— Но за двадцать лет, проведенных в Тейлорсвилле, он ни разу не упоминал о жене, позволяя считать себя закоренелым холостяком.

— Наверное, потому что мы едва ли были семьей. Всего лишь пара двадцатилетних детей цветов, которых Летом Любви обвенчал какой-то шаман. Это даже не было законно. Но спустя все эти годы ему нравилось время от времени называть меня женой.

Мой разум пытался воспроизвести картинку, где Рэнди с длинными волосами, в хипповой разноцветной рубашке, под ЛСД говорит «клёво» и изображает символ мира.

— Серьезно? Рэнди был хиппи? — недоверчиво спросила я.

— Да. Мы оба.

— Извините, не хочу показаться надменной. Просто он казался заурядным, не могу подобрать слова точнее, чтобы оказаться частью свингующих шестидесятых.

— Поверьте. Он был более чем свингер. Две-три женщины за раз.

— О боже, — пробормотала я.

Патрисия скрутила платок.

— Его аппетит одна из причин, почему мы не остались вместе. Я просто не выдержала. Кинг и Конг, кажется, всегда были наготове, а дырочки могут вынести лишь определенную нагрузку.

Кетчер поперхнулся водой, пролив ее на колени и на пол. Оправившись от приступа кашля, он поднял ладонь.

— Прошу прощения.

Когда Патрисия удивленно уставилась на него, я попыталась ее отвлечь.

— Могу представить, наверняка это было трудно для вас обоих, — произнесла я.

Патрисия вновь перевела на меня взгляд и кивнула.

— Да. Было. Поначалу, скорее, для меня, но когда я снова вышла замуж, стало тяжело для Рэнди. Он пережил несколько сложных лет, когда действительно начал ненавидеть Кинга и Конга. Больше всего на свете он хотел быть нормальным.

— Как считаете, могли ли сексуальные наклонности Рэнди послужить причиной убийства? — спросил Кетчер.

— Нет. Большинство людей, с которыми он общался, мирные и любящие. Многие из них, как и я, исповедуют буддизм и даже муху убить считают недопустимым.

— А как насчет человека, который, возможно, завидовал особенностям Рэнди?

Патрисия улыбнулась.

— Пусть такое и возможно, но я очень в этом сомневаюсь. Когда он впервые приехал сюда, случился настоящий переполох, но люди привыкли видеть Кинга и Конга. — она повернулась ко мне. — Вы не хуже меня знаете, каким милым и обаятельным человеком был Рэнди.

Я кивнула.

— Именно так. Трудно представить, что кто-то хотел его убить.

Кетчер вскинул брови.

— И вы уверены, что после разрыва он был полностью откровенен с вами о своей интимной жизни?

— Даже когда я снова вышла замуж, мы никогда по-настоящему не расставались. Хотя физически оставалась верна своему мужу, эмоционально я ему изменяла. Благодаря нашим отношениям, с уверенностью могу сказать, что не могла не знать о сексуальном опыте Рэнди.

— Можете вспомнить кого-нибудь, у кого хватило бы духу убить его? — задал следующий вопрос Кетчер.

Патрисия прикусила нижнюю губу. Я сразу поняла, что, даже имея мысли на этот счет, она не решится их высказать. Зная о ее любви к покойному и желании, чтобы убийцу нашли, я предположила, что ее сдерживает страх.

— Во многих отношениях Рэнди был скромным фармацевтом, который любил петь в церковном хоре. Он придумал это как прикрытие. Его дикая сторона доминировала. На самом деле, она даже часто влияла на его профессиональную деятельность.

Темные брови Кетчера сошлись на переносице.

— Как это?

— Хоть Рэнди и преуспевал в фармацевтике, это не полностью покрывало его затраты на жизнь. Он любил путешествовать в такие экзотические места как Бали и Таити. Поэтому познания в химии он начал использовать в других областях.

— Вы пытаетесь сказать, что Рэнди торговал наркотиками? — спросила я.

— Можно и так сказать. Но не кокаин или метамфетамин, а его собственная... смесь.

— Смесь? — хором спросили мы с Кетчером.

— Он не любил рассказывать мне обо всем, чем занимался. Держал в неведении, считая, что так сможет оградить от возможных последствий.

— Он настолько беспокоился о своей безопасности? — поинтересовалась я.

— Вы должно быть, не очень хорошо рассмотрели его дом. Он охраняется как Форт-Нокс.

— Я обратил внимание на большое количество камер и дверных замков, — отозвался Кетчер.

— Он беспокоился о безопасности отчасти из-за своего занятия, а отчасти потому, что убегал от прошлого. Поэтому и выбрал Тейлорсвилль — маленький городок, чтобы исчезнуть.

— Значит, он готовил «смеси» в течение многих лет?

— Да. Видимо, в одной из них он допустил ужасную ошибку, и ему пришлось исчезнуть.

Мы переглянулись. Информация, что Рэнди скрывался от кого-то, имела огромное значение для дела.

— Он не рассказывал, почему переехал в Тейлорсвилль? — поинтересовался Кетчер.

Патрисия покачала головой.

— Это один из немногих секретов, которые он от меня имел. Думаю, считал, что таким образом сможет защитить меня.

— Вы знаете имена клиентов Рэнди?

— Зик Честер, дьякон в Объединенной Сионской Церкви.

Мой спутник удивленно приподнял брови.

— В списке клиентов Рэнди был священник?

— Я не в курсе деталей. Просто несколько месяцев назад застала их беседу. Кроме того, что работает над чем-то для Эзры, брата Зика, Рэнди ничего мне не сказал.

Кетчер записал имя в блокнот.

— Вы знаете что-нибудь об этом Зике Честере?

— Только то, что его брат обзавелся последователями на своих воскресных и субботних ночных бдениях.

— Вам известно, где проходят эти бдения?

— Рэнди говорил, что примерно в сорока пяти минутах отсюда, в округе Доусон.

Кетчер кивнул и оторвал взгляд от блокнота.

— Спасибо, что поговорили с нами, Патрисия. Если вспомните что-нибудь еще о бизнесе Рэнди, пожалуйста, дайте нам знать.

Он вытащил из кармана пиджака визитку и протянул женщине.

Я подалась вперед.

— Прежде, чем мы уйдем, должна спросить о родственниках Рэнди. Вы что-нибудь знаете о его семье?

— Он осиротел уже будучи взрослым: отец умер, когда Рэнди было семнадцать, а мать — двадцать три. Его старшая сестра живет в Теннеси, но они очень редко виделись. Наш круг друзей заменил ему семью.

— Поняла. Вам известно, оставил ли он завещание?

Патрисия кивнула.

— Да. У меня где-то есть копия. Я исполнитель завещания.

— Ох, хорошо. Надеюсь, он оставил инструкции о том, чего хотел после смерти.

— Да. Хотел, чтобы все произошло здесь — от кремации до службы в часовне «Обнаженного Рая».

— Здесь есть церковь? — выпалил Кетчер.

Вместо того чтобы обидеться, Патрисия просто улыбнулась.

— Мы не безбожные люди, агент Мейнс. Мы просто ходим без одежды.

Он улыбнулся в ответ.

— Прошу прощения. Все очень ново для меня, но это не повод проявлять нетерпимость.

— Спасибо.

В поисках необходимых документов я порылась в сумке.

— Как исполнитель завещания, поставьте, пожалуйста, подпись, чтобы я передала тело в крематорий. Разумеется, нужно, чтобы вы отправили мне факсом копию завещания.

Когда я протянула бумаги, она уставилась на них отсутствующим взглядом. И снова по щекам побежали слезы. Я нерешительно протянула руку и похлопала женщину по плечу. Один из первых уроков, который я усвоила о скорбящих, заключался в том, что не все люди хотят, чтобы к ним прикасались.

Но Патрисия явно в этом нуждалась. В следующее мгновение она бросилась в мои объятия и безутешно зарыдала. Потребовалось время, чтобы сориентироваться, так как впервые ко мне прижималась обнаженная женщина. Но смущение улетучилось, я могла думать лишь о том, как ее утешить. В конце концов, она потеряла любовь всей своей жизни, неожиданно и жестоко.

— Может, тебе стоит позвать Барри, — прошептала я Кетчеру.

Он кивнул и вскочил с дивана. Словно ребенка, я укачивала взрослую женщину, приговаривая слова утешения. Кетчер вернулся с Барри, и тот уселся рядом с Патрисией на диван.

— Патти? Я здесь, милая, — произнес он.

Его голос, казалось, пробился сквозь бурю горя. Патрисия отстранилась от меня и, вытерев щеки, смущенно улыбнулась.

— Прошу прощения, что так расклеилась.

— Пожалуйста, не надо извиняться. Мы все понимаем, учитывая новости.

— Вы очень добры. — Она вздохнула и сделала несколько глубоких вдохов, а потом расправила плечи. — Думаю, теперь я в состоянии заняться бумагами.

Я указала на листок, лежавший перед нами на столе.

— Просто подпишите это. — Как только она поставила подпись, я забрала документы. — Спасибо.

Патрисия перевела взгляд с меня на Кетчера.

— Вы же найдете того, кто это сделал, правда?

У нее дрогнул подбородок, и я испугалась, что она снова расплачется.

Агент уверенно кивнул.

— Да, мадам. Разумеется.

— Хорошо.

Она поднялась и слабо улыбнулась.

— Если не возражаете, я вернусь домой. Мне нужно время, чтобы переварить все это. А еще бокал вина или таблетка «Ксанакса».

Мы тоже встали.

— Конечно. Как только что-нибудь узнаем, сразу сообщим вам, — ответил Кетчер.

— Буду очень признательна.

Пожав нам руки, Патрисия позволила Барри повести ее по коридору прочь из клубного дома.

Кетчер продолжал задумчиво смотреть ей в след, и я спросила:

— Ты же не думаешь, что она что-то скрывает?

Он покачал головой.

— Нет. Она все нам рассказала.

— Тогда почему так смотришь?

В его глазах зажегся озорной огонек.

— Просто пытался представить ее с Рэнди и Кинг-Конгом.

— Ты отвратителен, — проворчала я, запихивая бумаги обратно в сумку.

— Да брось. Только не говори мне, что сама не думала об этом?

Я закинула сумку на плечо.

— Нет. Я не настолько развращенная.

По правде говоря, эта мысль приходила мне в голову, когда Патрисия говорила о том, что Кинг и Конг — это слишком много для нее.

Кетчер ухмыльнулся.

— Ты врешь, Лив.

И снова мне захотелось придушить его из-за познаний в психологии.

— Ладно. Может меня и посетила эта занимательная мысль.

Он рассмеялся.

— Тут чертова туча занимательных мыслей. Я почти уверен, что этот случай станет самым необычным, над которым я когда-либо работал.

— Почти уверена, что должна с тобой согласиться, — произнесла я, когда голый швейцар открыл для нас двери.