят мои щеки. Знает ли Эмили, что это значит для взрослых — играть вместе — или она просто говорит это совершенно невинно.

— Может быть, — говорю я.

К этому времени я уже подъезжаю к дому Тео. Его грузовик стоит на подъездной дорожке.

— Я сама могу туда пойти, — говорит она, — не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— Думаю, мне следует проводить тебя до двери, — говорю я.

— Наоми, — говорит она. — Тогда у меня могут быть неприятности.

— Знаю, милая. Я постараюсь помочь тебе не попасть в беду, когда скажу ему. Хорошо?

Она кивает.

Дверь открывается прежде, чем я успеваю постучать. Он смотрит на нас с Эмили.

— Она перелезла через забор? — спрашивает он меня.

Я киваю.

— Эмили, ну же, — говорит он, качая головой. — Что я тебе говорил?

— Ты говорил мне не делать этого, — говорит она.

— Иди в свою комнату, — говорит он, — я позову тебя, когда ужин будет готов.

— Но...

— Иди, — говорит он, указывая на лестницу.

Она проходит мимо него, низко опустив голову. Он смотрит, а затем переводит взгляд на меня.

— Полегче с ней, — говорю я.

— Я знаю, как воспитывать свою дочь, — говорит он. — Прости, что она тебя побеспокоила.

— Она не беспокоила меня. Она такая милая девочка.

— Да, — говорит он. — Я хорошо ее воспитал.

Я фыркаю через нос. Он пытается полностью взять на себя ответственность за то, что является — насколько я могу судить по темпераменту Тео и Эмили — полностью генетикой ее матери.

— Забор выглядит неплохо, — говорю я.

— Да? — спрашивает он. — Клиенты комментируют мастерство специалиста?

— Не думаю, что кто-то из них его заметил.

— Хороший забор должен быть незаметным, — говорит он, — как и хороший актер.

— Я почти уверена, что люди замечают хороших актеров. Ты когда-нибудь замечал, что их имена выделяют на плакатах и в трейлерах, и люди всегда говорят о них?

Тео пренебрежительно отмахивается.

— Это громкие голливудские имена, они не очень хорошие актеры. Хорошие актеры —это те, кто делает свою работу, не привлекая внимания. Как и мой забор.

— Как скажешь, — и я понимаю, что улыбаюсь.