Её глаза умоляли рассказать, поэтому Джейк принялся старательно разглядывать последний кусочек бекона. Он просто придурок, раз согласился на завтрак и сознался, что помнит её. Он полный придурок, потому что обрадовался, когда Кара сказала, что рассталась с последним своим парнем почти год назад. День пройдёт, и он больше никогда её не увидит.

От бессильной злости Джейку хотелось вдарить кулаком по стеклянной стене, но, обернувшись, он заметил встревоженный взгляд Кары, и напряжение чуть спало. Он облокотился на стол.

— Я давно уже не разговаривал по-настоящему.

— Времена сейчас трудные. Нет ничего постыдного в том, чтобы быть бездомным.

Ему так сильно, до боли, хотелось коснуться её протянутой руки. Вместо этого он отодвинулся.

— Быть бездомным куда лучше, чем жить, как я!

— Расскажи мне, в чём дело. — Она вздохнула, и джемпер натянулся на груди. — Не может быть, чтобы ты давно жил на улице. И клянусь, ты совсем не постарел.

Проклятье. Она не собиралась легко сдаваться. Может быть, отступится, если решит, что он чокнутый? Джейк похлопал себя по животу:

— Спасибо за завтрак. Не ел аж с тысяча восемьсот двадцать четвёртого.

— Смешно. — Она улыбнулась.

— Было бы смешно, если б не было правдой.

Её лицо посуровело. Он рассчитывал не на это, но злость тоже сойдёт. Пора плеснуть в огонь бензина.

— Хочешь всю правду? Ну, так вот. — Он отодвинул тарелку и навалился грудью на стол. — На мой тридцать второй день рождения хиппи в парке дал мне дозу ЛСД. Я, как дурак, принял её, и с тех пор неважно, где я нахожусь и что на мне надето, чем занимаюсь и где засну, каждое утро я просыпаюсь в одном и том же месте, в один и тот же день, только в разные годы, в той же самой треклятой одежде, в карманах которой лежат всё те же задравшие вещи. — Он хлопнул по столу раскрытой ладонью. — Я даже не могу сосчитать, сколько дней я уже терплю это, или в скольких годах побывал. Потерял счёт, потому что бумаги при моём, блядь, пробуждении никогда не оказывается на месте.

Он никогда не произносил таких слов в присутствии дамы. Мама бы ужасно расстроилась. Отец наградил бы его пощёчиной. Но Джейку было уже наплевать.

Пока он выдавал свою тираду, Кара будто окаменела. Но теперь она расслабилась и снова протянула руку:

— Зачем ты рассказываешь мне эту чепуху?

— Потому что это правда.

— Ты представляешь, как смехотворно это звучит? Объясни мне, как могло случиться хотя бы что-нибудь из сказанного.

— Думаешь, я знаю? — Он стукнул по столу. — Думаешь, понимаю, как, даже если переодеваюсь, рву этот костюм на клочки или сжигаю, я все равно просыпаюсь каждое утро в нём, как в новеньком? Думаешь, знаю, почему, даже если ложусь избитый, весь в порезах и синяках, или засыпаю в объятиях шлюхи, я всё равно просыпаюсь один, и таким же здоровым, как был в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году — году, когда прожил свой последний чёртов нормальный день?

С горящим лицом он отпрянул, ударился спиной о стенку кабинки и понял, что кричал — несколько голов повернулись в их сторону. Что еще хуже, глаза Кары повлажнели. Она так старалась помочь ему, пыталась вернуть ту близость, что они почувствовали в прошлый раз. А он вёл себя как идиот.

Он потянулся к ней — её ладонь по-прежнему лежала на столе, — но она отдёрнула руку и попыталась сморгнуть непрошеные слёзы. Сердито вытерла одну непослушную, всё-таки выкатившуюся.

— Как ты смеешь кричать на меня? Я всего лишь спросила, а ты начал изгаляться. Хоть на вид ты всё тот же, ты изменился.

Джейку хотелось попросить прощения, но что толку? Для него вежливые разговоры остались в прошлом. Он уставился на исцарапанную столешницу.

— Тебе нравится грубить?

— Извини. — Стыд окутал его будто облаком.

Кара вернула руку на стол.

— Пожалуйста, хотя бы объясни, почему спал в парке. Пятнадцать лет назад ты говорил, что работаешь на Уолл Стрит. Ты что, потерял всё из-за краха какого-нибудь инвестиционного фонда?

Он уже сорок два года как там не работал. Что он мог ответить?

Зачарованный видом тонких длинных пальцев, Джейк размышлял, каковы они на ощупь. Рука её казалась такой мягкой, а он так давно не прикасался к женщине… ни к кому не прикасался. Ему нестерпимо хотелось почувствовать эту мягкость, но он знал, что это будет ошибкой.

— Мою жизнь невозможно объяснить.

— Насколько плохо всё может быть? — Её рука придвинулась чуть ближе. — Ты в бегах? Шпион? Террорист? Свидетель под программой защиты или что-то в этом духе?

— Я б с радостью махнулся на любой из предложенных тобой вариантов.

— Поняла. — Она ухмыльнулась. — Ты — Усама бен Ладен.

— Кто?

— Ладно, ладно, сдаюсь. — Она подняла руки. — Скажешь, когда сможешь.

Теперь в окно светило солнце, и её волосы и кожа сияли. Боже, она была прекрасна. И так же добра, щедра, остроумна, как и в детстве. Если б только он мог оставаться здесь, в этом времени. Но это было невозможно, и от того, что он увидел её сегодня, ему будет только хуже.

Побыв с Карой совсем недолго, Джейк знал, что ему суждено вечно тосковать о ней. Он будет горевать, что не смог узнать её, сожалеть о несбывшемся, мечтать о невозможном. Проводить с ней время — всё равно что сыпать соль на открытую рану его жизни.

Темнота набросилась на него со всех сторон, изгнав солнечный свет из глаз, заполнив каждую мысль в мозгу, каждую клеточку тела. Облокотившись на стол, он схватился руками за голову.

— Когда это кончится? Я должен прекратить это.

Склонившись к нему, Кара положила свои тёплые ладони ему на руки. Ощущение оказалось лучше, чем он ожидал — и приятнее и больнее, будто что-то, гудя, перетекало из тела в тело, изгоняя мрак из его души.

Пальцем приподняв Джейку подбородок, Кара вынудила его снова посмотреть ей в лицо.

— Ты же не имеешь в виду самоубийство… ты не станешь…

— Если б я только мог!

Она пересела к нему; сердце её обливалось кровью.

— Нет. Не говори так.

Когда они встретились впервые, жить не хотела она — и прямым ходом двигалась к тому, чтобы стать жертвой передоза или убийства. Если Джейк серьёзно намерен лишить себя жизни, она сделает всё, что только сможет, лишь бы помочь ему. Этим она наконец сможет отплатить ему за его доброту.

Он резко качнул головой и обернулся к ней.

— Нет, я не это имел в виду. Я дурак. Не умею вести себя в обществе. — Скривив рот, Джейк попытался принять легкомысленный вид, но при этом с такой силой сжимал руками края стола, будто тот пытался ускакать от него.

Она отцепила одну из них, и их пальцы переплелись; кто — он или она — сделал это первым, Кара не знала. Её охватил жар.

— Кара, — сказал Джейк низким глубоким глосом. — Ты уже помогла мне, спасла мою жизнь — даже в большей степени, чем ты можешь понять. Твой кулон — единственная вещь, которую мне удалось удержать.

У неё всё сжалось внутри. Он сохранил её детский подарок, значит, и для него тот день что-то значил. Не в силах сопротивляться жару, исходящему от его ноги, которой она касалась, Кара подвинулась, чтобы прижаться теснее. Джейк шумно вздохнул, и их тела, их лица ещё чуть-чуть подались друг к другу.

Главный герой её вызванных буйными гормонами подростковых фантазий, которого она мечтала встретить ещё раз, сидел совсем рядом. Внешне он выглядел точно так же, как и прежде, не постаревшим ни на день. И хотя прошедшие пятнадцать лет ожесточили его, она чувствовала, что прежний, знакомый ей человек прячется под маской нахала, которую он нацепил сегодня утром.

Как же она не узнала его сразу, как только он поднял голову со скамьи? Именно из-за него ни с одним мужчиной её отношения не складывались надолго. На их месте она хотела видеть Джейка.

С каждым вдохом его крепкие бицепсы прижимались к её груди, Кара дышала часто и прерывисто, будто воздух вокруг них загустел. Стоит ей лишь чуть наклониться, и их губы соединятся. Поцелуй, о котором она мечтала пятнадцать лет, станет явью.

Джейк отпрянул, и Кара чуть не застонала.

— Нельзя так, — сказал он, будто пытаясь убедить самого себя. — Мы больше не увидимся. Это невозможно.

Чувствуя стеснение в груди, Кара придвинулась чуть ближе.

— Нет ничего невозможного.

— Для меня невозможно почти всё.

— Почему? Пожалуйста, скажи, чем я могу помочь!

По-прежнему стараясь держаться на расстоянии, он так крепко прикусил губу, что Кара испугалась, не пойдёт ли кровь. Наконец он сказал:

— Джордж. Помоги мне найти моего друга Джорджа.

Двумя часами позже Кара с полной неразберихой в мыслях шла по улице. Рядом на расстоянии вытянутой руки шагал Джейк, и она чувствовала его тепло, его энергию — доказательство того, что он настоящий, что он здесь, что это не сон.

Он рассказал ей чистую правду. По крайней мере, если судить по тому, что она услышала и увидела. Она не могла придумать лучшего объяснения. Свидетельства, которые представил друг Джейка, Джордж — не кто-нибудь, отставной судья! — невозможно было отрицать: их совместные фотографии, сделанные в конце пятидесятых-начале шестидесятых, а потом в разные годы за последние четыре десятилетия. На каждом последующем снимке Джордж, которому сейчас было уже за семьдесят, выглядел всё старше, а Джейк оставался таким же — в точности таким же. С ума можно сойти!

Джейк провёл по её руке ладонью, и Кара вздрогнула.

— Как дела?

Ощутимое беспокойство в его взгляде было гораздо лучше, чем прежние гнев или безразличие. Кара протянула Джейку руку, и он взял её, будто давая ей то, за что можно зацепиться в реальности.

— Просто в голове всё не укладывается.

Они остановились на краю тротуара, чтобы дождаться зелёного света, а рассудок Кары продолжал барахтаться в мутной воде, пытаясь вынырнуть на поверхность.

Джордж утверждал, что с тысяча девятьсот шестьдесят седьмого и по сегодняшний день видел Джейка четырнадцать раз, всегда семнадцатого апреля. Однако порядок встреч у них с Джейком был разный. Что в некотором роде даже имело смысл. Вот только доза наркотика не объясняла, как такое может произойти.