— Это была идея Митча! — хихикает Кэтлин. — Он поклялся, что никто не увидит, ну а потом, я думаю, мы немного увлеклись…

Пятнадцать минут спустя, после быстрого осмотра, становится ясно, что мистер и миссис Роджерс порезвились недалеко от ядовитого плюща, и теперь последствия их действий сконцентрировались вокруг нижних областей их тел. Вот, чёрт.

В результате они уходят с рецептом мази гидрокортизона экстра-усиленного действия и чёткими инструкциями: отложить секс до тех пор, пока не пройдёт сыпь. Не думаю, что они будут им следовать. Я улыбаюсь и качаю головой, когда заканчиваю записывать заметки в карту миссис Роджерс. Лукас стоит рядом со мной, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

— Ты не собираешься заполнять карту мистера Роджерса? — спрашиваю я, глядя на него из-под ресниц.

— Я уже заполнил.

Я смотрю вниз и начинаю писать ещё быстрее.

— Так вот в чем дело, не так ли? — спрашивает он.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

На самом деле, я понимаю, но хочу, чтобы он сменил тему.

— Ты все это время была влюблена в меня, как мистер и миссис Роджерс?

Из меня вырывается громкий смех. Он звучит вымученным и фальшивым.

— Неужели тебе больше нечем заняться? Например, ты можешь запланировать свою следующую игру с доктором Маккормиком.

— Я уже внёс её в своё расписание, а ты избегаешь ответа на вопрос.

— Это потому, что я пытаюсь работать, — говорю я, записывая в пятый раз одно и то же слово в карту миссис Роджерс. Спасибо Господи за изобретение штриха-корректора.

— Все в порядке. Я сохраню твой секрет.

Такое чувство, что он забирается мне под кожу. Мне трудно поверить, что, ведя эту старую битву, в его арсенале осталось ещё какое-то неиспользованное оружие, но это что-то новенькое, и мой разум от этого пошатывается.

Я щурю глаза и пытаюсь понять мотивы, но его нейтральное выражение лица ничего не выдает. Я не знаю, хирург ли он с ножом или ребенок с камнем ‒ в любом случае, он хочет, чтобы у меня отвисла челюсть, и мое сердце забилось быстрее, и я его не разочаровываю. Мое лицо горит. Он нашел новую, скрытую щель в моей броне, какими бы ни были его намерения. Лукас и я враждуем так долго, что он очень редко получает от меня неожиданную реакцию. Я встаю, разворачиваюсь и захлопываю дверь кабинета, нервно гадая, каким будет его следующий шаг.

img_12.png

img_13.png

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Неотправленное письмо №349

Это немного странно. Я давно не писал тебе ни одного из этих сообщений: с тех пор, как вернулся в Гамильтон. Могу ли я вообще называть их сообщениями, если я никогда не нажимал на кнопку «отправить»? Я даже не уверен, что ты пользуешься этой электронной почтой. Доктор Маккормик до сих пор обещает дать нам новые почтовые адреса для работы, но, исходя из того, что парень все еще использует Windows 98, я бы не рассчитывал, что это произойдет в ближайшее время.

Я посмотрел на днях, просто из любопытства, когда первый раз написал одну из этих... «записей в журнал»? «криков в пустоту»? Как бы я ни называл эти сообщения, первое было написано на первом курсе в Стэнфорде. Прошла неделя первого семестра, и, думаю, можно было смело сказать, что я соскучился по дому. По крайней мере, это то, что я написал тебе по электронной почте. Я все говорил и говорил о том, что скучаю по Гамильтону, но ни разу не упомянул, что скучаю по тебе.

Думаю, я довольно хорошо умею хранить секреты. Я никогда не говорил тебе, что подал заявление в Дьюк. Мне предложили стипендию, как и тебе, но потом я подслушал твой разговор с Мэделин перед выпускным. Ты всё говорила и говорила о том, как рада переезду. Тебе не терпелось выбраться из Гамильтона и быть подальше от меня.

Я получил сообщение. Чётко и ясно. Возможно, это был первый раз в нашей жизни, когда кто-то из нас понял намек, ха.

Я поступил в Стэнфорд, и был готов начать все сначала, но вместо этого провел весь первый год, думая о переводе в Дьюк. Я не вступал ни в какие клубы и не заводил друзей на всю жизнь, которые в итоге становятся твоими шаферами. Я тусовался в своей комнате в общежитии и слушал CD-диски, которые ты записала для Мэделин. (Перед переездом я украл большую часть её коллекции.) Было что-то успокаивающее в том, чтобы слушать песни, которые ты выбрала сама, даже если они были записаны не для меня.

Боже, это было так давно, десять лет назад, и все же, я до сих пор помню, как был тем восемнадцатилетним парнем в колледже: я так тосковал по дому, что было больно.

Я преодолел это, я преодолел много вещей, но по сей день меня мучает один вопрос, который слишком поздно задавать.

Было бы не так больно, если бы я просто отправил, то, первое письмо?

img_14.png

Нынешнее сражение с Лукасом отличается от того, что мы вели раньше. Одиннадцать лет назад наше оружие было традиционным и простым: табели успеваемости, бег на время, результаты тестирования и смертельные взгляды, которыми мы одаривали друг друга. Не было никаких намеков на прелюдию. Я бы даже предположила, что в старших классах Лукас не смог бы отличить слово «прелюдия» от слова «предплечье». Но взрослый Лукас может. Похоже, Стэнфорд обучил его не только биологии. Я должна написать письмо декану с поздравлениями и благодарственными словами.

У меня нет проблем с ведением войны.

Просто дело в том, что я понятия не имею, что поджидает меня за углом, и, какие маленькие трюки Лукас припрятал на сегодня в своем рукаве ‒ и это меня нервирует. Это заставляет меня сомневаться в каждом решении, которое я принимаю.

В понедельник утром я надеваю черное платье до колен, стою перед зеркалом и пытаюсь рассмотреть себя со всех сторон. Да, спереди оно выглядит подходящим, но что, если мне придется нагнуться и поднять карандаш? Будет ли разрез выглядеть безвкусно, или он будет кричать «еее-хууу»?!

Я меняю черное платье на брюки и блузку. Никакого риска в шерстяных обтягивающих брюках.

Но только не сейчас, теперь пребывание рядом с Лукасом влияет на мой внутренний термостат. Я больше не могу регулировать температуру тела так, как привыкла. Поэтому меняю шерстяные брюки на тонкую юбку-карандаш, и быстро выхожу из комнаты, прежде чем бросить еще один неподходящий предмет одежды на пол.

Прошло две недели с тех пор, как мы с Лукасом начали работать вместе в семейной клинике Маккормика. Прошло достаточно времени, чтобы привыкнуть к нему, и все же, когда в понедельник утром я захожу в офис и вижу, как он готовит кофе на кухне, его вид все еще шокирует меня.

Проходят миллисекунды, в течение которых я вижу Лукаса таким, каким его видят все остальные: высокий красивый доктор с густыми каштановыми волосами и идеальной белой улыбкой, но это мираж, вымышленный оазис, который разочаровывает, когда я приближаюсь и вспоминаю, что этот образ принадлежит Лукасу Тэтчеру.

— У тебя по понедельникам дела? — спрашивает он, подозрительно глядя на меня.

— Неужели тебе так интересно? — вздыхаю я, прежде чем подойти ближе к моему кабинету и оказаться в относительной безопасности.

После того, как бросаю свои вещи рядом со столом, я открываю сумочку и вытаскиваю предметы, которые приготовила дома: флакончик красного лака для ногтей для Кейси и издание «Чёрной материи» в твердом переплёте для Джины. Это не взятка, а просто подарки, предназначенные для получения поддержки ‒ всё это часть этапа №2.

После того, как книга и лак для ногтей с благодарностью приняты, я плыву вокруг, в торжествующей дымке. Отдавать действительно приятнее, чем получать. Я иду в смотровую, чтобы встретиться с нашим первым пациентом: миссис Викерс, пятьдесят шесть лет. Боль в лодыжке и небольшой отёк. У меня есть преимущество, но Лукас, несомненно, в какой-то момент вмешается, чтобы «вставить свои пять копеек». Я хочу разбить его копилку.

— Миссис Викерс, доброе утро. Я доктор Белл, и сегодня я буду заботиться о вас.

— Господи! Наконец-то!

Она швыряет журнал на пол. Я наклоняюсь, чтобы поднять его и вернуть ей, но она не принимает его обратно, поэтому я неловко сжимаю его в руках.

— Где вы пропадаете, заставляя людей ждать? У меня была назначена встреча в 7:45, а сейчас уже 8:00. Думаете, я могу просто сидеть здесь и ждать вас весь день? Знаете, у меня тоже есть работа.

Я хочу поправить её: наши первые встречи всегда начинаются в 8 утра, но я все еще плаваю в облаках из сахарной ваты.

— Я искренне сожалею об этом, — сладко говорю я. — Я ценю ваше время, и позвольте извиниться. После того, как вы уйдете от нас, зайдите в кофейню и закажите кофе за счёт доктора Белл.

— От кофе у меня начинается диарея. Послушайте, леди, вы думаете, что раз носите белый халат, то можете командовать всеми вокруг? Но угадайте, что? Я этого не потерплю. И вам лучше поверить в то, что я обязательно оставляю плохой отзыв о вас.

Чувствую, что Лукас стоит позади меня и, без сомнения, наслаждается происходящим. Не так уж и хочется иметь дело с таким пациентом, да, доктор Тэтчер?

— Миссис Викерс, чтобы вам больше не пришлось тратить здесь своё время, мне необходимо вылечить вас, так что давайте перейдем к делу: вы упомянули об отёке и боли в правой лодыжке?

Ее руки скрещены, а глаза прищурены. Я могу с уверенностью сказать, что она ожидала вспышку гнева в ответ на её провокацию, но я разочаровала её.

— Да, так и есть, — бормочет она, отворачиваясь.

— Тогда давайте, посмотрим.

Я кладу её карту и журнал на стол, и делаю шаг вперед. Еще пять минут мы играем в её игру, и она, наконец, позволяет осмотреть ногу. Синяки и повышенная чувствительность в сочетании с историей падения с лестницы определенно заслуживают беспокойства.

— Думаю, мы должны отправить вас в окружную больницу, чтобы сделать рентгеновский снимок. Это определенно растяжение, но мы должны исключить худшее.

— Вы не можете сделать это здесь?! Это просто смешно!